Он мой кошмар (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна"

— Разве? А мне кажется, я буду жить здесь только потому, что сплю с тобой.

— А ты со мной спишь? Я что-то не заметил.

То, куда медленно скатывается этот разговор, меня злит.

Она округляет глаза. Несколько раз дотрагивается кончиками пальцев до своей шеи и поднимается с дивана.

— Я лучше поеду…

Запрокидываю голову на спинку, распластав руки по ней же. Считаю про себя до пяти, прежде чем схватить Есю и потянуть на себя.

— Я тебя отпускал?

Знаю, снова включается не самая лучшая часть меня. Просто все эти разговоры о бабках, содержании — я как бы радуюсь, что она не такая. Но в глубине души думаю о том, что, будь она чуть сговорчивее, все было бы куда проще.

— А я разве спрашивала у тебя разрешения? Не хами, Андрюша.

Ее губы расплываются в едкой усмешке.

— Все эти фокусы будешь прокручивать со своими девками-однодневками.

— Да что ты? — усиливаю захват, вынуждая ее лечь. Сам по инерции наваливаюсь сверху, продолжая сжимать тонкое запястье. Второй рукой обхватываю щеку.

— Как по́шло, — она смеется.

Знаю, что уже включилась и не думает о домашних проблемах. Каждый раз, когда перехожу в наступление, она выпускает иголки, а потом, сама того не подозревая, принимает правила моей игры.

— Что ты знаешь о пошлости, моя хорошая?

Еська облизывает пухлые губы. Целует первая, моментально расслабляясь. Ее рука в моей ладони обмякает. Дыхание становится глубоким.

— Я знаю одно, — шепчет в самое ухо, — ты сходишь по мне с ума. Ты влип, Андрюша. Просто влип.

52

Есения

Я говорю это из желания чувствовать себя хозяйкой положения. Такое глупое желание, а еще дикая надежда, что мои слова — правда. Что на самом деле в этой суровой реальности он действительно от меня без ума.

Потому что сама я влипла. Окончательно и бесповоротно.

Внутри все еще сидит горечь и стыд. То, что устроил отец, просто ужасно. Я не знаю, смогу ли когда-то забыть случившееся, но то, что Андрей сделал…

За меня никто и никогда не заступался. Всегда приходилось справляться с этой адской ношей в одиночку.

Быть защищенной — это что-то невероятное. Но насколько его хватит? Насколько хватит нас?

Поворачиваю голову вбок, упираясь взглядом в идеально белую обивку дивана. Чувствую тяжесть тела Андрея. Конечно, он перенес вес на свои руки, но это ощущение близости пугает и распаляет одновременно. Сейчас я, как никогда уязвима.

Все случается так быстро…

Я тянусь к нему сама. Мне это просто необходимо. Вцепляюсь пальцами в воротник рубашки, забывая обо всем, что происходит за пределами этих стен.

В какой-то момент одежды на мне становится меньше. Она летит на пол, как и мой собственный контроль. Я чувствую горячие поцелуи на коже и отпускаю ситуацию. Поддаюсь, может быть, где-то иду на поводу, а может, просто иду на этот компромисс из дикого страха, а вместе с ним желания угодить Андрею.

Нет, бесспорно, я тоже этого хочу. Почему-то именно сейчас осознаю, что готова сделать еще шаг. Здесь. Именно с ним.

Жар тела, влажная и немного липкая кожа. Поцелуи.

Все смешивается воедино. Трепет. Агония.

Сердце заходится в бешеном ритме. Удары сбивчивые, неровные. Губы высохли, а разум слегка затуманился.

Андрей целует с напором. Эта дикость лишает меня последней возможности пойти на попятную, хотя мысли об этом, уже успели закрасться в голову. Мы на грани, на самом краю. Еще немного, и весь тот флер, что шлейфом вился за нашими спинами на протяжении последнего месяца, исчезнет.

Черта будет пройдена.

— Уверена? — его вопрос звучит каким-то неестественным голосом. Словно он и сам сомневается в том, что произойдет дальше.

Смело киваю. Во мне столько адреналина, страха, отчаяния… Я просто хочу закончить этот день. Закончить его лишь теми событиями, что выберу сами. И я выбираю. Выбираю Панкратова.

Главное — это вдохнуть чуть глубже, а после затеряться в той боли, что окутает тело за долю секунды.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Если то, что вот уже несколько месяцев сидит внутри меня, не любовь, то что же это?

Собираю пальцы в кулаки. Мышцы тяжелеют. Мысли снова путаются. Решения, решения, их так много, но где же верное? Разбредающееся по телу томление достигает пика. Зажмуриваюсь, морально настраиваясь на то, что произойдет дальше. Сама же отсчитываю секунды, словно готовлюсь к прыжку в глубокую бездну.

— Расслабься, — Андрей фиксирует мою шею. — Открой глаза. У меня ощущение, что тебя принуждают.

— Нет, что ты? — шепчу, но это больше похоже на скулеж. Жалобный, противный писк. — Я правда пытаюсь расслабиться.

Как только я произношу эти слова, Андрей отталкивается от поверхности дивана и поднимается на ноги. Чем больше он отстраняется, тем паршивей я себя чувствую.

Слышу звяканье пряжки ремня и то, как открывается дверка холодильника.

Прикрываюсь футболкой, которую успела поднять с пола, наблюдая за тем, как Панкратов достает бутылку минералки. На нем нет рубашки, она валяется где-то у моих ног.

— Не морочь мне голову, — бросает через плечо, продолжая по-прежнему стоять ко мне спиной. — Не знаю, из каких соображений ты сейчас все это устроила, но все это не имеет ничего общего с чувствами и желанием.

Становится невыносимо холодно. Обнимаю свои плечи, примерзая к дивану. Шевелиться не хочется. Ничего уже не хочется.

— Я… Андрей, я…

— Спать ложись. Пойду пройдусь.

И он уходит. Набрасывает на голые плечи пиджак и просто выходит из квартиры, оставляя меня здесь одну.

— Черт!

Растираю ладонями лицо. Чувствую себя дурой. Потому что мы должны быть на равных, а я почему-то решила перетянуть одеяло на себя. Сначала заключила себя в роль жертвы дома, теперь это же состояние перенесла на Андрея.

Не переборола свой страх. Все, что я сделала сейчас, это с легкой руки решила взвалить на него ответственность за свою неуверенность. За то, о чем наутро могла бы пожалеть…

И он, конечно, это понял…

Подбираю с пола оставшиеся вещи и, не удосуживаясь одеться, бреду на поиски спальни. Возможно, сон действительно поможет хоть немного разобраться в том, что я делаю. В том, что со мной происходит. Ведь то, что это так, сомнений нет.

Залезаю под толстое одеяло на просто огромной кровати и, прижавшись щекой к подушке, закрываю глаза.

Утром просыпаюсь в той же позе. Но самое паршивое, что я по-прежнему здесь одна. Перекатываюсь на спину, чувствуя просто невыносимую боль в горле. Простуда начала прогрессировать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Наспех принимаю душ и натягиваю на все еще влажное тело свои шмотки. Пока иду на кухню, пишу Бережной, что приболела и, возможно, немного опоздаю в универ.

Тяну ручку холодильника на себя, слегка поворачивая голову вбок, и застываю.

Андрей все-таки вчера вернулся. Лег спать на диване. Все же мое псевдосогласие его задело куда сильнее, чем могло бы показаться. И это абсолютно не вяжется с его образом.

Бесшумно закрываю холодильник, чувствуя на себе тяжелый взгляд.

Говорить о случившемся сейчас нет сил. Поэтому решаю начать день так, словно вчера не существовало. Вдруг прокатит.

— Подбросишь до универа? — сжимаю в руках телефон и, прикусив губу, делаю шаг в сторону дивана.

— Ты же болеешь.

Андрей приподымается на локти, бегло осматривая меня с ног до головы.

— Сегодня уже все нормально.

— Ладно. В душ только схожу.

— Хорошо.

Кошусь на кофемашину, поджимая пальчики на ногах.

— Как ей пользоваться?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Панкратов без слов «заряжает» мне порцию кофе и все в том же молчании скрывается за дверью ванной комнаты.

— Спасибо, — бормочу в пустоту, чуть крепче обхватывая белоснежную чашку с ароматным напитком.

В машине мы тоже особо не общаемся. Хотя здесь меня начинает беспокоить другое: чем ближе мы подъезжаем к универу, тем сильнее у меня закладывает нос.