Тайны тьмы - Ева Гол

– Но, Александра, твоя просьба была бы эффективнее, будь ты членом Совета, – он дотронулся до моего плеча.

– Он добьется расположения Совета, можешь не сомневаться, – усмехнулась тихо Лиза.

Я повторила ее действия. Ведь на самом деле мы все понимали, что Совет не жаждет моего членства.

– Пап, – вновь заговорила рыжая. – Хотела у тебя кое-что спросить.

Джеремиль убрал руку от меня и перевел внимание на дочь.

– Мы видели сегодня ангар с испытуемыми. Что происходит?

– Их стало больше.

– Их стало не просто больше, такое чувство, будто кто-то шинкует людей на Земле пачками.

– Люди заболевают, возможно новый вирус.

– Возможно? Ты не знаешь точно? – возмутилась девушка. – Люди погибают, пап.

– Мы не знаем причины. Людей стало умирать больше, это правда. Мы стараемся отправить всех в Перерождение, потому что в школах не хватит наставников. Но Совет разберется с этим в скором времени, – ответил быстро Архангел и скрылся в доме.

– Ты поверила в это? – скривилась Лиза, пока я молча наблюдала за их диалогом.

– Думаешь, происходит что-то опасное на Земле?

– Знаешь, – она отвела глаза. – Я не хочу об этом думать. Давай отвлечемся на один вечер?

– Лиз, походы в клуб сейчас не лучшая идея, – оборвала ее я.

– Я не о клубе, – подтолкнула меня в плечо девушка. – Я хотела побывать галерее.

Ого. Неожиданное предложение. И моя эмоция полностью читалась в моих расширенных глазах.

– Нам все-таки не по двенадцать лет. Пора развиваться культурно.

Теперь я открыто захохотала.

– А Тим?

– Тим? Он серфингист. Все что его интересует – это вода и доски, – на ее лице промелькнула грусть.

– Ну что же, культурно так культурно, – улыбнулась я.

За долгое отсутствие на Земле, мы снова туда переместились. В этот раз это было иначе, и Лиза заставила нас примерять на себе образы статных людей. Мы походили на пятидесятилетних, в полном рассвете сил женщин. С виду можно было сказать, что мы знаемся на искусстве, что в жизни было истинной ложью.

– Музей д'Орсе, – еле удалось мне прочитать название, когда мы оказали у громадных дверей со швейцарами.

Это был центр самого Парижа. Мы очутились прямиком напротив всем известного Лувра, отделенного от нас неширокой речкой Сеной. На улице города уже смеркалось, что создавало невероятную дополнительную атмосферу. Огни над водой, дорогой и самым известным музеем сияли приятным желтым светом.

Мне не нужно было уже и посещать галерею с картинами, чтоб насладиться этим вечером.

– Может мы просто прогуляемся по городу? – предложила я.

Но подругу переубедить было невозможно.

– Ну нет уж. Я давно это планировала, и я это сделаю, – она потянула меня за рукав невесомой ткани моей цветастой блузы.

Нам отворили двери, галантно пропуская нас внутрь, и мы попали громадное здание, с двадцатиметровыми прозрачными потолками, с вывешенными картинами вдоль стен и разнообразными статуями. Сама выставка музея располагалась на пяти уровнях. Главный – цокольный этаж, где на центральной аллее были размещены скульптуры, как бы образующие железнодорожный путь. В огромных помещениях этого здания можно было все еще проводить целые спектакли и концерты.

– Когда-то это был обычный вокзал, – шепотом сказала Лиза, когда мы остановились у первого полотна.

Это была картина, наверное, известного художника, но я читала эти слова в первый раз.

– Эдгар Дега «Любитель абсента», – прочла я вслух.

На ней была изображена грустная, даже неприятная пара. Их лица не вызывали ничего кроме жалости и сочувствия. Отталкивающее зрелище, честно говоря. Мне было не ясно, кому это может нравиться.

Мы прошли еще несколько экспонатов и остановились у холста с темными оттенками.

– Это Клод Моне, – сказала Лиза, когда мы еще не подошли на достаточное расстояние, чтоб можно было прочесть подпись. – Я изучила, куда мы идем, – хихикнула девушка, глядя в мои непонимающие глаза.

Несколько минут мы стояли в тишине, рассматривая каждый мазок картины под названием «Камилла на смертном одре». Мне удалось разглядеть лицо женщины в краске синего глубокого цвета.

– Что скажете, девушки? – обратился к нам плотный мужчина с усами, в круглых прозрачных очках.

Естественно, я удивилась. Кроме мысли «мазня» мне ничего не приходило в голову. Но его энергия была несколько знакомой, и я всмотрелась в его темные зрачки глаз.

– Ашкал? – тихо спросила я. – Что ты здесь делаешь?

– Пришел насладиться искусством, – глядя перед собой ответил парень.

– Он нас преследует? – нагнулась ко мне Лиза.

– Нет, – ответил за меня нефилим. – Я часто стал посещать такие места, ведь раньше я видел это только в книгах. Но я ощущаю тут некое успокоение, – он перевел глаза на нас. – Алекс, я хотел извиниться за сегодняшнее утро. Я был не прав.

Не единой нотки эмоций не прослеживалось в его голосе. Потому я вновь отвернулась, всматриваясь на женщину из темных красок.

– Так, что скажете?

– По мне так ничего особенного. Я бы тоже смогла поводить кистью по бумаге. Вышло бы не хуже.

– А ты что скажешь? – заговорил усатый облик с Лиз.

Какое-то время она молчала.

– Я испытываю нежность и одновременно боль, глядя на нее. Он словно написал это полотно, глядя, как она умирает и вылил всю свою невероятную горечь в эту картину. Мне кажется, она была единственной его любовью и все горе после ее кончины выместилось в этом глубоком цвете рисунка.

Я открыла рот. Откуда Лиза знала такие слова вообще? Ведь я все еще видела только синюю темную краску.

– Камилла была первой женой Моне, – сказал Ашкал. – По большому счету, эти двое были глубоко влюблены и многим пожертвовали, чтобы быть вместе. Несмотря на то, что ни один из их родителей не одобрял союз, они поженились в 1870 году и родили двоих детей.

Нефилим и правда был великим поклонником искусства.

– Обе семьи в конце концов отреклись от них после рождения первого ребенка, оставив двоих, по сути, наедине с собой, – продолжил он. – В 1877 году, вскоре