ЮнМи. Сны о чём-то лучшем 2 (СИ) - Лукин Андрей Юрьевич

— Кто же ты, если… — капитан замялся на секунду, но всё же сумел вывернуться, — если не та, кем тебя признали по решению суда?

— Я молодая девушка, которую непонятно за каким хреном упаковали сначала в военную форму, а затем в эту вот тюремную робу.

— Но ты же ведь не явилась в часть по тревоге.

— И что? Кто-то от этого умер? Враги прорвали нашу оборону? Северяне оттяпали часть нашей территории?

— Закон есть закон. А устав есть устав. И его выполнение обязательно для всех, кто носит погоны.

"А устав для солдата…" — тут же вспоминаю я фразу из фильма "А зори здесь тихие". Только вот этот лощёный штабной дрищ ни в какое сравнение не идёт со старшиной Васковым. Масштаб не тот.

— Совершенно с вами согласна, — киваю я довольно. — Закон есть закон. И по тому закону, на который вы ссылаетесь, меня вообще не имели право мобилизовывать. Однако, мобилизовали. Тем самым совершив должностное преступление.

— Но ты же не была против.

— А меня спросили? Знай я изначально, что меня в итоге засадят в тюрьму, я бы сразу послала вашего хитромудрого генерала дальним лесом. И вообще, что это у вас за логика такая странная — не была против? То есть, по вашему, с тем, кто не против, можно совершенно безнаказанно совершать любые противозаконные действия?

— Я этого не говорил.

— Но почему-то я именно это и услышала. Искренне советую вам, капитан, взять несколько уроков правильной речи. Вам будет полезно. Нау́читесь точнее выражать свои мысли. Если, конечно, они в вашей голове имеются.

— Да уж, теперь я понимаю, какую страшную ошибку сделал генерал Им ЧхеМу, мобилизовав тебя в армию, — только и сумел выдавить капитан. — А вот АйЮ, например, служит в полиции и всё у неё прекрасно. Потому что она настоящая патриотка.

Во как! Безупречную во всех отношениях АйЮ вспомнил. Положительным примером меня, такую плохую, решил уязвить.

— Ну надо же! — восклицаю я. — АйЮ у нас, оказывается, служит! Ну-ка, напомните мне, сколько раз она являлась в полицейский участок по тревоге? Много ли вооружённых преступников лично задержала? Скольких наркоманов выявила? Сколько краж расследовала? Сколько раз стояла в оцеплении во время антиправительственных демонстраций? Ответ: никогда, нисколько и ни разу. Может, её тоже в тюрьму на пару лет посадить? Для профилактики.

— Ей не для того дали звание, чтобы ловить преступников. Она выполняет другие функции.

— Функции красивого манекена для демонстрации полицейской формы?

— Я знаю, что у вас с госпожой АйЮ непростые отношения, но попросил бы не отзываться о ней столь неуважительно.

— Плевать на АйЮ. Лучше скажите для выполнения каких функций мобилизовали в армию меня? По северянам из пушки стрелять? Нарушителей границы выслеживать? Не слишком ли вы отважны, капитан, если всерьёз полагаете, что вместо вас на войну должна была отправиться молоденькая девочка-айдол?

— Я тебя на войну не отправлял.

— О, какая знакомая фраза! А медаль за ранение я где получила? В глубоком тылу, что ли? Или на сцене "Токио Дом"? Вот у вас такая медаль есть? Нету. А в тюрьме почему-то сижу я.

— Я не нарушал устав.

— С чем вас и поздравляю. Знаете, капитан, от разговора с вами я устаю сильнее, чем от нескольких месяцев общения с уголовницами. Воинский устав — вещь, несомненно, полезная, но не в том случае, если она заменяет человеку мозги… Господин адвокат, ответьте мне пожалуйста на несколько простых и, возможно, очень наивных вопросов. Скажите, может ли считаться дезертиром несовершеннолетняя девушка, мобилизованная в армию для чисто рекламных целей? И может ли она считаться дезертиром, если её вообще не имели права направлять в действующие войска даже в случае настоящей войны?

Адвокат в явном затруднении.

— Это непростые вопросы, ЮнМи-сии. Мне трудно ответить на них однозначно.

— Да что вы говорите! — всплескиваю я руками. — Трудно вам, бедняжке, ответить, однозначности, видите ли, нет. Правду вам сказать страшно, вот язык и не поворачивается. А правда такова: я невиновна, и меня засудили потому, что кто-то наверху отдал судьям недвусмысленный приказ: Агдан должна сесть. Вот мне даже интересно стало, кто у нас может отдавать такие приказы? Кто этот могущественный нехороший человек? Кто у нас самое сильное звено? Уж не госпожа ли Пак КынХе? Надеюсь вы не станете сейчас убеждать меня в том, что мы живём в действительно демократическом государстве, в котором свято соблюдаются права человека?

Лица у обоих моих собеседников кривятся, словно их заставили раскусить лимон.

— ЮнМи-сии, давайте всё же я озвучу то, что мне поручено, а дискуссию о демократии мы… пока отложим.

— Ладно, озвучивайте, что с вами поделаешь. Ведь не отцепитесь же. Я вся внимание.

Адвокат ожидающе смотрит на капитана. Капитан долго молчит, затем через силу выдавливает из себя следующие несколько фраз:

— Если вы, заключённая Пак, согласитесь написать прошение о помиловании на имя госпожи президента, существует очень большая вероятность того, что ваше дело будет в ближайшее время пересмотрено в суде в вашу пользу и вы сможете выйти на свободу.

— Вот как! А с какого это перепуга возникла у генерала такая странная, не побоюсь этого слова, идея?

— Он озабочен судьбой своего бывшего подчинённого, попавшего в сложную жизненную ситуацию.

— А то, что в эту сложную ситуацию я попала всецело по его вине, его до сих пор никак не заботило? Несколько месяцев обо мне не вспоминал, а тут вдруг спохватился. Дайте-ка я угадаю, в чём причина. Видимо, слишком много людей стало задаваться вопросом, кто и за что засадил в тюрягу молодую и ни в чём не виновную девушку? А ответить-то генералу и нечего. Кресло под ним зашаталось, да? Неудобно стало сидеть? Вот и придумал вывернуться за мой счёт. Я прошу о помиловании, меня выпускают, всем хорошо, все довольны, все в шоколаде. А то, что на моей репутации останется несмываемое пятно, так это мелочь. Агдан утрётся, да? Пусть уже хотя бы тому радуется, что из тюрьмы вышла… Так вот что я вам скажу, господа внезапно озабоченные. Никакого прошения я писать не буду, даже и не надейтесь. Невиновные люди о помиловании не просят. А если у вас там в вашей прогнившей армии что-то очень сильно зачесалось, то сами и расхлёбывайте. Раньше надо было думать.

— Госпожа Пак, я бы всё же настоятельно рекомендовал вам прислушаться к вышеизложенной просьбе.

— Капитан, вы можете рекомендовать что угодно и кому угодно. Это ваши и только ваши проблемы. А я свою позицию уже высказала вполне определённо. И она не изменится.

— Вы совершаете серьёзную ошибку…

— Боже мой, какая ирония судьбы, вы не находите? Вот ваши командиры сделали однажды большую подлость и теперь лихорадочно вынуждены расхлёбывать последствия. В тюрьме сижу я, а плохо почему-то вам. Вы думаете, это мне дали пять лет? Нет, это вам дали пять лет. И я уверена, что виновные за всё заплатят сполна. А кто-то, возможно, и в самом деле сядет. Вместо меня. До свидания, господа. Не печальтесь. В тюрьме тоже можно жить. Я знаю — успела убедиться на своём печальном опыте. И вот что я ещё хочу сказать вам напоследок. У нас прекрасная страна. В самом деле прекрасная. И если отправить в отставку хотя бы часть идиотов, занимающих по какому-то недоразумению руководящие должности, она станет ещё прекраснее. Так и передайте вашему генералу. Анньён!

Капитан с адвокатом недовольно смотрят на уходящую ЮнМи и слышат, как она негромко напевает:

Ханырым параке, курымын хаяке,

Шибарандо пурова, пупурын не-маим…

(서른세번째꿈) Сон тридцать третий. Дежавю

Сон Сергея Юркина

— Так, девочки, все молодцы, — говорит наконец Пэ ЮнДжон, наш хореограф. — Можете немного передохнуть. А потом возьмёмся за "Lovey Dovey".