13 Сектор. Следствие против знатоков - Михаил Левандовский

— Слушай, у меня к тебе просьба странная.

— Саш, с деньгами сейчас не очень.

Да, Роберт немного прижимист. Впрочем, он не врет. Вредные привычки. Знаю я их — длинноногие и симпатичные. Не смею осуждать, сам недалеко ушел.

— Другая просьба. Помнишь, у тебя был газовый пистолет? Кажется, вальтер.

— Смотри, салага, — улыбнулся Роберт.

Он сдвинул в сторону фальшпанель. За ней крепились футляры с оружием. Беретта, маузер, наган.

— Все настоящее?

— Стал бы я их тут хранить. Все газовое, копии, но в руках подержать приятно.

Вообще мы, штатские, обожаем держать оружие. А Роберт, конечно, капитан действующего резерва, но мы-то знаем, что на самом деле он программист и шифровальщик — и делает это лучше, чем стреляет из пистолета.

— А это что? — спросил я и выбрал изящный маленький пистолет с накладками из слоновой кости, который лежал на зеленом бархатном ложе футляра.

— Это дамский браунинг. В тридцатые годы — глубоко любимый разведчиками. Жемчужина коллекции, между прочим, — гордо заявил Роберт. — Ну ладно, дам подержать.

Он понял, что я нашел жемчужину и не успокоюсь, пока не возьму ее в руки. Ореховая рукоятка казалась живой. Появилось приятное чувство.

— Роберт, одолжи, очень надо. В свете всей истории я не чувствую себя в безопасности.

— А ты не…

— Не украду. Чтобы меня не убили, будешь меня защищать и охранять. Ты ведь заинтересован, чтобы ничего не случилось?

— Ладно, бери, только верни обязательно. Я к нему привязан.

Думаю, что о любой из шестнадцати оставшихся моделей Роберт сказал бы то же самое. Надеюсь, что я выбрал лучшее. И мне, и ему, и многим из тех, кто вырос в советское время, присуще привязываться к вещам сугубо из-за их красоты. Правда, в советское время вещи, подобные по ценности браунингу, обычно бывали — если бывали — у людей в единственном экземпляре, а у Роберта семнадцать штук. Барство, право.

Никогда не стрелял в человека, даже из газового. И даст бог, не придется.

Роберт тяжело вздохнул. Я поставил пистолет на предохранитель и спрятал в карман. Дамский браунинг заточен под скрытое ношение. Собственно, в тридцатые годы предполагалось, что скрываться он будет в сумочке или за подвязкой. Мы с Робертом попили чай, потрепались об общих знакомых, написали письмо девушкам в Гомель, где сообщили, что соскучились — и мы сами, и клуб «Распутье». Затем я поехал встречать Юлю.

В шесть вечера в машине стало светлее, несмотря на хмурый ноябрь, мрачные тучи и дождь со снегом. Все-таки Юлька — солнышко, маленькое[50], изящное солнышко.

— Ну как тебе сегодняшний рабочий день? — спросил я.

— Сложно. Честно скажу…

— Рассказывай, а то, может, беги? Мой приятель многие крупные компании консультирует — пристроим.

— Я сама решу, что мне делать. Знаешь, зачем меня этот урод заставил айпад покупать?

— Не-а, Юля, не знаю. И?..

— Представляешь, у него в конторе Wi-Fi.

— О, какая контора! Мы у себя в страховой только собирались Wi-Fi делать[51].

— Сашка, он в своем кабинете за стеной стеклянной секретаршу снимает на айфон и фото мне шлет с комментариями: вот так, ноги сдвинь, ноги раздвинь, нога на ногу, ногу согни, туфлей поболтай. В кукольника играет, думает, что я марионетка.

— Да уж, человека с более яркой индивидуальностью найти сложно.

— Ага, ему бы кто-то объяснил. Олег вообще не ведает, что у людей есть индивидуальность, особенно у женщин.

— Козлов много на этом свете.

— Успокойся, мужчин он тоже не уважает — думает, все вокруг него вращается.

— Юля, я правда опасаюсь. Ты работаешь у извращенца.

— Саш, мы знали об этом с самой первой секунды. Ты похож на моего папу. И на дядю Жору.

— Он-то при чем?

— С безопасностью у них поставлено хорошо, но странно. Похоже, у Олега есть охранники помимо дяди Жоры. Он, кстати, добрый. Сегодня спрашивал меня, откуда я, где родилась, кто родители, что в Москве делала.

— И что ты в Москве делала? Про «Распутье» рассказала?

— Что ты! Чистую правду говорила — что учусь на заочном, вечером официанткой работала. И ничего, кроме правды. А всю — перебьется. Он бы покопался, но, во-первых, не специалист, а во-вторых, слишком на моего папу похож — тоже военная косточка.

— А у тебя отец военный?

— Еще бы, подполковник. Кстати, дядя Жора говорит: «Уходи отсюда. Не советую». Папа бы не так сказал, а «запрещаю категорически». Это он меня в модели не пустил.

— Кстати, зря не пустил. Модельный мир многое потерял. Видел твои фото в «ВКонтакте» — прогулка с подругой.

— Подруги-модели у меня есть. Мы с девчонками от скуки тренировались, некоторые пробились. У нас, далеко от областного центра, в маленьком районном городке, делать нечего. Хорошо, что библиотека большая, с советских времен, родители покупали книги на всякий случай — как вложение денег. А я читала.

— Вижу.

— Осуждаешь?

— Нет, приветствую.

— Мне бы могилы раскапывать. Или котиков бить.

Я вздрогнул. Котиков бить — интернет осудит. Дошло до меня не сразу — снова Киплинг, «Баллада о трех котиколовах». Да, девушка существенно серьезнее меня. При слове «котик» я представляю себе нечто милое из интернета.

— Мне бы в милицию пойти.

— Нет там ничего интересного.

— Знаю. Но грустно, что не могу… Знаешь, как бывает? Чувствуешь себя персонажем голливудского фильма — аэроплан тридцатых годов, сверкающая медь…

— Ну да, — сказал я.

— И ты летишь с заглохшим пропеллером над потрясающе красивым озером. А внизу — конница противника, которая садит в тебя из винтовки. Но ты приземляешься на просеке в тихом лесу.

Она снова читает мысли. Я взял ее за руку.

— Ты за дорогой следи, а не руки распускай.

— Я только пожать хотел…

— Знаем мы вас, начинается с рукопожатия, а кончается…

— Юля, фу!

— Можно подумать, ты мне приватов не заказывал… Прости, пожалуйста, я сама согласилась, у меня к тебе претензий нет, было интересно.

— Повторим?

— Никогда и ни под каким видом.

— Тетенька, дайте воды, а то в животе так пусто, что аж ночевать негде.

— Всем вам, мужикам, одно надо, правильно мама говорит.

— Слушай маму.

— Ага, «девочка, играй в куклы, строй глазки». Да, я умею, но хочется, чтобы меня за другое ценили.

— То есть я за тобой ухаживаю, потому что ноги длинные? Я их навидался в стрип-клубе. Может, не в ногах дело?

— Спасибо тебе. Знаешь, как я мужиков проверяю?

— Как?

— Если в разговоре смотрят мне в глаза, а не на ноги, то, значит, ничего мужик, неплохой.

Я заставил себя посмотреть Юле в глаза.

— Ладно, иногда ты смотришь в глаза.

— Ты ведь знаешь, какие у тебя ноги. Извини.

— Извиняю. Сама горжусь. Раньше только в платьях и ходила. Теперь не сильно хочется, потому что заставляют.

— Юль, уходи ты оттуда, правда.

— Саша, я сейчас просто выйду из машины и пешком пойду. И пусть простужусь. Чего ты мной командуешь?

— Знаешь, потому что я мужчина.

— Это не основание.

— Логично. Потому что я тебя намного старше.

— Не так уж и намного. Тебе сколько?

— Тридцать восемь.

— Да? Я думала, тридцать три — тридцать пять.

— Спасибо за комплимент. А тебе?

— У женщин об этом не спрашивают.

— Юль, ты еще не женщина. Ты еще девушка. В твоем возрасте надо этим гордиться.

— Правда хочешь об этом узнать?

— Хочу.

— А сколько бы ты мне дал?

Выглядела Юля очень свежо. Но образование, взгляд…

— Ну, не хочу говорить.

— Не хочешь говорить — напиши на бумажке.

— Руки заняты.

— Сам виноват, тогда не скажу.

— Ладно, двадцать один.

— Теперь я точно выйду и пойду пешком. Ты меня только что оскорбил в лучших чувствах.

— Юля, прости. Сколько же тебе?

— А ты свой возраст на два подели.

— Сколько?

— Девятнадцать. Да, Саша, третий курс. Да, девятнадцать. Я школу закончила в шестнадцать лет. А что, я старше выгляжу?

— Нет, еще моложе. Я просто привык по начитанности оценивать. А ты подозрительно много знаешь.

— Раньше «слишком много знаешь» говорили о девушках, у которых было слишком много поклонников. А вообще да, мужчин я люблю.

— И поэтому в «Распутье» пошла?

— Нет, не поэтому. Оттуда я ни с кем не уезжала. Нельзя там ни в кого влюбиться. Уж прости.

— Не за что. Мы ведь друзья.

Я, конечно, ни на что не рассчитывал, но услышать об этом было неприятно.

Мы въехали в Красногорск.

— Ну что, посидим?

Пусть меня в очередной раз поставили на место, но отказаться от общения было сложно.

— Давай, только недолго, а то мне на работу с утра. С утра, в такую рань…

— В такую дрянь, — уже привычно хором закончили мы. На этот раз — из Высоцкого.