Белые лилии - Саманта Кристи

– Я рада, что все так хорошо получилось. Ты была великолепна. Ты просто прирожденная актриса, Эрин, правда.

Она указывает рукой на платье, в которое ее нарядили.

– Обалденное платье, правда? Мне разрешили его оставить. Одно из преимуществ рака, наверное, – хихикает она. Мы с Гриффином морщимся. – Как бы то ни было, не хочу, чтобы все это пропало впустую. На мне, наверное, тонна макияжа. Я классно выгляжу, правда же? Пойдемте куда-нибудь!

– Милая, ты бы классно выглядела даже в мешке, – говорит Гриффин. – Но я согласен. Пойдемте куда-нибудь. Куда бы тебе хотелось?

Она смотрит на меня.

– Как насчет номера девять из твоего списка?

Гриффин смотрит на меня в недоумении, а я точно знаю, чего она хочет. Я знаю, потому что между мной и Эрин существует особая связь. Мы понимаем друг друга. Эта необъяснимая связь позволяет нам общаться без слов. Ну и еще я знаю, какой пункт был под номером девять в списке, который составили мы с Бэйлор: зайти в переполненный бар и прокричать: «Всем напитки за мой счет!»

– О-о-о, будет весело! – говорю я, и мы с Эрин под ручку выходим из студии, а Гриффин плетется следом за нами.

Глава 16

Я смотрю на брюнетку в зеркале. Ее зеленые глаза смотрят на меня, затем опускаются на растущий беременный животик, скрытый под теперь уже тесноватой футболкой «Янкис», в которой я слоняюсь по квартире сегодня. Каждый раз, замечая себя в зеркале, я удивляюсь. Я позволила Эрин выбрать цвет, и она выбрала темно-русый. Очень темный оттенок, почти такой же, как у Гриффина. Интересно, какого цвета будут волосы у Горошинки? Русые, как у меня? Или более темные, волнистые локоны, как у Гриффина?

Вчера мне приснился сон про ребенка. Это случилось впервые. Я держала маленького мальчика за руку, и он качался между мной и кем-то еще. Но когда я посмотрела на второго человека, я увидела не Гриффина, а Эрин. Что бы это значило?

Я прогоняю дурное предчувствие оттого, что в моем сне не было Гриффина, и заканчиваю причесываться. Я рада, что выбрала не стойкую краску, а такую, которая полностью смоется примерно за месяц. Эрин сделала то же самое. И я этому рада. Я не хотела ей говорить, но не могу себе представить, что в свои последние недели на земле она будет не похожа сама на себя.

Особенно учитывая, что произошло в тот день, когда мы были в салоне красоты. После того как знакомый стилист Гриффина обслужил нас по первому разряду, мы пошли обедать, и когда к нам присоединились Бэйлор и Минди, Эрин спросила, не познакомлю ли я ее со своими подругами. Нам не удалось скрыть шок, но всего через несколько минут Эрин снова стала сама собой и спросила, когда Бэйлор и Минди к нам присоединились. Потом она все время роняла вилку. И плакала у меня в объятиях, когда еле-еле успела вовремя добежать до туалета. Эрин плакала впервые с того раза, когда мы вместе плакали в тот день, когда она рассказала мне, что умирает. В тот же день у нее так разболелась голова, что она пошла к врачу, и ей увеличили дозу стероидов. Но следующие пару дней она все равно провела в постели.

Сегодня мы покупаем детскую одежду, пока родные Эрин и наши друзья занимаются последними приготовлениями для сегодняшнего сюрприза. Я вспоминаю, что мы еще не знаем пол ребенка. То есть не знаем наверняка. Но Эрин настаивает, что это мальчик. Она также знает, что гораздо лучше выбирает одежду, чем я. Думаю, к тому моменту, когда она закончит, гардероба этого ребенка хватит, чтобы одеть небольшую деревню. Потом она хочет пойти за мебелью. Все наши покупки доставляют в ее таунхаус. Я не спрашиваю почему, а она не объясняет. Есть вещи, о которых лучше пока не говорить. Я благодарна Эрин за то, что она не торопит события. У меня не хватает духу сказать ей, что мы с Гриффином еще ничего не решили. Она не спрашивала напрямую, выполним ли мы ее последнюю просьбу, а мы рады, что нам пока не надо об этом говорить.

Сегодня Эрин выглядит как обычно. Никаких провалов в памяти, никаких забытых слов, никакой головной боли. Единственное, что я заметила, – это то, что ее правая рука безвольно висит вдоль тела. Стероиды хорошо действуют, и я рада, что сегодня днем Эрин сможет насладиться всем, что мы для нее приготовили. Это определенно самая масштабная из наших затей: чтобы ее осуществить, нам пришлось задействовать десятки людей.

Когда мы выходим из магазина дизайнерской детской одежды, она вопросительно смотрит на меня, потому что перед магазином стоит конный экипаж. Когда мое лицо расплывается в улыбке, Эрин начинает прыгать, как маленькая девочка, потом с помощью кучера усаживается в карету. Мы уже катались на такой раньше, и Эрин была в таком восторге от лошадей, что я подумала, что это будет подходящим транспортом на бал – если это можно так назвать.

«Бал» – это на самом деле пикник в Центральном парке. Ну, пикник – это не совсем точно сказано. Скорее, праздник. На котором будут все. Все родные Эрин. Тети, дяди – в общем, все. Все прилетели из разных уголков страны. Придут бывшие коллеги и многие ученики Эрин. Там будут все, кто оказался в ее жизни. Зачем ждать похорон, когда она уже не сможет порадоваться встрече с ними?

Когда мы приближаемся, Эрин широко раскрывает глаза, видя шатры, надувные батуты для детей, бесконечные столы с едой и напитками, музыкальную группу, которую мы наняли, потому что, когда мы вместе ходили в клуб, Эрин упомянула, что это ее любимые музыканты.

– Скайлар, скажи, что все это не для меня.

Я улыбаюсь.

– Ты же сама говорила, что хочешь устроить пикник в Центральном парке. А мы подумали: почему бы не пригласить еще несколько человек, только и всего.

– Несколько человек?! – Она оглядывает собравшихся – их около сотни, они выстроились вдоль дорожки, по которой карета едет к пункту назначения. – Я правда знаю столько людей?

Я смеюсь:

– О да! И они все тебя любят. Ты понятия не имеешь, какое влияние ты оказала на жизнь стольких людей, да?

Эрин открывает рот от изумления, а по щекам у нее текут слезы, когда мы проезжаем мимо знакомых лиц ее учеников, родных и друзей. Наконец карета останавливается, и Гриффин помогает ей спуститься. Он заключает ее в объятия, а она благодарит нас за то, что мы все это организовали.