Герои - Джо Аберкромби
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну давай, я готов, – сорвалось с губ.
– Стреляй!
Сзади послышался дружный треск. Северянин опрокинулся с седла, пронзенный арбалетными болтами. Истошно крикнул еще один, уронив топор и схватившись за пробитую щеку. Горст отупело глянул через плечо. На южном берегу отмели выстроился длинный ряд стоящих на одном колене арбалетчиков. Между ними вышел еще один ряд, а первый начал перезаряжать; второй между тем становился на колено и поднимал стрелометы.
На фланге на могучем сером жеребце восседал некто рослый и властный. Генерал Челенгорм.
– Второй ряд! – рявкнул он.
И, рубанув рукой, скомандовал:
– Стреляй!
Горст пригнулся, но болты мелькнули над головой и угодили прямо в гущу северян, которые спешно разворачивали лошадей и обращались в бегство. Всхрапывали и вопили звероподобные люди и человечные звери, валясь с ног на отмели.
– Третий ряд, стреляй!
Свист и теньканье очередного града болтов. Еще несколько человек истыкано, вздыбленная лошадь перевернулась, придавив седока. Основная же масса вполне благополучно добралась до того берега и устремилась по ячменному полю на север так же быстро, как и нагрянула сюда.
Горст медленно опустил руки. Конский топот постепенно стих, и стали слышны журчанье воды и стоны раненых. И неизъяснимая тишина.
Бой, судя по всему, окончен, а он, Горст, по-прежнему жив.
«Как странно. И как удручающе».
Лучшая часть доблести
К тому времени как Кальдер подогнал лошадь и остановился примерно в полусотне шагов от Старого моста, бой был окончен. Не сказать чтобы принц так уж горевал о том, что не успел в нем поучаствовать – в этом, честно говоря, и была суть задержки. Солнце начинало клониться к западу, а тени – тянуться к Героям. Над травой лениво зудели насекомые. Кальдер почти внушил себе, что он на легкой прогулке в добрые старые времена взирает на все хозяйскими глазами сына короля северян. Не хотелось только включать в картину трупы коней и людей, сиротливо лежащие на тракте, звездой распластанного вниз лицом солдата Союза с копьем в спине, а под ним в пыли темные потеки.
Похоже, Старый мост – замшелая каменная конструкция в два пролета, сооруженная в стародавние времена и, казалось, готовая развалиться под собственным весом, – охранялся только для блезиру, и стоило людям Союза увидеть, как их товарищи бегут с холма врассыпную, они тут же, не мешкая, откатились на тот берег. Кальдер их в этом не винил.
Бледноснег уселся на большой камень, воткнув копье в землю. Рядом пощипывала траву его серая кобыла. Ветерок ерошил накинутый на плечи Бледноснега меховой плащ, тоже серый. В любую погоду старик как будто не мог согреться. Кальдер малость оконфузился, не сразу сумев вложить в ножны меч, но наконец с этим справился и присел около старого воина.
– Что-то поздновато ты сюда подъехал, – заметил Бледноснег.
– Да вот, лошадь чего-то захромала.
– Н-да, всегда что-нибудь да хромает. Знаешь, твой брат прав в одном…
Он кивнул на Скейла, который расхаживал по открытому пятачку на северной оконечности моста; брат что-то разгоряченно говорил и указывал туда-сюда палицей. Из щита у него торчал арбалетный болт.
– Северяне не пойдут за человеком, что прослыл трусом.
– Это обо мне?
– Да нет, это я так. – Серые глаза Бледноснега не выказывали ни намека на шутку. – Ты у нас всеобщий герой.
Ганзул Белый Глаз пытался Скейлу что-то втолковать, увещевая его жестами, но Скейл сердито его отпихнул и опять начал горячиться. Впечатление такое, что ему не дали подраться вволю и он рвался за реку, чтобы хоть как-то эту нехватку восполнить. А остальные эту затею вроде как не очень одобряли. Бледноснег обреченно вздохнул, как будто эта сцена была у них обычным делом.
– Именем мертвых, твоего брата иной раз, когда разгорается огнем, погасить сложно. Может, ты сможешь послужить для него голосом разума?
Кальдер пожал плечами.
– Была нужда. Кстати, вот твой щит.
Он кинул щит Бледноснегу так, что тот, едва успев поймать его перед животом, чуть не упал с камня.
– Ой-е-о-о! – Кальдер пошел на брата щегольской походкой, руки в боки, – наш дурашка! Дурашка Скейл! Храбрый, как бык, сильный, как бык, толстый, как бычий хер.
Скейл таращился выпученными глазами. Все, кто исподтишка, кто в открытую, следили за Кальдером, а ему лишь того и надо было. Ничто он не любил так, как возможность покрасоваться на виду.
– Добрый старый Скейл, и, по обыкновению, безмозглый. Великий боец, спору нет, да только вот в голове мякина.
Кальдер постучал себя по макушке, медленно простер руку и указал на Героев.
– Именно таким они там тебя и считают.
Свирепости у Скейла слегка убавилось, а осмысленности чуть прибавилось, хотя и самую малость.
– Вон там, у Черного Доу, куда они все вместе собираются вздрочнуть на короткой ноге – Тенвейз, Золотой, Железноголовый и иже с ними. Они там думают, что ты дуролом долбаный.
Частица истины в этом, несомненно, была. Кальдер подался к Скейлу, осмотрительно держась за пределами досягаемости его кулаков – жизнь научила.
– Ну так что ж ты не рвешься за мост, чтобы доказать их правоту?
– Да пошли они! – рявкнул Скейл. – Можно было перейти через этот мост и двинуть на Адвейн! Встать по обе стороны Уфрисской дороги! Рубануть этих ублюдков из Союза под самый корень! Зайти им со спины!
Брат потряс щитом, снова пытаясь скопить в себе гнев, но едва он начал рассуждать вместо того, чтобы действовать, он проиграл. А Кальдер выиграл. Кальдер это знал, и вынужденно скрыл презрение. Что было, в общем-то, привычным делом. Презрение к брату он прятал вот уже сколько лет.
– По обе стороны, говоришь? Уфрисской дороги? Это по которой, не зайдет еще солнце, будет маршировать добрая половина армии Союза?
Кальдер взглянул на верховых Скейла – всего около двух сотен, порядком измочаленных, на уставших лошадях, некоторые все еще подходят с дальних полей или же остановились у длинной стены, что тянется до самого Пальца Скарлинга.
– Ни в коем случае не уязвляю доблести славных названных отца, присутствующих здесь, но неужели их хватит на то, чтобы сойтись с несметными тысячами врага этим вот скромным числом?
Скейл тоже их оглядел, играя желваками и скрежеща зубами. Ганзул Белый Глаз, с устало-отрешенным видом отряхивающий измятый панцирь, молча пожал плечами. Скейл в сердцах швырнул наземь палицу.
– Тьфу!
Кальдер рискнул положить ему на плечо успокаивающую руку.
– Нам приказали взять мост. Мы его взяли. Если Союз захочет его отнять, пусть вначале по нему пройдет и скрестит с нами мечи. На нашей земле. А мы их будем ждать. Готовые, отдохнувшие, в отстроенных укреплениях и вблизи обозов. Честное слово, брат: если Черный Доу не порешил нас пока по одной своей подлости, то ты так и норовишь сделать это по запальчивости.
Скейл протяжно вздохнул и высморкался. Вид у него был отнюдь не благодушный. Но и головы сносить его, судя по всему, уже не тянуло.
– Ладно, черт вас возьми.
Он, нахмурясь, глянул на реку, на Кальдера, тряхнул головой.
– Клянусь, иногда говорить с тобой – все равно как с отцом.
– Спасибо, – сказал Кальдер.
Толком не понять, комплимент это или нет, но принц решил считать, что да. Одному из сыновей отца надо иметь голову на плечах.
Тропою славы
Капрал Танни попробовал скакнуть с одной желтоватой кочки на другую, левой рукой высоко держа над трясиной штандарт полка, а правой, безнадежно испачканной по самое плечо всякой гадостью, страхуясь от оскальзывания и падения в эту самую гадость. Болото было именно таким, каким представлял Танни. И ничего хорошего не сулило.
Хаотичный лабиринт каналов стоялой бурой воды, подернутой радужной маслянистой пленкой; с гнилыми листьями, пахучей грязной пеной и хилыми камышами. Если поставишь ногу, а она при этом лишь с чавканьем уйдет по лодыжку, то, можно сказать, повезло. Тут и там извивались кожистые корни чертова дерева; при желании можно дотянуться до редких ветвей с чахлыми листьями, в бородах мха и гирляндах ползучих растений. Из стволов прорастали причудливых форм грибы. Стояло неумолчное то ли кваканье, то ли жужжание, исходящее отовсюду и как бы ниоткуда. Какая-то треклятая порода не то птиц, не то лягушек, не то насекомых, причем невидимых глазу. А может, это само болото издевается над незадачливыми гостями.
– Лес проклятых, драть его лети, – прошептал он.
Вести через это гиблое место батальон – все равно что гнать стало овец по сточной трубе. И, как всегда, в авангарде почему-то тащился он с четырьмя самыми что ни на есть сырыми рекрутами Союза.
– Куда идти, капрал Танни? – допытывался Уорт.
– Куда-куда. Проводник говорил держаться травянистых клочков.
Хотя того, что честной народ именует травой, вокруг было очень уж немного. Как, собственно, и народа, который можно назвать честным.