Аркадий Райкин - Елизавета Уварова

Защитники и ревнители конферанса как самостоятельного жанра упрекали артиста в нарушении его законов. Автор одной из рецензий, относящейся к началу 1940-х годов, писал: «Звание конферансье обязывает вести программу, объединять концерт. Райкин же исполняет свои интермедии вне всякой связи с предыдущим и последующим. Да и сам артист не стремится быть конферансье в прямом смысле этого слова. Он вежливо информирует публику: балалаечник П. исполняет то-то, певица К. споет то-то, а между ними я расскажу вам смешную историю о том, как трое людей ехали в вагоне и один из них спросил... Райкину и его авторам давно пора вспомнить о прямой «служебной обязанности» конферансье».

Подобные замечания высказывались неоднократно. Что же, в оценке функций и роли конферансье рецензенты были правы. Но как же обманулись они в оценке таланта артиста, упрекая его в отсутствии творческого беспокойства, застое, упоении успехом! Жанр конферанса, к середине 1940-х годов покинутый Райкиным, ставившим перед собой уже другие задачи, ничего не потерял оттого, что артист не всегда следовал его законам, более того, с приходом Райкина немало приобрел. Появление на эстраде молодого артиста было подобно вливанию свежей крови в стареющий и больной организм, показало перспективы и возможности, казалось бы, умирающего жанра. Что касается самого Аркадия Исааковича, то он выходил к публике, конечно, не только для того, чтобы «подать» очередной номер программы. Его намерения, а главное, возможности были несоизмеримо значительнее и шире.

Стремительно развиваясь, его талант вышел за пределы одного жанра. То, что казалось рецензенту «застоем», на деле было непрерывным поиском, разведкой в области эстрадных форм и отнюдь не носило характер разбросанности, всеядности. Осваивая новые жанры, артист в каждом случае добивался не только совершенного мастерства, но, может быть, главного — возможности проявить свою личность.

Эстрадные спектакли строятся по-разному: одни объединяются несложным сюжетом, другие — фигурой обозревателя, третьи монтируются из разных по темам и формам, но связанных общей мыслью миниатюр. Отказавшись от конферанса, Ленинградский театр миниатюр будет использовать и одни, и другие, и третьи формы. Но к какой бы форме он ни обращался, в его спектаклях всегда существовал некий скрытый, «внутренний» конферанс Аркадия Райкина.

Приятная беседа со зрителями перерастала в диалог, насыщенный глубокими мыслями и смелыми ассоциациями. Это был именно диалог — реакция зрительного зала была столь сильна и так чутко улавливалась артистом, что монологическая форма отчетливо приобретает характер всего лишь художественного приема. Другой же обязанностью конферансье — объявлять номера, осуществлять связки между ними — Райкин, казалось бы, пренебрег. Но попробуйте исключить из спектакля его собственные номера, и он мгновенно рассыплется на отдельные, не связанные друг с другом миниатюры. Иными словами, не объявляя номеров, Райкин по-своему подавал и связывал их, осуществляя прямые функции конферансье.

Примерно так и было в спектакле «Своими словами», где конферанс остался как некое подводное течение, существующее на глубине и направляющее общее движение. «В новом эстрадном представлении нет сквозного сюжета, — писал рецензент «Вечернего Ленинграда». — Это самостоятельно существующие сценки, в которых есть всё — от лирико-юмористического фельетона «Земляк» до пародии на классическое представление «Африканская любовь». Но они живут рядом, и представление, через которое проходит Райкин, воспринимается как цельный эстрадный спектакль».

Один из авторов спектакля, Владимир Захарович Масс, позднее вспоминал, что Райкин уже тогда обладал точным ощущением формы номера, умением находить такие детали, которые придавали персонажам особую сценическую выразительность и вместе с тем жизненную достоверность, мгновенную узнаваемость. Поразительная наблюдательность артиста, слух, фиксирующий особенности речи, ее стилистику, интонационную структуру, обогащали авторский текст. Так рождались блистательные райкинские импровизации. «Будет сделано!» в устах ревностного служаки превращалось в отрывистое и подобострастное «будь еде!..».

Природная наблюдательность, стократ усиленная работоспособностью, неустанным тренажом, позволяла не только слышать особенности речи, интонации, но и мгновенно схватывать позы, походку, жесты, мимику. Первостепенное значение пластическая характеристика приобретала в миниатюрах МХЭТа. По отзывам прессы, в спектакле «Своими словами» они уже доведены до виртуозности. Перед зрителями в стремительном темпе проходили милиционер, дворник, старый интеллигент, подвыпивший рабочий парень, чиновник-подхалим из канцелярии.

Впрочем, сюжеты МХЭТа постоянно обновляются, меняется и название — теперь это ГАБЭТ (Государственный академический большой эстрадный театр). В Ленинграде через несколько месяцев после московской премьеры появились новые миниатюры, ставшие, по мнению одного из рецензентов, «гвоздем» спектакля: в мебельном магазине, у чистильщика сапог, на экзамене, в ателье и др.

И все-таки подлинным идейным стержнем программы оставался «игровой» фельетон «Дорогие мои земляки». Авторы нашли прием, точно рассчитанный на талант и мастерство артиста. На маленькой железнодорожной станции встречались составы с возвращавшимися домой фронтовиками. Они радостно узнавали земляков, обменивались короткими фразами. С помощью таких реплик, состоявших иногда из од-ного-двух слов, Райкин воссоздавал зримые образы, умудрялся наделять своих персонажей характерностью. Все из разных мест — смоленские, калининские, саратовские, вологодские, — они были «земляками», составляли единую семью. Общая интонация фельетона была мажорной, жизнеутверждающей, праздничной. Избегая патетики, громких слов, Райкин какими-то только ему ведомыми средствами передавал радость победы и гордость за людей, сумевших ее завоевать. Он и сам, за четыре года проехавший чуть ли не по всем фронтам, многое повидавший и переживший, чувствовал себя «земляком».

Благодаря найденному приему патетика, которая на эстраде нередко звучит нарочито фанфарно, как бы скрывалась за характерностью лаконичных и одновременно таких узнаваемых зарисовок «земляков». И в то же время она отчетливо проступала в каждом слове, каждой интонации артиста, что и придавало победное звучание всему номеру. «В представлении затронуты актуальные, злободневные темы, обо всем этом театр говорит своими, присущими только ему словами», — писал журналист «Огонька».

В течение лета 1945 года спектакль «Своими словами» успешно шел в «Эрмитаже». Ленинградский театр миниатюр после четырех лет отсутствия наконец возвратился домой. В помещении Театра эстрады на улице Желябова осенью 1945 года артисты играли спектакль «Своими словами». На сцене Райкин исполнял фельетон «Дорогие мои земляки». Пристально вглядываясь в лица зрителей, он спрашивал: «Тут ленинградские есть?»