Кирилл и Ян (сборник) - Сергей Дубянский

— Ларис, извините, я очень спешу.

— Тогда до вечера, — она посмотрела на него, отправляя в рот очередную порцию.

…Она ест!.. Ест человеческую еду! Значит, она все-таки обычная женщина, и я с ней спал! — неожиданно вспомнил Женя, — ничего другого нет, и быть не может!..

Свежий морской ветер быстро прочищал мозги. …Сегодня был, точно, сон. Пусть кошмарный, но сон, и не больше. Но почему мне приснилась та Лариска?.. Тогда ведь все выглядело правильно — просто потом любовь не получилась… да и как она могла получиться, если мы в жизни-то ничего не смыслили!.. Дети, одно слово… Поэтому все должно оставаться в своем времени… Главное, что сегодня я проспал всю ночь, и ничего не произошло — ничто не стонало, не лезло в окна… Или я просто не слышал?.. Нет, нечисть смогла б заставить меня услышать, если ей это надо. Значит, ничего нет, и жизнь продолжается!..

Слесарь уже ждал его рядом с вновь привезенными баллонами с азотом, и Женя с удовольствием окунулся в реальность — главную и единственную реальность его машины.

…Надо все делать самому… — вспомнил он, брезгливо облачаясь в чужие грязные штаны и висевшую безобразным мешком куртку. Он не привык к робе, предпочитая руководить, но сейчас ситуация складывалась совершенно особая — он должен закончить все до вечера; только так можно избавиться от мракобесия, реального или мнимого.

К обеду Женя запустил систему; в наладочном режиме вывел траверсу вверх, и фиксаторы щелкнули, остановив ее в положении «Готовность». …Ну, с богом! Хотя стоп! Надо проверить защиту — здесь все надо проверять!.. Нажал кнопку ручного подъема бронелиста; лампочки на пульте вспыхнули, но сам лист, призванный защищать оператора в момент рабочего хода, остался неподвижен. Женя растерянно огляделся, но слесаря не было. Впрочем, это уже не важно — он сам спрыгнул в приямок и сразу увидел безжизненно мотавшиеся у самой земли шланг; вкрутил его, затянул и остановился, прежде чем вылезти. …Похоже, все сделано специально. Но зачем?.. — он представил, как осколки металла, вырвавшись из штампа, пулями летят в него, — за что они все хотят меня убить?!..

Сама версия казалась кощунственной и дикой. …Плевать на всех Ларис, на дурацкую белую женщину с ее Антонио — меня хотели убить!.. Он кошкой выпрыгнул наверх, и поскольку слесарь исчез бесследно, бросился к начальнику цеха.

— Я отпустил его, — объяснил тот как ни в чем ни бывало, — он что-то захворал. И, вообще, сказал, что вы, вроде, закончили.

Женя думал, что победил страх, но тот обрушился вновь, вместе с целенаправленно открученным шлангом. …Если я не сдам его сегодня, завтра будет поздно!.. Кто знает, как быстро разрастаются темные силы?.. Может, ими захвачен уже весь город!.. Он опрометью бросился в цех.

Сдача прошла без замечаний, и даже акты были подписаны как-то слишком легко и быстро, но, вот, сразу и уехать не получилось, потому что поезд ушел полчаса назад. В итоге, Женя, вроде, победил, и, тем не менее, предстояло возвращаться в тот дом. Сначала он хотел снова взять бутылку, но решил: …Раз ничто не смогло помешать мне сдать машину, значит, я могу противостоять нечисти! Последняя ночь!.. Да я глаз не сомкну, но выясню, что там происходит!.. Жаль если черная рука не появится, а то я готов предъявить ей акт сдачи молота — пусть-ка попробует меня переплюнуть!..

Лариса уже возилась у плиты.

— Я завтра уезжаю, — объявил Женя, вместо приветствия.

— Да?..

Было не понятно, что крылось в этом коротком слове, радость или сожаление, но Женя не стал вдаваться в нюансы, а сразу прошел в комнату. …Для начала попытаюсь еще раз найти проклятую книгу. Сегодня мне должно повезти!..

Он уже добрался до третьей полки, когда внимание привлекли голоса, доносившиеся с веранды. Женя осторожно вышел из комнаты и замер, но разговор, как назло, прекратился; зато послышался глухой удар, потом крик, всхлипывание. Вроде, простые естественные звуки, но в этом доме он привык опасаться всего, поэтому только услышав отчетливое: — Сука! Сейчас ты у меня за все получишь! Женя окончательно убедился, что на веранде находятся обычные люди. Распахнул дверь — Лариса согнулась к плите, едва не касаясь кастрюль и закрыв лицо руками, а рядом стоял слесарь — его слесарь со злыми глазами и кошачьими усиками!..

— Ты уже здесь, падла, — прохрипел он, сунув руку в карман.

Женя увидел, как блеснуло лезвие. Лариса попыталась выпрямиться — в ее глазах застыл ужас, а слесарь надвигался — маленький, коренастый, казалось, сбитый крепко и надолго.

Все сразу сделалось простым и понятным, а уж драться-то Женя умел!.. Его нога вылетела вперед, нанеся удар в живот; с разворота «выстрелил» второй ногой в грудь — слесарь взвыл и повалился на пол, забыв про нож. Женя ударил его еще раз, потом еще; Лариса не препятствовала этому. Слесарь пытался подняться, но сумев лишь встать на четвереньки, пополз к двери. На полу остался явно зековский выкидной нож…

Лариса плакала, и Женя осторожно повел ее в комнату.

— Успокойся, — сказал он ласково, опуская ее на диван.

— Мне больно…

— Может «скорую» вызвать? Или ментов?

— Не надо… — Лариса легла. Ее руки безжизненно свешивались к полу, платье бессовестно задралось выше колен, но это уже не имело никакого значения.

— За что он тебя? — Женя заботливо склонился к ее лицу. Теперь он имел право на любые вопросы.

— Он злой… — всхлипнув, Лариса повернула голову. Глаза ее, с застывшими слезинками, казались безжизненными, — он хочет жениться на мне; говорит, у меня хороший дом, и, вообще, я «покладистая»… а я боюсь его. Он всегда был жестоким, а как из тюрьмы вышел, совсем зверем стал. Он специально Шарика убил, чтоб тот не лаял, когда он приходит пугать меня…

— Так это он тогда по окну лазал?

— Да. Я знала, но все равно страшно. Потому я и позвала вас ночевать. Мне хотелось, чтоб хоть кто-нибудь был рядом. Я боюсь, что он и меня убьет.

Женя поразился тому, как все, оказывается, просто.

— А стонет кто по ночам? — спросил он, чтоб окончательно избавиться от чертовщины.

— Моя мать. Она больна. С тех пор, как папа умер, она не встает. Я привыкла бегать на каждый стон, и днем, и ночью. Боюсь, если она тоже умрет, я совсем одна останусь…

— Когда ж ты спишь?

— Привыкла, — Лариса слабо улыбнулась, — хожу и сплю, сижу и сплю.

— А мать где? — Женя оглянулся, будто надеясь увидеть ее.

— В комнате… там, за шторой…

…Блин, как я не догадался!.. Одна штора в проходной комнате закрывает окно, а вторая-то — дверь!.. Идиот! Стоило приоткрыть ее… — он радостно засмеялся.

— Почему ты сразу мне все не рассказала?

— Боялась, что вы уйдете. Вам-то все равно, где жить, а мне страшно одной…

Кошмары вдруг унеслись, оставив лишь память о вчерашнем утре. …И почему с Ларисами у меня все получается так нелепо и гадко?..

— А ты помнишь, что происходит ночью?..

— Иногда… а иногда я, как робот… но я привыкла, — Лариса снова закрыла глаза, — мне больно… ну, почему он такой?..

Женя не нашелся, что ответить, думая, как бы она оценила его, если б помнила то утро …или она все же помнит его?..

Потом Лариса уснула, а Женя долго сидел, охраняя ее покой. Он думал, что, наверное, в жизни существует своя логика, и, следовательно, все это должно было когда-нибудь произойти. Должна была прийти Белая Женщина, и звать ее должны были Ларисой, как ту девчонку… Врачи ведь еле откачали ее после пилюль, которых она наглоталась с отчаяния…

Ничто в жизни не проходит — все возвращается, надо только понять, в какой момент, и быть готовым. …А еще лучше, быть готовым тогда, когда совершаешь что-то… хотя это, пожалуй, невозможно… — Женя усмехнулся, — зато никакой нечисти, точно, не существует… вернее, не так — нечисть живет в нас самих, напоминая о том, что мы стараемся забыть…

Последнюю ночь Женя спал спокойно и лишь под утро услышал стон, потом легкие Ларисины шаги…

Прежде, чем уехать, он долго стоял на пороге, сжимая Ларисину руку, и думал, можно ли ее поцеловать, но она сделала это сама — поднялась на цыпочки и чмокнув в щеку, сказала:

— До свиданья. Спасибо, что ты оказался, именно, таким.

…Значит, она совсем не помнит того утра. Но я-то помню!.. Неизвестно, какие черти и когда вернут мне это воспоминание… Не оборачиваясь, Женя быстро пошел к вокзалу.

В поезде, где ласковый свет ночника вносил в душу покой и умиротворение, Женя спал, наверстывая упущенное. Никогда он не думал, что поезд — это так прекрасно. Правда, несколько раз он все-таки просыпался, но слыша в полудреме мерный стук колес, тут же засыпал с блаженной улыбкой на лице.