Рудольф Нуреев. Я умру полубогом! - Елена Обоймина

«Я был рад вернуться к теплу и солнечному свету и странно, но эта страна показалось мне уже знакомой. Пейзажи с маленькими, расположенными близко друг к другу деревнями, и города, где очень старые и очень новые постройки стоят бок о бок, напомнили мне южную Украину Но и не только это. Повсюду встречал я русских, только недавно эмигрировавших на свою новую родину

Как обычно, я работал очень напряженно. Я танцевал два, иногда три раза в неделю такие партии, как «Спящая красавица» или па-де-де Черного лебедя (очевидно, издержки перевода. — прим. авт.). Но в свое свободное время я сумел многое увидеть в этой стране и получил от этого громадное удовольствие. Пятеро из нас наняли машину и мы много ездили, купались и грелись на солнце (хотя это было всегда за несколько недель до Рождества). Посетили места, связанные с библейской историей. Израильтяне произвели на меня впечатление очень сердечного народа, очень юного и доброго»[29].

Это доброжелательное высказывание начисто опровергает миф об антисемитизме Нуреева. Впрочем, во время выхода «Автобиографии» Рудольф был еще слишком молод…

Наступил долгожданный день гала-концерта — 2 ноября 1961 года. Газеты не уставали писать о блестящем дебюте этого «странного русского», невозвращенца из Страны Советов. Лондонская «Уикенд ревю» поведала следующее: «Это выглядело так, словно в гостиную запустили дикого зверя. Несмотря на просьбу Нуриева выступить партнером хозяйки бенефиса, Фонтейн приняла мудрое решение сначала посмотреть на него в паре с другой балериной. Поэтому Рудольф танцевал па-де-де Одиллии и Зигфрида из «Лебединого озера» с Розеллой Хайтауэр и «Трагическую поэму» — сольный номер, созданный специально для Нуриева ведущим хореографом Королевского балета Фредериком Аштоном на музыку Скрябина, выбранную самим танцовщиком. Все, кто присутствовал на концерте, в один голос заявляют, что впечатление от танца Нуриева, который в этом номере выступал до пояса обнаженным, было потрясающим».

«Нуриев метнулся на авансцену и завертелся в каскаде дьявольски стремительных пируэтов, — писал очевидец того концерта, английский критик Джон Персивал. — Но неизгладимое впечатление осталось даже не от виртуозности танцовщика, а от его артистического темперамента и драматизма. Находились люди, замечавшие, что прыжок Нуриева иногда не был безукоризненно легким и абсолютно вертикальным, но никто не смог остаться равнодушным к горящему в его глазах пламени и к той невероятной энергии, которая обещала еще более волнующие впечатления».

Что касается самого дебютанта, то особенно его тронула телеграмма, которую он обнаружил в своей гримерке в Друри-Лейн. В ней Рудольфу Нурееву от всей души желали счастья. Телеграмма была подписана зрителем из Ленинграда…

После того как Рудольф выступил в гала-концерте Марго Фонтейн, руководство «Ковент-Гарден» предложило ей танцевать вместе с ним в «Жизели». Марго сначала засомневалась, и было от чего. Балерина впервые выступила в этой партии в 1937 году, за год до рождения Нуреева, а к моменту его «побега» из СССР уже лет пятнадцать по не вполне внятным основаниям считалась «звездой». Не будет ли она, сорокадвухлетняя прима, смотреться нелепо рядом со столь молодым танцовщиком? Но соблазн был очень велик, и она наконец согласилась. «Дома мы с моим мужем Тито пришли к выводу, что Рудольф станет громкой сенсацией будущего года, а потому у меня есть смысл вскочить в уходящий поезд либо уйти совсем», — признавалась Марго впоследствии.

«Вскочить в уходящий поезд» удалось весьма успешно, если не сказать больше: просто блестяще.

Здесь нам придется назвать вещи своими именами. Марго Фонтейн — откровенно слабой танцовщице, по какой-то нелепой случайности или чьей-то преднамеренности вознесенной в разряд великих, несказанно повезло иметь рядом с собой на сцене такого партнера, как Нуреев. Не владея в полной мере ни блестящей виртуозной техникой, ни тонким искусством дуэтного танца, ни многими средствами сценической выразительности, она пронесла по жизни корону лучшей английской танцовщицы, мировой балетной звезды, не имея к этому серьезных оснований. Такой удручающий вывод можно сделать, посмотрев любую из имеющихся лент с ее участием, будь то «Лебединое озеро», «Ундина», «Ромео и Джульетта» или «Жар-птица».

Впрочем, еще более грустное впечатление, увы, оставляют на видеопленках и другие зарубежные балерины того времени вроде Марии Толчиф, Сони Аровой и Розеллы Хайтауэр. Демонстрируя по мере своих возможностей какую-никакую технику ног, они слабо владеют статичным корпусом, напоминая кукол на шарнирах. Их движения крайне некрасивы и негармоничны. Это подтверждает и высказывание Нинет де Валуа: «Западные артисты, как это ни грубо звучит, танцевали ногами, от бедер до стоп, верхняя часть тела в танце почти не участвовала. Когда пришел Нуреев, мы обнаружили, что он танцует всем телом».

«Рудольф обладал необыкновенной гибкостью и подвижностью спины, — удивленно писал Джон Персивал. — Ощущалась русская школа танца, благодаря которой он активно использовал руки, спину, голову».

Судя по сохранившимся видеозаписям, не лучше зарубежных танцовщиц того времени выглядела на западной сцене балерина грузинского происхождения, красавица Тамара Туманова. Очевидно, ее настоящей стихией были характерные танцы, но Тамара претендовала на то, чтобы считаться классической танцовщицей. Но живи она в СССР, вряд ли со столь самодеятельным, небрежным исполнением классики, разболтанными ногами и руками, которые она будто не знала, куда девать во время танца, двинулась бы дальше кордебалета провинциального театра. Впрочем, не будем обижать наши провинциальные театры, которые зачастую находились на вполне приличном танцевальном уровне. За рубежом подобным «балеринам» повезло стать лучшими из худших, если можно так выразиться.

Вовсе не случайно педагог Вера Волкова, пораженная низким уровнем английского балета, как она выразилась, не желала иметь ничего общего с его представителями.

Партнерша, с которой Рудольфу безусловно повезло, — Ева Евдокимова, чьи предки происходили из России. Эта выразительная и воздушная балерина с одухотворенным танцем, к тому же достаточно техничная, действительно оказалась весьма достойной партнершей для Нуреева.

Когда-то Марго Фонтейн объявила, что уйдет со сцены в тридцать лет, но с годами это забылось. Возрастную балерину все больше и больше тревожила проблема выбора партнера по сцене. Майкл Соме, ее партнер в течение пятнадцати лет, только что покинул балет; Дэвиду Блэру, которого она поначалу выбрала, было двадцать девять. Именно с ним Марго собиралась танцевать в «Жизели» в феврале 1962 года. Посоветовавшись с мужем, она решила все-таки рискнуть, отдав мужскую партию Рудольфу Нурееву. Впрочем, у нее просто не было выбора.