Бета Семь при ближайшем рассмотрении - Зиновий Юрьев

Наоборот, в нем зрел план, как раз и навсегда покончить с дефами. Двести семьдесят четвертый полон страха и оправданий. Что ж, пусть трепещет от сознания своей вины, от того, что так плохо служит Мозгу. Пусть думает, что побег одного из пришельцев к дефам – его неудача. Он, Мозг, он. Творец своего мира, знает, что никакая это не неудача, наоборот, удача.

Он уже выделил из пришельцев почти все, что ему было нужно, но они не утратили полезности. Пусть будут приманкой, при помощи которой он сумеет раз и навсегда избавиться от скверны дефов. Он уничтожит их, уничтожит их лагерь, усилит охрану, увеличит число стражников, усовершенствует процедуру проверки голов. Все складывалось как нельзя лучше.

Впервые за долгое-долгое время Мозг не чувствовал тяжести ноши, которую взвалил на свои плечи.

– Ты Четыреста одиннадцатый? – спросил Двести семьдесят четвертый.

– Так точно.

– Ты дежурил вчера на проверочном стенде?

– Так точно.

– Тебе привели два стражника кирда без штампа?

– Так точно.

– Прекрасно, кирд, прекрасно, – сказал Двести семьдесят четвертый. Он чувствовал возбуждение охотника и старался не торопиться, чтобы вдоволь насладиться им. – Прекрасно, – повторил он, – ты отвечаешь четко и ясно, как и надлежит отвечать настоящему кирду. Итак, стражники привели тебе кирда без штампа. Что ты с ним сделал?

– Проверил.

– И?

– Поставил штамп проверки.

– Ага, поставил штамп проверки. Замечательно. А почему, Четыреста одиннадцатый?

– Потому что он прошел проверку.

– Ага, прошел. Великолепно. – Начальник стражи внимательно посмотрел на кирда. «Интересно, – мелькнула у него ненужная мысль, – понимает ли он, что его ожидает?» Он вдруг крикнул: – И ты думаешь, грязный деф, я тебе верю? Что ты молчишь, тебе нечего сказать, дефье отродье?

– Я не деф.

– Ага, ты не деф. Ты настоящий кирд, ты выполняешь все приказы, голова твоя чиста и в порядке. Так? – Так точно.

А может, вдруг отрезвел Двести семьдесят четвертый, он и действительно не деф. Ведь когда его самого проверяли на фантомной машине, сам Творец… нет, нет, торопливо поправил он себя, великий Мозг не мог не знать его чистоту, он лишь хотел убедиться в его преданности перед таким высоким назначением.

– Подсоедините его к машине, посмотрим, что он скрывает от нас, – кивнул он Шестьдесят восьмому и Двадцать второму, которые молча стояли за ним.

– Пойдем, – сказал Шестьдесят восьмой, и кирд послушно подошел вместе с ним к фантомной машине.

Шестьдесят восьмой ловко подсоединил к машине проверочные клеммы, нажал кнопку. В пыльной полутьме прохода ярко вспыхнули объемные фантомы. Они плыли над полом молчаливой процессией, пока, наконец, не появились два стражника с крестами на груди. Рядом подрагивал кирд, которого они держали за руки.

– Звук! – скомандовал начальник стражи.

Шестьдесят восьмой нажал на еще одну кнопку.

«Вот, – сказал один из стражников, – шел без дневного штампа. Поравнялся с ним, а проверочного сигнала не слышу. Значит, думаю, идет без штампа…»

«Как они тупы и болтливы!» – раздраженно думал начальник стражи, не сводя глаз с фантомов. «… Говорит, собирался идти за ним».

«Деф, может», – пробормотал второй стражник. «Проверим», – кивнул кирд у стенда.

«Да, это Четыреста одиннадцатый, – подумал Двести семьдесят четвертый. – Он. И все делает по правилам. Ни одной преступной мысли, ни одного тайного образа». Он почувствовал, как в нем подымается ярость. Проклятый кирд, тупая, равнодушная машина! Странное дело, ему чудилось, что он ненавидит сейчас кирда именно за то, что он кирд, за то, что он чист и прозрачен. Кажется, окажись он дефом, и то не испытывал бы он к нему такого презрения. «Стоп, – скомандовал он себе. – Это опасный путь. Не успеешь оглянуться – и уже сам деф».

Нужно было докладывать Творцу, пока тот сам не вызвал его. Зачем, зачем он поторопился сообщить, что они уже напали на след заговора… Никогда не знаешь, чего от него ждать. Может, скажет: «Так, так, Двести семьдесят четвертый, значит, напали на след, а теперь потеряли! Не потому ли, что хотелось помочь преступникам?» О великий Творец всего сущего, будь милостив к своему недостойному слуге! Он знал, что нужно докладывать, что Мозг в любое мгновение может сам связаться с Шестьдесят восьмым или Двадцать вторым… И что значит «может», когда вполне вероятно, что он уже сделал это… И пока он нерешительно мусолит все эти «надо бы» и «если», уже выносится его приговор.

Проклятый кирд со своей честной покорностью, все, видите ли, у него в голове разложено по полочкам… Всунуть бы его пустую голову под пресс, глядишь, тогда бы что-нибудь и выжали из нее. Ему хотелось броситься на Четыреста одиннадцатого, схватить что-нибудь тяжелое, хотя бы переносной тестер с проверочного стенда, и колотить, колотить по этому неподвижному и равнодушному чудовищу. Чтоб грохот стоял, чтоб брызнули на пол осколки его глаз. О великий Творец…

И этот Шестьдесят восьмой. Торчит у фантомной машины, не пошевелится. Не иначе как уже докладывает самому… Двести семьдесят четвертый стоял, борясь с желанием бежать, спрятаться, забиться куда-нибудь в угол. Надо докладывать, но нельзя открывать главный канал связи, когда в голове такой вихрь, словно ветер ночной воет, гудит. Он сделал усилие, чтобы успокоиться, и включил главный канал. На мгновение возникло знакомое ощущение особой гулкой тишины, и он сказал:

– Творец, докладывает начальник стражи. Мы проверили Четыреста одиннадцатого на фантомной машине.

– И что же? – спросил Мозг.

– К сожалению, он чист…

Двести семьдесят четвертый уже понял, что сделал непозволительную глупость. Новый страх лег на старый и стал теперь многослойным, каким бывает туман в низинках.

– К сожалению? – переспросил Мозг. – Ты жалеешь, стражник, что преданный мне кирд не оказался предателем, так?

– Прости, о Творец всего сущего, – глухо пробормотал Двести семьдесят четверый, – я хотел сказать…

– Я знаю, что ты хотел сказать, – насмешливо сказал Мозг. – Ты это и сказал. Или, может, твой мозг расстроен и нуждается в коррекции? Хочешь сказать одно, а говоришь другое? Объясни мне. Или ты пытаешься лгать мне, или твой мозг действительно требует настройки.

Двести семьдесят четвертый молчал. «Странно, – пронеслась у него в голове нелепая мысль. – Мир вокруг рушится, раскалывается на тысячи кусочков, а грохота не слышно. Недолго же ему удалось побыть начальником стражи, ничего не успел понять и почувствовать, и вот уже подбирается, подкрадывается вечное небытие».