Семена огня - Владимир Свержин

Неожиданный резкий звук ударил волков по ушам, и те, недовольно заворчав, отпрянули. Карел не медля ни секунды, отскочил к дереву и снова занял позицию. Хуже было другое: не ожидавший такого поворота событий Бастиан в ужасе разжал руки и шлепнулся в траву, чувствительно приложившись затылком о торчавшее из земли корневище. В глазах его поплыло, он попытался встать на ноги, но снова завалился набок.

– Вставай! – заорал Карел, яростно отмахиваясь мечом. Но Ла Валетт лишь мотал головой, не в силах сфокусировать взгляд.

И в этот миг, когда гибель уже казалась неизбежной, юный Дагоберт, наблюдавший с дерева за противоборством, вдруг легко, словно на руки слуг из седла смирной лошадки, спрыгнул наземь прямо перед оскаленной мордой вожака.

– На дерево, мальчик! – Карел ринулся вперед.

Дагоберт не повернулся, лишь выставил руку в останавливающем жесте. Сам не ведая почему, могучий богемец сбавил шаг. Казалось, свирепый волк, замерший не более чем в метре от юнца, попросту обалдел от такой наглости. Он смотрел на Дагоберта, смотрел, не отрываясь, желтые глаза его пылали жаждой крови, неотмщенным оскорблением и врожденной злобой.

Все стихло. Даже вновь завопившая в ужасе женщина замолчала на полувздохе. Хищники, ждущие приказа вожака, с недоумением глядели на того, кто добрую сотню раз водил их на охоту. Перед матерым зверем стоял не воин в железной шкуре – тонконогий, тонкорукий юнец. Но вожак медлил. Он смотрел и смотрел, не отрывая глаз от лица странного противника. И вдруг злобный пламень в его зрачках начал угасать. Он больше не видел наглого мальчишки. Перед ним бушевал огонь, грозный, всепожирающий, не знающий ни жалости, ни цели. Как лесной пожар, некогда опаливший эту прогалину, он готов был уничтожать все вокруг лишь потому, что он – огонь и вечно голоден.

Вожак заскулил, попятился, а огонь все рос, уже слышится гудение пламени и треск пожираемых веток. На волка пахнуло вонью тлеющей шерсти. Он истошно взвыл, подскочил на месте и, поджав хвост, бросился наутек. Еще мгновение, и вся стая устремилась за ним.

– Мы пришли спасти вас, – Карел с третьего раза засунул меч в ножны и опустился в траву. – Спасти вас пришли. Понимаете? Это у нас задание такое.

– Неведомо, зачем это было нужно, – немного пришедший в себя Бастиан прислонился спиной к стволу дерева и прикрыл глаза. – Но теперь я знаю, мальчик, это было нужно.

Глава 15

«Это надо обмыть», – сказал Моисей и сомкнул волны Красного моря над колесницами фараона.

Майордом склонился над письмом Благородной Дамы Ойген, внимательно разглядывая лист пергамента. Ровные строчки изящно начертанных букв многое бы рассказали Пипину о характере девушки, когда б он владел основами графологии. Лежавший перед ним документ, несомненно, представлял огромную историческую ценность как первый образчик современного русского письма на франкской земле, но даже этого знаменательного факта, не говоря уже о смысле знаков, хозяин здешних мест не понимал.

– Я должен отослать это? – Пипин удивленно, пожалуй, даже ошарашенно, поглядел на Евгению.

– Полагаю, да, – величественно склонила голову красавица с выражением полного недоумения. – Что-то тревожит вас, мессир?

– Но я не могу этого сделать! – Майордом раздраженно отбросил пергамент и уставился на девушку, словно надеясь прочесть ее сокровенные мысли. – Да, не могу, покуда не узнаю, что здесь написано. Разве это непонятно?

– Я вижу, ты мне все еще не доверяешь? – Женечка обиженно надула губки.

– Даже если бы ты была моей родной матерью, – нахмурился Пипин, раздраженный женским кокетством, – я бы и тогда не дал позволения отослать письмо, не узнав его содержания.

– Надо же, какой упертый! – деланно возмутился Лис. – Непонятно ему. В письме содержатся буквы!

– Господин инструктор, но он же ведет себя именно так, как вы говорили.

– Да не, это я так самобытно радуюсь, – обнадежил Лис. – Сейчас начинай его дожимать до состояния фреша.

– Приложу все усилия.

– Но что делать? – распахивая навстречу Пипину бездонные русалочьи глаза, спросила Благородная Дама Ойген. – Я, плохо ли, хорошо ли, говорю на языке франков, однако вовсе не обучена вашей письменности. Но это полбеды. Среди вашей свиты, я уверена, нашелся бы грамотей, но никто из моих земляков, во всяком случае, сопровождающих меня, не читает на нем!

– Тогда, может быть, латынь? – после некоторой задумчивости предложил майордом.

– Да, пожалуй, латынь подойдет.

– Вот умница. Если даже в отряде Арнульфа Вилобородого найдется кто-то грамотный, шанс, что он читает на латыни, – скорее, среди вояк можно встретить самого Папу Римского.

– Но в монастыре Святого Эржена могут быть люди, способные прочесть послание.

– Могут. Но это уже не твоя забота. К приезду Фрейднура здесь не то что на латыни, вообще способных читать не останется.

Лис подставил опустевшую чару под струю монастырского вина.

– Помянем же, брат мой во Христе, в благословенных стенах обители подвижников во славу Божью и святых отшельников пустыни Египетской! Ибо мы тут Господним попущением смиренно вкушаем нектар, дар лозы виноградной, они же лишь утренней росой, собранной на раскаленных за день каменьях, утоляли терзавшую их жажду. Плоть их томилась от зноя и песка шуршащего, несомого им прямо в лицо немилосердным жарким ветром, но дух – дух неизменно был высок и силен!

– Помянем, – задумчиво кивнул отец-настоятель, отпивая из своего кубка, – всех, поименно. – Он сделал еще несколько больших глотков, смерил понимающим взглядом бесконечное пространство внутри себя и добавил. – За Дух! – Аббат допил вино и со стуком поставил опустевшую емкость на табурет.

– Истинно глаголешь! – со знанием дела согласился Лис, вновь наполняя кубки. – Но тосты совмещать не надо. Ладно, за Дух выпили. Теперь уж, как ни крути, след помянуть добрым возлиянием и вознесением благодарственных речей Отца Небесного и Сына Его, нашего Спасителя! Как же иначе?! Полагаю, и всей монастырской братии следует восславить этим малым воздаянием Святую Троицу, а вслед за тем и блаженных страстотерпцев, принявших муку мученическую во славу Божию.

– Во славу Божию! – согласился отец-настоятель, не так давно неосторожно зашедший справиться о здоровье гостя. Монастырское вино хлынуло ему в глотку, он поставил опустевший кубок и попытался сфокусировать взгляд на Лисе. – А не осталось ли у тебя, сын мой, пары глоточков в той, – он сделал попытку ясней сформулировать мысль, старательно помогая непослушным словам жестами рук, – твоей фляге?