Русская повседневная культура. Обычаи и нравы с древности до начала Нового времени - Татьяна Георгиева

Сложный и многообразный чин царских выходов и богомолий никогда еще не соблюдался с такой точностью и торжественностью, как при Алексее Михайловиче. Вся жизнь государя была подчинена обрядам. Самые незначительные подробности светских и церковных церемоний занимали его порой больше, чем важные государственные дела. К народу царь выходил не иначе как в сопровождении стрельцов и бояр. Царица показывалась людям только в большие праздники, в сопровождении большой свиты придворных.

Царский дворец должен был отражать величие власти государя. На двор никто не смел въезжать на коне, входили только пешком. Проходя мимо дворца, всякий должен был снимать шапку и кланяться.

Один из иностранцев, живших в Москве в то время, писал: «Двор московского государя так красив и держится в таком порядке, что между всеми христианскими монархами едва ли есть один, который превосходил в этом московский. Подданные, ослепленные его блеском, приучаются благоговеть пред царем и почитают его почти наравне с Богом».

Ближайшее к царю окружение каждое утро ожидало его выхода в передней из внутренних комнат. Низшие же чины собирались обычно на крыльце, где часами дожидались, не потребуется ли их служба государю. В любую погоду, в морозы простаивали они подолгу, не смея отойти даже погреться.

В отношении своей семьи, а уж тем более подданных царь держался на недосягаемой высоте: даже когда он хотел узнать о здоровье царицы или детей, то отправлял боярина.

Перед народом Алексей Михайлович появлялся во всем блеске и великолепии. Царь ехал либо на широких санях, либо в богато украшенной карете. Двое бояр стояли с обеих сторон кареты на специальных подножках, еще двое — на запятках. Государя сопровождал отряд стрельцов, а перед кортежем подметали улицу и разгоняли народ. Москвичи, завидев вдали царский поезд, прижимались к заборам и падали ниц. Всадники слезали с коней и тоже вставали на колени. Но большинство, когда царь проезжал по улице, предпочитали прятаться в доме.

Надо признать, что многое, если не все, в русском царстве держалось на принуждении. Так, казенные предприятия, обеспечивавшие царский двор оружием и предметами роскоши — Пушечный и Хамовный дворы, Оружейная, Царская, Золотая и Серебряная палаты, — были основаны на принудительном труде. Массу земледельческого и ремесленного населения охватывали разного рода подати, повинности и поборы.

С каждым новым государем и новым сводом законов — от Судебника великого князя Ивана III (1497) до Соборного уложения царя Алексея Михайловича Романова (1649) — тягло становилось все более непосильным. А значит, усиливалось стремление избавиться от него — бегством, а то и мятежом.

Недовольство народа время от времени выливалось в серьезные волнения. В 1648 году разразился «Соляной бунт». Поводом к восстанию послужило увеличение налогов с населения взамен вызывавшей ранее возмущения повышенной соляной пошлины. Государство отвечало по-своему: в 1653 году был принят Указ о наказании воров и разбойников вместо смертной казни ссылкой в Сибирь с предварительным битьем кнутом и отсечением пальца. Дело тут не в смягчении законодательства, а в том, что «разбойников» стало слишком много — убивать их было не по-хозяйски, тогда как в Сибири требовались рабочие руки.

К воцарению династии Романовых поиссякли былые пушные и бортевые богатства лесов и не накопилось достаточных навыков в рудознатстве и ремеслах. Чтобы иметь серебряный рубль, приходилось перечеканивать ввозимые с Запада иоахимсталеры (прозванные «ефимками»); затем решили выпустить в обращение медную монету, приравняв ее по стоимости к серебру. В итоге деньги обесценились, цены выросли в три-четыре раза и торговать стало невыгодно. Попытки заменить серебро медяками закончились в 1662 году новым бунтом, вошедшим в историю под названием «Медного», причем в нем участвовала не только беднота, но и богатые купцы. Бунтовщики отправились в село Коломенское и потребовали у царя Алексея Михайловича выдачи «изменников» — бояр, придумавших медные деньги. Царь для виду, чтобы протянуть время, согласился и, пока мятежники грабили в Москве богатые дворы и винные погреба, собрал в Коломенском верных стрельцов. Бунтовщики спохватились с опозданием — и восстание было жесточайшим образом подавлено.

Все это стимулировало разведку собственных недр и выведывание заграничных производственных секретов, которое Алексей Михайлович возложил на особый Приказ тайных дел. Впрочем, о мехах не забывали — с покоренных в Азии народов от имени царя взимали ясак — налог пушниной. Русские землепроходцы из государевых служилых людей и казаков в поисках мест, где соболя «и всякого зверья» много, неутомимо двигались в заполярную тундру и за «каменный пояс» Уральских гор. К середине XVII века, пройдя сквозь сибирскую тайгу, они добрались аж до берегов Тихого океана.

В 1656 году в день приезда царя Алексея Михайловича в Полоцк ему были поднесены приветственные вирши. Их автором был монах Симеон (в миру — Самуил Емельянович Петровский-Ситнианович; 1629–1681), позже получивший топонимическое прозвище Полоцкий. Когда Полоцк в 1661 году перешел в руки поляков, Симеон, боясь преследований за свои симпатии к русскому царю, бежал в Москву и стал преподавателем в Спасской школе. В 1667 году он был приглашен преподавателем к тринадцатилетнему царевичу Алексею Алексеевичу, а после его смерти стал учить восьмилетнего царевича Федора. Предметами обучения были: латинский и польский языки, политика, риторика и богословие. Под его влиянием проходило образование и царевны Софьи. Годы скитаний не прошли для Симеона Полоцкого бесследно, до приглашения ко двору он получил два высших образования: православное (в Киево-Могилянской академии) и католическое (в иезуитской Виленской академии).

Симеон Полоцкий ценился при дворе не только как сведущий учитель, умевший «подсластить» науку и заинтересовать ученика, оживляя рассказ разными остроумными сравнениями и пояснениями. Вскоре он стал официальным проповедником, придворным стихотворцем и драматургом; тут надо подчеркнуть — одним из первых русских поэтов и драматургов. В литературе второй половины XVII века исследователи находят черты барокко и даже говорят о «русском барокко», связывая его прежде всего с С. Полоцким и его учениками. Вклад Симеона Полоцкого в русскую культуру трудно переоценить{75}.

Это было время значительных перемен в русской жизни. После долгих лет совместной жизни с Марией Ильиничной Милославской — как говорят, в любви и согласии — 3 марта 1669 года царь Алексей Михайлович овдовел. Через два года, 20 января 1671 года, он женился во второй раз на сироте Наталье Кирилловне Нарышкиной, воспитаннице боярина Артамона Сергеевича Матвеева. Он-то и сосватал царю Наталью, которой дал очень хорошее воспитание. Матвеев был не просто близок Алексею Михайловичу — он был человеком высокообразованным, знал иностранные языки, прожил немало в Европе. Его дом был не только меблирован и оформлен по-западному, но и — чуть ли не единственный в Москве — украшен картинами светского содержания и другими произведениями искусства. Жена Матвеева единственная из придворных женщин не употребляла белила и — что было удивительно смело по тем временам — не сидела в тереме, подобно прочим женщинам, а принимала участие в мужских беседах.

Неудивительно, что их воспитанница Наталья, мать будущего императора Петра I, была первой русской государыней, отдернувшей занавеску у носилок и явившей народу свое лицо. Наталья была противницей всякого рода косметики, любила театр, искусство.

Матвеев имел огромное влияние на Алексея Михайловича как истинный друг. До нас дошло письмо Алексея Михайловича к Матвееву. «Приезжай поскорее, — пишет царь, — мои дети осиротели без тебя, мне не с кем посоветоваться»{76}

Матвеев покровительствовал иностранным художникам и архитекторам. Он устроил в Немецкой слободе в Москве в 1673 году драматическую школу, в которой 26 мальчиков из мещанских семейств обучались «комедийному делу». Это была первая театральная школа в России.

Таким образом, в царствование первых царей из дома Романовых, с одной стороны, еще строго соблюдаются домостроевские требования благочестия, поста и молитвы, но с другой — сказывается и влияние Запада как на обстановке, так и в быту царя и царицы. Большой орган стоит в Грановитой палате, другой — в Потешной палате; немецкая органная игра служит уже постоянным увеселением для царицы, ее детей и всего ее придворного чина. Во дворец проникают и скоморошные потехи («походячие народные спектакли»), и кукольные комедии, особенно забавлявшие царских детей; балансеры, немецкие фокусники, странствующие немецкие и польские актеры с их небольшими шуточными пьесами, а позже настоящие театральные представления со сценой и декорациями появляются при дворе. Наконец, в селе Преображенском строится специальная Комедийная палата — первый театр.