Ужасный век. Том I - Андрей Миллер

Занесённый топор Иана оруженосца не беспокоил. Он выглядел человеком, которому уже… всё равно, одним словом.

— В Колуэе стоишь? Как тут оказался? Где твой господин?

Ясно было: с парнем произошло что-то недоброе. И едва ли люди, которых он сопровождал, находились сейчас рядом. Живыми, по крайней мере… Однако вопрос Кайла был очень важен: если кто-то убил здесь рыцарей, местных или церковных, то скоро сделается жарко.

Поэтому разведчик повторил ещё раз. И ещё. Наконец юноша заговорил:

— Лес прибрал паладина. По кругу короткая дорога ведёт: всё вращает по нему. Круг неразрывен. Что сделано — вернётся, кто вошёл — не выйдет. Колесо катится. Колесо…

— Паладина?.. — переспросил Кайл.

Иан тоже очень удивился.

— Паладина? Так он же, пёс, месяц как сгинул?..

— А то и больше.

Действительно, звучало странно. Гвендлы судили только по слухам, расползающимся от деревни к деревне — это был медленный процесс, и с каждым новым рассказчиком история правдивее не становилась. Но паладин исчез ещё прежде, чем они вышли в набег: это точно.

— Если он из людей паладина, но только теперь нашёлся… то правду щенок про лес говорит. Оскорбили землю подонки! Притеснили древнюю веру, а лес все непотребства видит. И гневается. Забрал лес Пришлых — а этот, гляди… дураком остался.

— Видел бы лучше лес, что нам жрать нечего!

— Язык, сука, прикуси! Сибилхин всё ведает: наговоришь дурного — живыми не уйдём. Как паладин этот…

— Молчать! Ишь ты, шаманы выискались! Словоблядство одно. Иан, ну-ка: верёвку давай.

Юноша не сопротивлялся, когда его подняли с земли. Без возражений позволил связать руки за спиной. Гвендлы понимали: как заложник этот парень наверняка ценен. Возможно, даже очень ценен — смотря кем окажется по рождению… Могло статься, что именно он — лучшая добыча отряда Даглуса. А если с выкупом не сложится, то есть надежда получить какие-то сведения.

Но пока допрашивать оруженосца не было смысла — что о семье, что о делах столичных рыцарей в Вудленде. Он ничего не соображал.

— Нет, то не духи. — рассуждал Флоин. — Сами ж знаете, спят духи здешних лесов: земля осквернена крестом, а идолы сожжены. Спящие леса... Это не Орфхлэйт.

— А кто ж тогда, если не духи?

— Известное дело! Сибилхин да Ведьмин Круг: у них и здесь довольно силы. Рыцарюги же ведьм жгли, так? Вот и поплатились.

— Кабы Сибилхин горевала по жжёным девкам — давно бы извела Пришлых. Отец моего отца рассказывал, как клан Вэйров прогневал Ведьмин Круг: поминай как звали Вэйров с тех пор. До единого сгинули в одну ночь! Словно ветром сдуло.

— Сказки это. Койрны перерезали Вэйров: вот и всё колдовство.

— Ни хера не сказки. Да я сам Ведьмин Круг видел! А ты поживи подольше — увидишь побольше.

Бесполезно было унимать такие разговоры. Когда речь заходила о силах, которые гвендлы в лесу чуяли прямо под боком, у каждого находилось мнение. И поди разбери: кто больше знал и видел, а кто больше выдумывал и слышал. Впрочем, то дело гвендлских шаманов. Кайл и его люди занимались совсем другими вещами.

— Может, дурака к Даглусу отвести? Пошлём кого… Даффа, например.

— Нет, заберём с собой. Если вдруг что, прирезать недолго. А прок с парня может выйти.

И они пошли дальше, волоча за собой твёрдо шагающего, но абсолютно потерянного сквайра. Флоин всё никак не унимался.

— Дерьмово всё как-то поворачивается… На полях да дорогах патрули, а в лесу вона какие дела делаются. Сами глядите, чего с мальцом стало! У духов леса-то всегда выпросишь да вымолишь, а ежели ведьмы в гневе… Того и гляди: попадём нечаянно под руку. И тогда край. Лучше уж к барону на виселицу!

— Чёрная женщина больше не гневается. — впервые за долгое время пленный пробормотал что-то внятное.

— Вот! Видите! Ну-ка, ну-ка! Расскажи мне, парень, про женщину. Где её встретил? Как назвалась?

— Ты бы не ворошил почём зря. Да он ни хрена путного и не расскажет. Умом тронулся.

— Их больше здесь нет. — отвечал сквайр монотонным голосом. — Никого нет. Не бойтесь. Она даром времени не тратит.

Флоина эти слова не успокоили. Даже наоборот.

— Может, зарежем его лучше, а? Только лихо на нас наведёт. Вот жопой чую: наведёт…

Кайл ответил гневным взглядом. Он терпеть не мог, когда разговоры о духах да ведьмах начинали мешать действовать. Поболтать желаешь — болтай, но дело делай.

Конечно, древнюю веру мужчина чтил. И все силы, о которых слыхал с детства, уважал. Но тут уж был согласен с одним из разведчиков: вера — верой, а чем-то питаться клану Гэннов необходимо. Кайл ни разу не замечал, чтобы от истовости молитв и ритуалов становилось больше еды на зиму. Если такая связь и существовала, то от самого гвендла она была сокрыта.

— Чёрная женщина отпустила меня с миром. И вам она ничего не сделает.

— Везучий он сукин сын, вот как скажу! Если о той женщине талдычит, о которой я думаю… Так кто её увидит — долго не живёт.

— Много ты в этом понимаешь…

— Побольше твоего!

Разговоры вполголоса не стихали до самой опушки леса, к великому неудовольствию командира. Зато пленный не причинял беспокойства, демонстрируя полную покорность. Кажется, насчёт «вам бояться нечего» сквайр говорил искренне — даже если ошибался, то хотя бы не врал.

На опушке гаркали и хлопали крыльями чёрные птицы. Кайл без особых эмоций осмотрел то, что привлекло падальщиков — на толстых ветвях клёна болтались в петлях трупы.

Обнажённые тела были и не слишком свежи, и не очень-то целы. Опознать повешенных оказалось бы трудно. Но характерный цвет волос — такой же, как у разведчиков, узнавался. Ясное дело, кто это и почему с ними так поступили. Местные крещёные гвендлы, последние жертвы недавних погромов — не успели скрыться в лесу.

Отсюда уже виднелись крыши Вулмена.

— Вот у Пришлых как заведено, гляньте! Там свадьбу гулять собрались, значится, а по-людски с телами поступить? Хоть бы зарыли, как у них положено… твари! Ненавижу, сука, Пришлых.

Обычай хоронить мертвецов в земле, принятый у врага, гвендлов коробил. И причины тому были вполне конкретные. Лесные жители мёртвых сжигали. Пепел разносится ветром, удобряет землю и возрождается новыми всходами в Орфхлэйте. Таков круг жизни. Так повелось от корней.

Закопанных в землю ждёт на той стороне совсем иная судьба.

— Нам