Тайны Конторы. Жизнь и смерть генерала Шебаршина - Валерий Поволяев

Начали разбираться в истории предательства Кузичкина и пришли к выводу, что случилось это едва ли не в студенческие годы этого человека, когда он находился на практике. Познакомился с некой миловидной англичанкой, и та очень быстро переманила его на свою сторону.

Впоследствии резидент нашей разведки в Тегеране Шебаршин написал следующее: «Связался с английской разведкой, продавал наши секреты, выдавал людей. Работал долго, за деньги. В 1982 году у него возникли подозрения, что мы ищем предателя. Раньше отмечавшаяся у него склонность к спиртному стала принимать недопустимый характер. Предателю трудно жить — он везде видит опасность, пытается заглушить страх алкоголем, теряет чувство реального и принимает паническое решение бежать. Бежать от опасности, бежать от брошенной в Москве матери, бежать от тяжело пострадавшей в автомобильной катастрофе жены, от преданного им дела, скрыться от собственной совести там, где все прошлое станет несущественным».

И Кузичкин бежал. Новые хозяева помогли ему — вручили новый английский паспорт на имя Майкла Рода, выдали также поддельную бумагу, разрешавшую выезд из Тегерана, а все дальнейшее было уже делом обычной техники. Кузичкин решил покрыть позором собственное имя — что ж, как всякий предатель, он имеет на это право, Господь с ним, но тень эта, мягко говоря, непривлекательная, упала на его товарищей, работавших рядом, — они-то в чем провинились?

Шебаршин не вернулся в санаторий, не смог, первым же самолетом вылетел в Тегеран: надо было спасать людей, которые на него там работали, помогали ему — хомейнисты ведь никого не пощадят, — выводить их из Тегерана, из Ирана… А Кузичкин заложил всех, всех до единого, кого знал. Одного только человека не тронул — Игоря Сабирова. То ли забыл про него в спешке, то ли вспомнил, как вместе с ним мыкался по холодным ночным улицам Тегерана, и ничего не сказал своим хозяевам.

Тем не менее Игорь Сабиров был вынужден одним из первых уехать из Тегерана вместе с семьей.

Все агенты, которые работали на Шебаршина, на советскую разведку, были выведены из Ирана — ни один человек не был оставлен без помощи, ни один не пострадал. Хоть это-то немного успокаивало Шебаршина: все люди, о которых хоть что-то мог знать предатель, были спасены.

Кузичкин раскрыл все контакты резидентуры с партией «Туде» — подпольной, дружественной, сотрудничавшей с КПСС, выдал всех подпольщиков, а значит — приговорил их к смерти.

Один из нелегалов двинулся по проверенному каналу за кордон, но уйти не сумел. Когда все возможности были исчерпаны, ни одной тропки, по которой можно было уйти, не осталось, он вернулся в Тегеран. Обошел кругом посольство, проверяя, где находятся посты стражей, а потом, недолго думая, перемахнул через стену.

Тут же с воем, со скрипом тормозов приехало несколько автомашин с контрразведчиками.

— На территорию посольства проник человек! Выдайте его немедленно нам!

— Это наш человек. Сотрудник посольства. Проверял лично, можно ли в случае беспорядков перелезть через стену…

Контрразведчики уехали ни с чем. Шебаршин прекрасно понимал, что за Кузичкина с него взыщут, так у нас принято — он был главным в резидентуре, отвечал за все, значит, должен ответить и за Кузичкина. В чем крылась вина Шебаршина? Он об этом сказал так: «Я должен был быть более бдительным, более проницательным, лучше знать своих подчиненных».

Этого было вполне достаточно для того, чтобы понизить в должности, в звании и вообще выгнать из партии. Все находилось в руках людей, которые исполняли роль судей.

Но самое плохое было в том, что Шебаршин чувствовал себя бесконечно униженным, ущемленным, у него после этого даже сердце стало давать сбои.

В те месяцы и указания из Москвы поступали не самые точные, скажем так. «Я испил до дна чашу унижения, когда отправился к поверенному в делах Англии в Тегеране Николасу Баррингтону для выяснения того, каким образом у Кузичкина оказался английский паспорт, — написал впоследствии Шебаршин. — Мне была понятна нелепость этой затеи, но кому-то в Центре пригрезилось, что англичане выложат мне всю правду. Это был один из тех глупых приказов, которые время от времени приходилось исполнять на протяжении всей службы в КГБ».

Естественно, ничего, кроме полной сочувствия иронии, Шебаршин не получил… Баррингтон даже пообещал связаться с Лондоном и все выяснить, внутренне же просто посмеивался над русскими.

Тем временем в Иране начали арестовывать руководителей «Туде», сданных Кузичкиным, обстановка накалялась, и Шебаршин получил приказ из Москвы — вернуться домой: несмотря на дипломатическую неприкосновенность, с ним просто-напросто могли рассчитаться.

Шебаршин собрал свои вещи — их было немного — и на машине выехал в портовый город Энзели, чтобы оттуда уже на советском теплоходе отплыть домой.

Настроение было плохим — хуже некуда, — подавленным, здесь было плохо, но и в Москве его вряд ли встретят словами благодарности за «профессионально выполненный долг». С другой стороны, он выполнил свой долг именно профессионально: попав в беду, вышел из нее с достоинством, людей сохранил, часть работы законсервировал… Человеку, который придет на его место, будет много легче, чем ему.

На дворе царил февраль — один из самых неуютных месяцев в календаре. В Иране, особенно на севере, в эту пору очень часто идет мелкий холодный дождь, небо тяжелое, темное, низкое, недоброе… И кто только выдумал этот худой месяц, какой человек? На улицах Энзели почти не было людей, возникали какие-то скорбные, согбенные фигурки, перебегали с места на место и исчезали: у этих людей была своя жизнь, у Шебаршина своя.

Залив Мурдаб был плотно забит рыболовецкими лодками, но самих рыбаков не было — время-то непромысловое. Было горько, так горько, что Шебаршин не мог справиться с собой. Вещи его были перенесены на теплоход «Гурьев», через некоторое время громадное судно, глухо постукивая могучим двигателем, спрятанным глубоко внутри, отчалило от берега.

Прощай, Персия! Сюда вряд ли уже удастся вернуться — не дано. Ни самому Шебаршину, ни сотрудникам его резидентуры. Впрочем, один человек все же вернулся, он оказался не засвечен — Игорь Сабиров.

Возникла острая ситуация, когда в Тегеран надо было послать подготовленного сотрудника, опытного разведчика, а такого человека под руками не было, и Шебаршин, будучи уже одним из руководителей разведки, после некоторых непростых размышлений сказал Сабирову:

— А что, Игорь, давай попытаемся закинуть документы, а? Посмотрим, какой будет результат? Вдруг проскочат?

Документы проскочили. Игорь снова вернулся работать в Иран.