Катриэль - Mesmer Mariarti

– А зачем их закрывать? Не уж–то орды троллей выбегают поглумиться над простым народом? – не без иронии поинтересовалась Катя.

– Было бы не плохо, – заметил Феарольф.

– Если бы, – согласился волшебник. – Ворота не могут быть все время открытыми. Это впускает Время из вашего мира, оттуда, где оно идет своим чередом и в правильном направлении.

– Это как? – запуталась Оля

– Что бы сохранить оставшуюся магию и существ ею созданных, пришлось остановить время, в некоторой части нашего мира, ограничить все это невидимой стеной и запереть ворота, – пояснил старик. – Именно туда мы и направляемся.

– Остановить время в какой–то его части? Это так легко? – засомневалась Катерина.

– Ооо, нет, – протянул Феарольф. – Это вовсе нелегко. Но и такое возможно.

– А я читал, – вспомнил Марк. – Что одному из властелинов времени пришлось остановить свои часы, что бы спасти остатки магии. Это так?

Повозка резко завернула направо и направилась в густой лес.

– Так, – ответил Феарольф. И была в его голосе нотка печали. – Время не только строит, но и разрушает. И чтобы не произошло последнего, его пришлось остановить.

– Говорят, что он живет среди простых смертных. И помогает им, – гордо добавил книгочей и сам восхитился количеству своих знаний.

– Так оно и есть, – тихо заметил Драгазар и посмотрел на своего друга.

Феарольф улыбнулся ему.

– Хотя, и не должен, – погрозился волшебник. – Он привязался к людям, от того и находится рядом. Но дом его Свобода…

– А ты что, и с ним знаком? – засомневалась Катя.

— Я вообще, много кого знаю, – усмехнулся старик.

– Ух, ты! А познакомишь меня?

– Хэх, – выдохнул Горвин. – Придет время, сама с ним познакомишься.

Катя потерла нос. – Ладно, – и отвернулась в окно. – Может мне удастся с ним договорится, дабы не стареть ещё какое–то время.

– Ну, для этого ты можешь поселиться за воротами там время давно остановилось, и никто не стареет. Но это и так твой дом, все чудеса родом оттуда.

Девушка вдруг подумала, если уж на то пошло, и она обладает какой–то силой и избранна «спасти» мир, то должно же это как то сыграть ей на руку. Ведь наверняка эта сила таит в себе кучу полезных для нее плюсов.

– Деда? – заинтересованно произнесла Катя и загадочно улыбнулась.

– Ну?

– Получается я важная и крутая?

Горвин посмотрел на внучку. – Нисколько.

– Но?

Блондинка засмеялась, но получив локтем в бок, тут же смолкла.

– Ты умеешь извергать молнии? – спросил волшебник и хитро сверкнул глазами.

– Нет, – ответила Катя.

– Быть может заклинания какие знаешь?

– Нет…

Горвин почесал подбородок. – Ну, может быть ты отличница по математике? Или знаток квантовой физики?

Поняв, к чему клонит ее дедушка, Катя закатила глаза.

– Хорошо! Я поняла тебя.

Старик довольно сложил руки на груди и сладко протянул. – Вот видишь ты вовсе не крутая, – а через мгновение молчанья продолжил. – Но ты можешь такой стать, если появилось желание.

Катя обиженно посмотрела на волшебника.

– Для того, что бы в твоем понятии стать важной, я не собираюсь зубрить ненавистную мне алгебру.

Горвин по–доброму рассмеялся, – Моя дорогая, но дело не в математике или физике. Если у тебя есть тяга, то можешь заниматься чем угодно. Что бы стать достойным, стать «важным» нужно лишь одно – делать Свое дело и делать его хорошо. Каким бы оно ни было. Вот Нэльс – фонарщик. Опять же по призванию, – продолжал волшебник. – А ты?

Катя выпрямилась, как струна. Разговоры о выборе профессии ее всегда напрягала, а дедушка явно к этому и вел. Эх, как быстро сменилась тема!

– Ты уже определилась, куда поступать. Нашла институт? Я не успел спросить у тебя это в письме.

– Конечно! – парировала Катя. – Ты же умер.

Горвин медленно выдохнул. – Не хочешь говорить об этом?

– Нет, – коротко ответила девушка. – Умеешь же ты испортить настроение своей внучке. Это случайно не твое призвание?

Катя действительно не хотела говорить о том, куда решила поступать. И не потому что была обижена на деда, просто то, кем она хотела стать, не вызывало бы его одобрения. Катя не собиралась поступать в вуз, она выбрала обычное училище, которое все пытаются называть более престижным словом «лицей». Но сути дела – это не меняет – Катерина станет обслуживающим персоналом. Это решение девушка приняла ещё в начале года, когда по школе ходили представители вузов и настойчиво рекомендовали им определиться. Большинство из Катиных бывших одноклассниц поступали в институты, которые им выбирали родители. И делали это, потому что Надо получать высшее образование. Катя же не любила слова «надо» и «ты должна». Она считала, что с предложениями «кем ты хочешь стать» к ребенку должны были приходить ещё в первом классе, предупредив, что после одиннадцатого, об этом выборе придется сказать родителям. Катя боялась сказать дедушке о своем.

– Хорошо, хорошо, – сдался волшебник. – Когда захочешь, сама расскажешь. К тому же этот твой выбор не имеет значения, тебе уготована участь иная…

– Получается, для тебя ни один мой выбор не имеет никакого значение. Важно только то, что ты хочешь?

– Есть призвание, а есть глупые амбиции. Важно уметь отказываться от ненужного. К чему ты вообще задала этот вопрос?

– Уже не важно.

– Кааатя, – настойчиво протянул Горвин. – Говори.

Катя быстро сдалась. – Мне просто интересно. Если, я, как вы говорите, очень важная персона, в смысле хранитель.

– Так, – с улыбкой согласился волшебник.

– Есть у меня, в связи с этим, какие–либо привилегии? Так сказать для личного пользования.

Волшебник сурово сдвинул густые брови.

– У тебя ещё нет ни какой силы, а ты уже хочешь пользоваться ее привилегиями?

– Ну, началось, – выдохнула Катя. – Злыдень, когда ты стал таким занудой?

Фонарщик и книгочей напугано переглянулись. Они и в мыслях не могли представит, что таким тоном можно разговаривать с одним из старейшин. Но на их удивление реакция волшебника была положительной.

Он рассмеялся:

– Ох–хо–хо, моя дорогая! Я всегда таким был. Вон спроси у Рольфа. Не так ли?

Господин Вира улыбнулся. – Даже боюсь с тобой спорить. Ты не только зануда, но и хороший пакостник.

Волшебник закатился новой волной звонкого смеха.

– Так как насчет привилегий? – не унималась Катя.

– Да нет у тебя ни каких привилегий, – утирая проступившую слезу, ответил Горвин.

– А жаль. Если бы были, я охотнее принимала участие в ваших мероприятиях.