Тайна академика Фёдорова - Александр Филатов

-           Числитесь в отпуске или прогул? Ночевать в Москве есть где?

-           Прогул, Леонид Иванович. Если сегодня уеду, будет трое суток. Ничего! Как-нибудь выкручусь. Ночевать негде.

-           Стоп! Давайте без самодеятельности! Сейчас органи­зую больничный лист. с Воронежскими печатями.

-           И будет утечка.

-           Никаких утечек! Слушайте, что вам говорят! Или вы и мне не вполне доверяете? – ухмыльнулся Шебуршин. – Вижу-вижу по вашей реакции! Выходит и у вас – в будущем обо мне не такие уж полные сведения.

-           Леонид Иванович! Речь не лично о вас, но о вашем окружении. В частности, очень прославятся на Западе такие предатели, как два Олега из КГБ – Гордиевский и. (Фёдоров несколько замялся) Калугин.

Шебуршин помрачнел:

-           Даже так?! Хорошо, тогда сделаем следующее.– Гене­рал помялся, затем вытащил из кармана портмоне, дос­тал из него несколько купюр, выбрал самые свежие – десятирублёвую и трёшку, порвал каждую из них пополам и протянул половинки каждой из банкнот Алексею. – Если мне что-то от вас понадобится, придёт человек с десяткой, его инструкциям вы можете вполне доверять, однако никаких сведений ему ни в коем случае не сообщайте. Если вы понадобитесь здесь, в Москве, к вам придет человек с половиной трёшки. Через три дня после этого я вас встречу в метро Комсомольская – кольцевая. Пойдёте вправо, по вашей правой руке, когда выходите, поняли?! К переходу на радиальную линию. Там есть нечто вроде балкона. Ясно?! Я вас с этого балкона увижу. Если нет, то идите к выходу через радиальную к вокзалам. Ждите у телефонов-автоматов снаружи у Казанского вокзала. Время встречи вам сообщат. Всё! Запомнили?! Так! А сейчас пишите о будущих сообщениях газет! Здесь! Закончите – выгляните ко мне!

Генерал вышел, а Фёдоров, весьма довольный результатами беседы с ним, принялся своим аккуратным почерком писать о будущих сообщениях „Правды" и „Известий", которые специально с этой целью вызубрил, делая выписки в библиотеках. Каждое сообщение он начинал с указания точной даты публикации и её названия.

Расставшись с Фёдоровым, генерал Шебуршин задумался. Стыдно признаться, но эта незапланированная беседа совершенно выбила видавшего виды разведчика из колеи. А он этого не любил. Будучи человеком глубоко порядочным и далеко не глупым, первый разведчик великой державы, тем не менее, представлял собой яркий тип чиновника. Такого чиновника, который, предпочитая всегда действовать строго по правилам, стремится рассортиро­вывать людей и события „по принадлежности" и не любит явлений экстраординарных. Конечно, проще всего было бы сбагрить недавнего собеседника в „Пятку" (Пятое управ­ление, занимавшееся диссидентами). К тому же, они прекрасно установят все факты, касающиеся прошлого Десятого ("десятым", вручив ему парольную десятку, генерал окрестил Фёдорова, одновременно, не вполне осознанно, присвоив себе условное имя "Третий", что, впрочем, в общем-то, соответствовало его месту в иерархии конторы). Они уже сейчас, немедленно могут дать справку, а не состоял ли уже Десятый в их разработке.

Но что-то мешало генералу поступить так. К тому же он недолюбливал Папкова, считал того недостаточно принципиальным, карьеристом, никому и никогда не давая повода догадаться о своих симпатиях и антипатиях. Более того, он считал, что учреждённая Андроповым 17 июля 1967 года "Пятка" способствует созданию нездорового ажиотажа вокруг службы государственной безопасности, необходимой любому суверенному государству, представляет в искажён­ном виде деятельность всех других управлений, десятилетия успешно работавших до создания "Пятки", играет на руку Западу, где создан и искусственно поддерживается извращён­ный, демонизированный образ КГБ.

Хуже того, призванное бороться с идеологической диверсией, Пятое управление фактически, в основном лишь давало рекламу ничтожным и весьма корыстным людишкам, прозванным на Западе "диссидентами" и представлявшими всегда одну и ту же этническую группу – ту, которая имеет привилегию мгновенного получения иного гражданства. Правда, у Папкова могли бы легко установить все связи, интересы и пристрастия Десятого, всё его прошлое.

Однако, рассудил генерал, причём здесь прошлое Десятого, если необходимо установить достоверность сообщаемых им сведений, которые касаются будущего. Как опытный и небесталанный разведчик, Шебуршин, что называется, чувствовал своего собеседника. Были вещи, которые его сильно смущали. В том числе и знание Фёдоровым высших секретов. Причём таких, о которых знали даже далеко не все ближайшие помощники генерала.

Начальник разведки чувствовал, что Фёдоров знает гораздо больше, чем говорит. Шебуршин понял и главную причину этого – страх. Но страх не за свою шкуру, а за то. что лишние слова могут помешать миссии Фёдорова. Почувствовал генерал и страшное внутреннее напряжение своего недавнего собеседника, которое мгновенно исчезло, когда генерал, подыгрывая Фёдорову, дал ему возможность вступить с собою в контакт.

Не осталась незамеченной и заученность слов Фёдорова. Эта же заученность диалога позволила разведчику разглядеть и внутреннюю опустошённость, и явно огромный жизненный опыт своего собеседника, не вязавшиеся с его внешней молодостью. Но генерал никак не мог понять, почему Фёдоров пошёл на контакт именно с ним, почему он выбрал его – начальника разведки, которая практически никак не была связана с внутренними делами страны. Может быть, именно поэтому?

Может быть, Десятый как раз и хотел избежать "заматывания" своих сведений, попадись они в соответст­вующие руки? Похоже на то. Шебуршин был не только разведчиком, но и аппаратчиком, представителем высшей номенклатуры. Если бы сведения Десятого подтвердились, то работа с ним давала генералу шанс – в прямом смысле исторический шанс, а не просто карьерный. Если сказанное Десятым – не бред, то возможно, что он располагает какими– то сведениями о нём – руководителе внешней разведки, которые и определили выбор Фёдорова. Что это за сведения? Какого они характера? Всё это пока оставалось непонятным. Так что генерал был заинтересован в отсутствии самой малой утечки, чего, к сожалению, избежать уже не удалось (слишком уж много было в конторе и глаз, и ушей!). Вот если бы встреча состоялась не здесь… "Ладно, как-нибудь залегендирую",– решил Леонид Иванович, приступая к очередному, и так уже почти на четверть часа отложенному пункту своей ежедневной рутины.

Дел и повседневных забот у генерала действительно было много, но все они после его разговора с Десятым как– то съёжились, предстали менее весомыми. Леонид Иванович вызывал людей, отлучался из кабинета, выезжал из Комитета и вновь возвращался, но всё, чем он занимался по долгу службы, выполнялось им как бы автоматически. Мысленно он постоянно возвращался к своей неожиданной встрече. Прокручивал её в памяти, анализируя и поведение Десятого, и своё, и полученные сведения. Правда, со стороны это было мало заметно. Разве что, генерал казался сегодня несколько резче, чем обычно, чуть-чуть короче были его беседы с подчинёнными. Но такое бывало нередко, особенно накануне самых серьёзных операций. А сегодня ведь был именно такой день ("Вот только, как до этого смог докопаться Десятый?– думал генерал. – Неужели и вправду столь строго охраняемые государственные секреты через каких– то двадцать – двадцать пять лет станут для всех столь доступными?! Впрочем, для всех ли?").

Теоретически существовало три возможности, три варианта объяснения непонятной осведомлённости Десятого о запланированной операции: утечка из конторы; целенаправ­ленная работа агентуры главного противника; наконец, то объяснение, которое дал сам Десятый. Случайные совпа­дения были исключены абсолютно. Осведомлённость Десятого исключала и то объяснение, которое как будто бы напрашивалось само собой вследствие явной необычности, чтобы не сказать бредовости, обрисованной им ситуации. В то же время профессионально искушённый и от природы недоверчивый генерал не мог, да и не имел права полностью взять на веру сведения, сообщённые ему Десятым.

Теперь о главном. Десятый предлагал неплохой,– да что там! – единственно возможный способ проверки истин­ности записанных им сведений. Так что, поживём – увидим! Но у привыкшего никому не верить генерала было ещё одно сомнение: что если Десятого используют для прямо противо­положных целей, то есть, не для того, чтобы спасти государство и советскую власть, а, наоборот, – для их погибели? Поразмыслив основательно, генерал решил, что такая возможность маловероятна, хотя исключать её не следовало. Заодно продумал он и способы проверки этой версии. Проверка облегчалась тем, что Десятый был явным непрофессионалом, столь же явно малопригодным для работы в конторе. "Ну, что же, буду ждать!" – решил генерал. А вот два листа, убористо исписанных Десятым, нельзя доверить даже личному сейфу! Решив так, Шебуршин сложил эти два листа писчей бумаги формата А4 и убрал их себе во внутренний карман, с тем, чтобы спрятать их в надёжном месте у себя дома.