Дочь полковника - Ричард Олдингтон

Все говорили разом, задавали вопросы, не получали ответа, испускали бесполезные восклицания. Миссис Ригли продолжала вопить и сыпать проклятиями, на редкость сочными в своей непристойности, которая заставила Джорджи содрогнуться даже больше, чем вид крови, пролитой штатским. Маккол начал распоряжаться. Четырем из вездесущих безработных он приказал отнести фермера Ривза в ближайший дом, а пятый получил распоряжение отвести занервничавшего жеребчика назад в конюшню. Миссис Ригли он сурово велел замолчать. В ответ она назвала его низким бесчувственным скотом, залилась слезами и попросила, чтобы ее похоронили в одной могиле с возлюбленным. Тем временем доктор отослал Джорджи в автомобиль дожидаться его там.

Джорджи не очень нравилось сидеть одной посреди незнакомого селения — как они все смотрят! Тем не менее их неодобрительное разглядывание она выдержала с полным достоинством: почему-то, сидя в автомобиле, преисполняешься пренебрежения к шарящим по тебе глазам, какого невозможно почувствовать, если сидишь просто на придорожном камне. Маккол отсутствовал очень долго — во всяком случае, так показалось ей. Наконец он вернулся с сердитым лицом и завел автомобиль излишне резко.

— Я этими людишками по горло сыт, — сказал он. — Живут, как свиньи, а страховой врач — их раб. И даже «спасибо» не услышишь.

— Но как он? — робко осведомилась Джорджи. — Он не убит? Нет?

— Господи, конечно нет! Пришел в себя еще при мне. Но ничего хорошего: сломана челюсть, и, боюсь, он может лишиться глаза.

— Ах! — Джорджи благовоспитанно содрогнулась при мысли о чужой боли. — Бедненький, как ужасно! Почему тот другой решился на такую страшную вещь?

Маккол заколебался — обязан ли врач просвещать? Ну, ей не помешает узнать кое-что о подлинной жизни: может, научится в будущем остерегаться вкрадчивых подлецов вроде Перфлита.

— Камень бросил Ригли, муж этой женщины, — сказал он медленно. — А бросил он его в человека, который содержит ее и часть их детей.

— Ах, как ужасно! — повторила Джорджи, вновь благовоспитанно содрогнувшись. На этот раз от девичьей стыдливости.

— Разве вы ничего про это не слышали? Да, ведь вы уезжали! Скандальнейшее было происшествие.

— Она… она оставила своего мужа, — спросила Джорджи, еле дыша от волнения, — и поселилась у другого мужчины?

— Да.

— Как ужасно она поступила! И каким мерзавцем должен быть этот другой! И какое горе для бедненького Ригли! Разумеется, — продолжала она добросовестно, — я не одобряю, что он пытался вот так убить этого другого, но считаю, в подобных случаях есть все оправдания. А вот женщина, я считаю, должна понести наказание. Только дурная женщина способна на такой поступок.

— Хм? — Маккол, вспомнив о Перфлите, скосил глаза, но увидел лишь выражение абсолютно добродетельного негодования. — Не думаю, что ее можно как-то наказать, но не удивлюсь, если Ригли получит три месяца за нанесение телесных повреждений.

— Не может быть! Вы правда так думаете? Но неужели они не поймут, как должен он был любить ее и страдать, если решился на подобное.

— Ну, не знаю. Видите ли, мистер Ригли тоже не такая уж ходячая добродетель, и его жена, если захочет, может устроить ему крупные неприятности.

— Какая жалость! Это ведь до ужаса несправедливо! Ну пусть он пил, но все-таки, я считаю, у нее не было права вот так его бросить!

Джорджи стояла за серьезность намерений и за то, чтобы люди с серьезными намерениями держались вместе, пока смерть их да не разлучит. И совершенно очевидно, раз уж отыскать мужчину с серьезными намерениями не так-то просто, бросать его ради другого, чьи намерения могли оказаться вовсе не серьезными, значило поступить с глупой и мотовской нерасчетливостью. Маккол подумал, что она принадлежит к породе жен с бульдожьей хваткой.

— Нет, дело не в пьянстве, хотя не сомневаюсь, что этот джентльмен не откажется от стаканчика крепкого напитка. Я имел в виду что-то, к чему закон относится более сурово.

— Но что же?

Маккол снял руку с рулевого колеса и потер рукавицей подбородок.

— Мне трудно найти подходящие выражения, но по слухам… и я не сомневаюсь в их истинности… этот добродетельный супруг, которого вы так жалеете, не брезговал жить на безнравственные заработки своей жены.

— Безнравственные заработки? — спросила Джорджи с приятным волнением, заинтригованная тем, что и заработки могут быть безнравственными. — А что это такое?

— Вы правда не знаете?

— Нет.

Маккол присвистнул.

— Чтоб мне пусто было! Значит, все еще одна половина человечества не ведает, как живет другая!

— Я знаю, что я ужасно невежественная, — жалобно сказала Джорджи, — но как может девушка узнать что-то о жизни, безнравственности и других важных вещах? Спрашивать папу и маму мне не хочется, хотя у меня столько вопросов! А другие девушки только глупо хихикают, а священники всегда говорят, что приличных девушек следует отгораживать от мира. Но я не хочу, чтобы меня отгораживали от мира, я хочу знать о нем!

— Ну что же, вполне естественно, — заметил Маккол, несколько удивленный таким взрывом. — Но мне казалось, — добавил он злокозненно, — что вы должны были много почерпнуть у нашего общего друга Перфлита.

Джорджи густо покраснела.

— Он говорит невозможную чепуху, я считаю его подлым человеком и не хочу его больше видеть! Никогда!

«Ого, — подумал Маккол, — вот, значит, как далеко зашло, а? Уж слишком она щедра на уверения!»

А вслух он сказал, старательно глядя на дорогу перед собой, чтобы дать ее румянцу схлынуть:

— Проступок мистера Ригли, который, по-моему, рассматривается законом довольно сурово, заключается в том, что он позволял жене иметь дело с другими мужчинами, брать у них деньги и отдавать часть этих денег ему.

Осмыслить все это сразу Джорджи не удалось.

— Я не совсем поняла. Я… Вы хотите сказать, что миссис Ригли делала это… с другими мужчинами… за деньги?!

— Да.

— Ах! И он знал? И брал эти деньги?

— Как он мог не знать? Он же видел, что его жена всегда при больших — для женщины этого сословия — даже очень больших деньгах, и ему было известно, что заработать столько честным трудом она никак не могла.

Джорджи тщетно подыскивала слова, чтобы выразить весь свой гадливый ужас и изумление. Принадлежность к сельской знати чревата среди прочих теневых сторон убогостью словарного запаса, так что чувство, вызванное волосом в супе, и священный ужас перед кровосмешением приходится изливать в одних и тех же выражениях.

— По-моему, это жутко отвратительно! — воскликнула она. — Это… это низко!

— Да уж не высоко, — хладнокровно согласился Маккол.

— Просто поверить не могу! — негодовала Джорджи. — Я думала, это делают только самые ужасные уличные женщины, но ведь Ригли состоят в браке, у них есть дети! Их надо выгнать из Клива!

— Ну так они переберутся куда-нибудь еще и натворят там вещей похуже, — философски заметил Маккол. — И хотя их приемы слишком уж прямолинейны, уникальной парой я их никак не назову.

— Как! Неужели, по-вашему, есть и другие такие люди? Не верю!

— Милая барышня, — с легким раздражением ответил Маккол, — я ничего обидного сказать не хочу, но вы крайне не осведомлены о жизни.

— Да, я знаю. — К Джорджи вернулось все ее смирение. — Но я просто не в силах поверить, что это правда.

— Тем не менее это так. Многие мужчины карабкаются наверх по ступеням своих мертвых любовей. Многие незаслуженно успешные карьеры прячут темные тайны. Я вовсе не утверждаю, что подобное можно найти среди честных простаков, среди людей, на чьей порядочности держится мир. Конечно, ничего подобного и помыслить нельзя о людях вроде Каррингтона, или Джадда, или большинства обывателей в здешних приходах, но, как вы видите, Ригли есть и тут. А в мире карьеризма, так сказать, они не только не исключение, но почти правило.

— В мире карьеризма? — пробормотала Джорджи с недоумением.

— Я имею в виду мир или сферы, где люди существуют почти только благодаря своей пронырливости и хитрости. И другие сферы, где они пролагают себе путь любой ценой — и достойной и недостойной.

— Но вы же сказали, что Ригли серьезно нарушали закон! Почему же они не в тюрьме?

Маккол вздохнул. Устало и с некоторым нетерпением.

— Вы же не думаете, что люди в мире драгоценностей и автомобилей будут вести себя с наглым бесстыдством Ригли? На все есть своя манера. Например, начинающий предприниматель знакомит свою хорошенькую жену с влюбчивым, но влиятельным давно утвердившимся человеком и не слишком интересуется, о чем они беседуют, лишь бы его новой фирме была оказана поддержка там, где следует.

— А! Предприниматели! — произнесла Джорджи с великолепным презрением военной аристократии к тому, о чем она не имеет ни малейшего понятия.