Запрещенные друг другу (СИ) - Александер Арина

— Я понимаю, Егор. Но сначала маслозавод, потом… вот увидишь, захочет долю с Универмага. Что я тебе рассказываю, — махнул в сердцах, сорвав с пачки прозрачную пленку. Ухватившись губами за фильтр, яростно чиркнул зажигалкой, взбесившись от предстоящей перспективы лицезреть Цыганова на собраниях горсовета. А то, что этот мудила взял под крыло ещё и Осинского — ну никак не располагало к оптимистичному результату. — Короче, — повёл подбородком, выдыхая дым в сторону, — не мне тебя учить. Мальчик взрослый, но в теме с Матвеем советую быть осторожным.

Егор тихо рассмеялся.

— Думаешь, я не знаю? Знаю. Он даже не скрывает своей цели подвинуть меня на выборах. Без конкуренции в моем деле никак. И лучше я буду держать его на виду, имея возможность отслеживать каждый шаг, чем ломать голову, в каком именно месте эта с*ка удумает вырыть мне яму.

Вал ничего не ответил. Конечно, Егор прав. Матвей по-любому не отстал бы. Раз уж вернулся, оставив свой бизнес доверенным лицам и заместителям, значит, рассчитывал на большой куш. Разницы нет: Цыганов будет ставить ему палки в колёса или какой-то там Петров, но всё равно было как-то неспокойно.

— Ну, а ты как отдохнул? — подмигнул заговорщицки друг, увидев, как Лида взяла под руку Маринку и потащила за собой в направлении дома. Зная общительность жены и любознательность Военбург — это надолго. — Смог разобраться с проблемой?

Дударев неспешно выдохнул, отрицательно мотнув головой. Ни черта у него не получилось. Наоборот, чем больше думал о Юле, тем отчетливей понимал — так дальше нельзя. По крайней мере, нельзя обнадеживать одну, мечтая залезть в трусы к другой.

— Ясно, а что так? — не упустил попытки достучаться до правды Егор. Видел, что что-то не так. Сразу бросалась в глаза рассеянность, частая задумчивость и зачастившая вспыльчивость. Вот и сейчас Вал задумчиво рассматривал тлеющий кончик сигареты, словно выпал из реальности. — С Маринкой не миритесь, да? — предположил единственное, что пришло на ум. Во остальном, вроде, всё должно быть в порядке.

Ну а что? Какие ещё могут быть проблемы у такого, как Дударев? Тут или пздц отношениям или наоборот, полное порабощение чувствами. Знал, потому что сам прошел через этот ад. Любовь… она такая, может поставить на колени даже такого циника как Вал. Только… странно как-то. Что-то не наблюдал Студинский в отношении Военбург этой самой любви.

Вал выдохнул тонкую струйку дыма, недовольно пожав плечами.

— Что-то типа того.

— И что, совсем никак? — расстроился Егор, будучи знаком с поверхностным взглядом, которым его только что окатили. А он-то думал — попал их Валик в любовные сети, хандрит без любимой. А оно вон как, и не хандра то вовсе, а самое элементарная пресыщенность.

— Никак. Вторую неделю не могу поговорить, — ответил Вал, подтверждая догадку Егора. — Как не одно, с*ка, так другое. А тут она, словно, чувствует… Как только открою рот — начинает ластиться, хоть бери и до раны прикладывай. Сморит так… блдь, язык не поворачивается. Я же думал, всё, определился… а ни хрена. Не мое, понимаешь? Не смогу я с ней.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Студинский присвистнул от удивления. Перед ним точно Дударев? Смотрел на него, но видел абсолютно чужого человека. Жаль, конечно, что всё так быстро закончилось. Ему казалось, что там, и, правда, что-то серьёзное. Как не крути, а через две недели его другу исполнится тридцать восемь. Не двадцать пять, когда всё ещё впереди. Не тридцать, когда определены ориентиры и есть за что бороться, а тридцать, твою мать, восемь! Полжизни за плечами, если не больше.

— Ого, старик, да ты в глубокой заднице! — воскликнул театрально, поймав на себе насмешливый взгляд.

Дударева и самого забавляла сложившаяся ситуация. Раньше бы указал на дверь, отделавшись если не пощечиной, то какой-нибудь дорогой побрякушкой, но с Мариной всё так просто. По-своему нравилась, импонировало её чувство юмора и покладистость. Красивая, смышленая, страстная в постели. Она открылась ему, подарила себя во всех смыслах, а он, получается, возьмет и плюнет ей в душу. А с другой стороны… чем больше откладывал, не решаясь сделать больно, тем сильнее вяз в болоте. Говняное состояние.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Не, ну серьёзно, — поубавил громкость Егор, передвинув кресло поближе к Дудареву. — Что за дела? Я же сам видел, как у вас всё начиналось. Что на этот раз не так?

Не хотелось именно сейчас внедряться в подробности, и сам балансировал над пропастью. То, что Егор не поддержит, заставит выбросить Анатольевну из головы — было ясно и так. Зачем слушать то, что подтачивало изнутри не один день. Тут с незамужними не мог создать семью, что тогда говорить о прожившей двенадцать лет в счастливом браке женщине, да ещё с пятилетним ребёнком? Егор бы точно не понял.

И пришлось бы ответить, от него выжидающе ждали хоть какого-то объяснения, но вовремя появившаяся Марина избивала его от дальнейшего допроса с пристрастием.

Как только Вал услышал её шаги, сразу испытал нехватку воздуха. Непроизвольно вздрогнул, словно вспомнив, что так и в руке сигарета, затянулся напоследок, и выбросил окурок в потухший мангал. Егор, теперь уже зная планы Дударева, виновато отвел взгляд в сторону.

— А вы всё никак не наговоритесь? — присела на подлокотник кресла, положив руку на плечо Вала.

— Вы же не устаете? — улыбнулся Егор, окинув девушку участливым взглядом. Жаль, Военбург ему нравилась, да и Валу подходила по всем параметрам. — А Лида где? — повернул голову в сторону дома, высматривая жену.

— Ева проснулась. Сейчас покормит её и спуститься. А ты куда? — спохватилась Марина, как только Вал поднялся с кресла.

— Пойду, умоюсь.

Марина шмыгнула за ним следом. Хотел, было, попросить оставить его в покое, но потом передумал. Пускай идёт. Долго бегать всё равно не сможет. Открыл на всю кран, набрал полные пригоршни холодной воды, плюхнул себе в лицо, на шею, испытывая непередаваемое облегчение, как неожиданно напрягся, почувствовав крепкий обхват за талию и жаркое дыхание в районе лопаток.

— Что ты делаешь? — крепко сжал её руки, и едва сдержался, чтобы не отбросить от себя грубо. Мягко разорвал образовавшийся из пальцев замок и повернулся к слегка захмелевшей девушке.

— Пытаюсь побыть с тобой наедине, — не заметила Марина его состояния. — Соскучилась по тебе сильно. Хочу тебя сильно, — улыбнулась похотливо, накрыв ладонью ширинку джинсов.

— Это понятно, — хмыкнул, — но не здесь же.

— Почему? — промурлыкала, обхватив пальчиками бугристую ткань. — Сюда никто не зайдет, я закрылась. Мы быстро, — прошептала страстно, мечтая поскорее ощутить его в себе.

— Быстро меня не устраивает, — развернул её лицом к двери, едва сдерживаясь, чтобы не поставить жирную точку прямо здесь и прямо сейчас. Мда уж… Это бы стало апофеозом его скотства. — Не забывай, мы в гостях, — вытер лицо полотенцем. — Некрасиво заставлять ждать.

— Ой, да прям там, — насупилась Марина, возвращая задвижку на прежнее место. — Ты так говоришь, словно они старперы и не поймут. А может… — застыла в дверях, обернувшись, — ты не хочешь меня? Может, у тебя кто-то появился?

Вал чувствовал себя под прицелом, удивляясь женской интуиции. Изменил только мысленно, в своих извращенных фантазиях, а она уже навострила уши, учуяв присутствие соперницы. Он ведь только сегодня прилетел из Варшавы. Устал. Не выспался. Не успел толком принять душ, как позвонил Егор, приглашая их в гости. Реально было не до секса.

Наверное…

Маринка права. Если бы хотел, если бы соскучился по ней — хватило бы даже десяти минут. Но… в том-то и проблема.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Так и будешь молчать? — её голос дрогнул, не предвещая ничего хорошего.

С-с-сука… Сейчас бы многое отдал, лишь бы не оказаться в такой ситуации.

— Поехали домой, там и поговорим.

Она так и осталась стоять в проходе, уставившись перед собой невидящим взглядом. Вал вышел на улицу, вдохнул на всю грудь свежий воздух и устало прикрыл глаза. Если и рвать пуповину, то именно сейчас, пока всё не зашло слишком далеко. У Марины ещё всё впереди. Будет у неё таких как он вагон и маленькая тележка. У него же… у него это последний рывок. То, за что стоило побороться, поставив на кон собственное сердце, иначе потом будет слишком поздно.