Смятый лепесток - De ojos verdes

– Я только переоденусь, – мама скрывается за дверью.

– Я могу остаться здесь? – изумляет вопросом Алина.

– Почему?

– Я не хочу выходить в город. Мне неприятно.

Мы с отцом переглядываемся. Тот крайне озадачен, но пожимает плечами, мол, как хочет.

– Аль, – перехожу на шепот, наклонившись к ней, – в чём дело?

Тут же отстраняется на безопасное расстояние от меня. Давлю в себе поднявшуюся в связи с этим злость и жду ответа. Девушка неопределенно машет, покачивая головой.

– Я просто не хочу. Не хочу возвращаться в свое прошлое, на котором поставила крест.

– Это глупо, – цежу, зыркая на неё предупреждающе.

– Как скажешь. Но, если можно, я останусь здесь.

– Можно, конечно, – выдает появившаяся вдруг мама, делающая мне жесты руками, – вставай, Дим. А Алина пусть отдохнет. Поедем вчетвером.

Раздраженно вскакиваю и выхожу в коридор, спешно обуваясь. Хватаю ключи и спускаюсь по лестнице на улицу, где отключаю сигнализацию отцовской машины и усаживаюсь за руль, заводя мотор. Через минуту появляются остальные. Понимая, что в гневе меня лучше не трогать, никто не произносит ни слова. Выезжаю со двора и удаляюсь на несколько метров.

Резко даю по тормозам, включая аварийку и останавливаясь на обочине. Тяжело дышу, сжимая губы.

Сука!

Задолбала эта недосказанность…

Не могу! Крышу сносит, нутро рвёт на части. Хочу вернуться и выпотрошить из Алины правду. И если сию же секунду не добьюсь своего, сдохну от напряжения…

– Пап, сядь за руль. Я возвращаюсь.

– Дима! – кричит мне вслед мама, когда я вылетаю из салона. – Сынок, не обижай девочку!

Девочку.

П*здец. Нашла девочку. Каменная глыба. Горная недосягаемая вершина. Непробиваемая. Несравненно стойкая.

Ненавижу эти качества. Они сбивают с толку, не получается ощупать её настоящую, понять, что с ней происходит.

Это убивает! Чтоб её!

Вбегаю в квартиру и, не разуваясь, иду дальше. В комнату Сони, которую выделили Алине. Она стоит посреди помещения и смотрит на фотографию сестры на стене. Хватаю девушку за локоть и резко разворачиваю к себе так, что распущенные волосы, взметнувшись, хлещут по нам обоим.

– Тебя сослали в эту глушь, да? Не просто выгнали, а отправили туда, чтобы никто не знал о позоре семьи – беременной вне брака дочери? И имя тебе сменили, чтобы правдоподобнее было? А теперь ты не хочешь ослушаться приказа и выйти в город, в котором запретили появляться?

– Мне больно, – спокойно оповещает, пытаясь вырваться. – Тебя не касается это. Я предупреждала, чтобы ты не задавал мне вопросов.

Я просто взрываюсь.

Отталкиваю её от себя и рассматриваю, словно видя впервые. Хватаюсь за голову и выдаю потрясенно, с нескрываемой злобой и диким ревем:

– Бл*дь! Ты, вообще, живая? Способна на эмоции? Хоть что-нибудь? Какой-то робот! Всё тебе по боку. Никак не прошибить!

– Возможно.

– Я вижу! Я, сука, вижу, что нет, не живая! Ты существуешь на автопилоте?!

Алина отходит на пару шагов назад и смыкает веки. Я стою на месте и пышу огнем. Я не контролирую себя, озверел, оглушило к чертовой матери. Хочется её растрясти, чтобы сагрилась. Орала, возмущалась, плакала. Как бы гнусно это ни звучало, но именно это мне и нужно – истерика. Содрать ледяную маску, услышать, наконец, что-то на человеческом, а не межпланетной ровной частоте.

– Ты очень странная, Алина, очень. Будто тебе в кайф всё, что произошло…

Внезапно что-то меняется. Еще до того, как она распахивает глаза, воздух ощутимо сгущается, а напряжение скачет. Я замечаю, как она сжимает кулаки, борясь с собой. И, видимо, проигрывает в этом сражении. И вот, девушка обезумевшим взглядом вколачивается в меня. Грудь её часто-часто поднимается и опускается. Отрывается от стены, у которой находилась почти вплотную, и медленно приближается.

– Ну, конечно же, в кайф. Я же получала колоссальное удовольствие от того, как ты меня насиловал на протяжении трех недель, балдела от мучительной боли, я же мазохистка. Ты не знал?

Оказавшись передо мной, обеими ладонями бьет по моей диафрагме, потом еще раз. И ещё. Шипит. Скалится. Шумно сопит. Пытается сдвинуть меня, но сил на это у неё точно не хватит. И поэтому отчаянно кричит, и я вижу, как по щекам её начинают течь слезы.

– Как ты смеешь?! Ты, монстр во плоти, потерявший людской лик! Ты! Обвиняешь меня в чем-то? Строишь догадки? Никак не успокоишься? Мало было того, что физически меня сломил, так ещё и морально хочешь?!

– Аль… – голос мой звучит потерянно.

– Не утруждайся! Ты во всём ошибся! Представь себе, даже облагородил моего отца такой версией со ссылкой в пригород! Увы, он ничем не лучше тебя! Потому что, когда я, спасшись и сохранив жизнь себе и ребенку, которого ты хотел убить из мести, вернулась домой, меня поджидал сюрприз! Папа понял, что я беременна и без церемоний записал на аборт! От одного убийцы я попала в лапы к другому! Даже не знаю, кто из вас хуже, честное слово! Никому не было дела до меня. Ни разу! И я сбежала! Сама! Сбежала! Подальше от зверья!

И колотит по мне, колотит. Воет, захлебывается. А я стою, приросший к полу. Точно омертвевший. Получивший то, что хотел. Но абсолютно не готовый, оказывается. Сердце рвется за пределы бренного тела, тарабанит по ребрам, бьется в панике. Ему больно. Адски. Больно за неё…

Я очнулся и сгреб её в охапку. Что мне эти удары? Не из-за них. Мне просто жизненно необходимо было почувствовать живую, уязвимую, хрупкую Алю. А она начала брыкаться рьянее. И чем сильнее пыталась вырваться, тем крепче я прижимал к себе. В конечном итоге она сдалась и обмякла в моих руках. Продолжала дрожать от разрушающей горечи, которая прогнула её сейчас из-за моих обвинений.

– Расскажи мне, девочка, расскажи… Расскажи всё… – шепчу, как в трансе ей на ухо.

Алина истошно кричит и снова пытается меня ударить. Я готов всё стерпеть, лишь бы не остановилась на полпути. Пошла до конца и выговорилась. Так нельзя жить.

Медленно бреду с ней вместе к кровати, опускаемся на неё в обнимку. Глажу девушку по спине, сам ощущая чудовищные спазмы в горле. Выворачивает жёстко.

– Пожалуйста, поговори со мной…

Думаю, дело не в том, что я попросил. Просто пришло время, и ей действительно следовало сбросить часть груза. Алина заговорила. А я превращался в каменное изваяние с каждым произнесенным словом. О том, как оставляла за собой прошлое, как отправилась в Москву, как уничтожила настоящую личность, как вернулась, приобрела квартиру, благодаря сбережениям и украшениям матери, как справлялась одна, пока у