В безднах Земли - Мишель Сифр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Как! А я-то думал, что еще только 20 августа! Знай я, какое нынче число, ел бы больше. Подумать только: приберегал большую часть припасов на второй месяц, когда он уже окончился… Вот идиот!"
Надо сказать, что при температуре 0° по Цельсию и влажности 100 % на приготовление пищи уходило много сил и времени. И когда кушанье бывало готово, я слишком уставал, чтобы есть с аппетитом, случалось, что даже смотреть на еду мне было противно!
На этот раз проблема кухни отпала. Мне уже не приходилось чистить кастрюли и сковородки, так как все, что надо было варить или жарить, заранее расфасовывалось в квадратные тарелочки из специального жаростойкого пластика, которые можно ставить на огонь.
Кто бы мог подумать в 1962 году, когда все, включая даже ученых, считали меня или безрассудным мечтателем, или спелеологом, любой ценой добивающимся известности, что через десять лет самые видные специалисты по космическим исследованиям почтят меня своей дружбой и мне достаточно будет лишь нажать кнопку, чтобы питаться, как астронавт!
Мальком Смит, возглавлявший отдел питания Центра пилотируемых космических кораблей НАСА в Хьюстоне, вместе со своим помощником Полем Рамбо выбрал для меня такое же меню, что и для совершившего полет на Луну экипажа "Аполлон-16", на период карантина. Это были готовые кушанья в замороженном виде, подобранные с учетом соответствующих анализов мочи и кала.
Длительность моего пребывания в пещере Миднайт была полгода, то есть в 10 раз превышала самый продолжительный полет "Аполлона" на Луну, и была втрое продолжительнее экспедиции на "Скайлэб- III " (последняя крупная американская космическая лаборатория). Это давало специалистам, подготовлявшим полеты американских астронавтов, дополнительную возможность проверить с большой точностью, насколько подобный рацион приемлем для длительного потребления в условиях, лишенных разнообразия и легко приводящих к стрессу, с какими я столкнулся в пещере Миднайт. И это приобретало большую значимость для американских космических исследований, поскольку они предусматривают в будущем полеты длительностью в десять или двадцать лет.
Для меня же это было весьма удачной находкой, как в морально-психологическом отношении, так и с точки зрения научных результатов моего эксперимента. В самом деле, благодаря тщательному контролю за усвоением моим организмом пищи все биологические, нейробиологические, физиологические и даже психологические данные, полученные во время пребывания под землей, приобретали еще большую значимость и весомость. Кроме того, такой контроль позволял лучше уяснить и интерпретировать изменения биологического ритма у человека.
Компания "Марриот корпорейшн" в Вашингтоне изготовила для меня, под неусыпным наблюдением НАСА, 540 завтраков, обедов и ужинов, которые были взвешены, заморожены и отправлены в специальных контейнерах в аэропорт Сан-Антонио, где моя жена Натали одна или с нашими американскими коллегами-спелеологами забирала их и доставляла в базовый лагерь, сохраняя их низкую температуру с помощью сухого льда.
Первый запас замороженной пищи был спущен в недра пещеры Миднайт в день моего спуска, 14 февраля, в присутствии Малькома Смита и вице-президента "Марриот корпорейшн", специально прилетевших: один — из Хьюстона, другой — из Вашингтона.
За полгода пребывания в пещере меня снабжали провизией еще четыре раза, с неравными интервалами, продолжительность которых, естественно, была мне неизвестна. Это делалось с тем, чтобы я не мог судить, сколько прошло времени. Пища, упакованная в мешки, хранилась в большом холодильнике на поверхности; их спускали в сорокаметровый колодец через люк, дверца которого находилась на глубине 10 метров, где начиналась подвесная дорога.
Это осуществлялось днем или ночью, в тот момент, когда я не спал и ко мне были прикреплены кабели, посредством которых передавались мои электрокардиограммы и ректальная температура в лабораторию.
Спустив пищу в пещеру и закрыв верхний люк, наблюдатели с нетерпением ожидали моего очередного звонка, извещавшего о том, что я делал: ел, пил или отправлял естественные-надобности, и только после этого сообщали, что очередные припасы ожидают меня в доступной мне части пещеры. Я тотчас же снимал клеммы, подсоединявшие зонд и датчики (того же типа, что на корабле "Аполлон-16"), приводил себя в порядок, забирал мочу и кал, охлажденные до —20 °C в двух мини-холодильниках, находившихся у самой палатки, зажигал ацетиленовую лампу и отправлялся к нижнему люку.
Учитывая умеренную температуру пещеры (21,5 °C), нужно было идти быстро, чтобы взятые анализы не оттаяли.
Добравшись до основания колодца, я извлекал из стоявшего там большого холодильника пробирки с мочой и калом (мало-помалу занявшие полки, где прежде хранилась пища) и укладывал их в мешок, который прицеплял к канату подвесной дороги. Затем помещал в большой холодильник весь только что спущенный запас провианта и возвращался в лагерь, прихватив с собой дюжину завтраков, обедов и ужинов, чтобы без промедления убрать их в мини-холодильники. После этого стряхивал с себя пыль, раздевался и вновь нацеплял на себя датчики кардиографа и ректальный зонд.
Должен сказать, что питание было одним из важнейших психологических факторов, предрешивших успех эксперимента, не только потому, что пища была высокого качества, но и благодаря легкости ее приготовления, а также разнообразию блюд и их виду, возбуждавшему аппетит.
Полагаю, что если после моего душевного кризиса мне пришлось бы стряпать (а уж чистить посуду, как на леднике, и подавно) — я бы не выдержал, даже уверен в этом.
Я ел только тогда, когда испытывал голод, пил, когда испытывал жажду, следуя простейшим импульсам, диктуемым человеку природой. Выбирал блюдо, казавшееся наиболее аппетитным.
Почти с самого начала я решил, что принимать пищу трижды в день — слишком много для меня, так что вскоре стал ограничиваться одной трапезой, обычно вскоре после пробуждения. Мне очень нравился бифштекс из телятины с морковью, нарезанной в виде шариков, и еще каким-то овощем, названия которого я так и не узнал. Но любимым моим блюдом был лангуст. Никогда в жизни я не ел столько лангустов! К несчастью, порции были слишком велики, и так как приходилось съедать их целиком, то я вводил в свое меню лангустов лишь будучи очень голоден.
Съедать блюдо полностью — обязательное требование, ибо все порции были взвешены, их состав строго рассчитан, и если какая-то часть оставалась, то нельзя было бы точно установить, сколько усвоено моим организмом. Но ведь количество пищи, ее вес, калорийность, физико-химический состав были определены, притом тщательным образом, для космонавтов, членов экипажа "Аполлон-16", летавшего на Луну. А их габариты (1,80 м, 80–90 кг) были иными, чем у меня, француза небольшого роста (1,6 м, 60 кг)!