Арабский кошмар - Роберт Ирвин

Ничего не отвечая, негр все так же молча его разглядывал. Угрюмость сменялась умиротворенностью.

Кошачий Отец торопливо продолжал:

– Только ты можешь помочь мне, ибо видишь сны на ходу. В чашке, из которой ты отпил, содержится сильнодействующее снотворное. Ты будешь спать ночь, день, а возможно, и еще одну ночь, и за это время в снах своих обшаришь весь Каир и непременно принесешь мне мою книгу. Ты уже очень хочешь спать.

С этим Хабаш был не совсем согласен, но так или иначе проще и приятнее было не прекословить. Он почувствовал себя уютнее, и веки его смежились.

Отец, видя, что Хабаш помимо своей воли уносится в сон, заговорил еще быстрее:

– Как только увижу, что ты впал в состояние сна, я отворю клетку. Отыскать книгу проще простого. Это вопрос навязывания воли сновидению. Алям аль-Миталь готов исполнить все людские желания. Точно так же, как я навязал свою волю тебе, ты должен навязать свою Алям аль-Миталю. Книгу ты должен принести мне сюда.

Внезапно Хабаш грузно опустился на пол. Он спал. Отец терпеливо ждал. Ожидая, он допил остатки шербета, ибо Хабаша он погрузил в сон с помощью подслащенной воды и внушения. Хабаш вращал глазами. Он начинал видеть сны. Словно поднятый за невидимые нити, он встал с пола клетки. Отец повернул ключ, открыл дверь и осторожно вывел сомнамбулу наружу.

Хабаш поплелся прочь с ярмарочной площади, Отец – за ним. Добравшись до Байн-аль-Касрейн, он пустился бежать, а может, просто принялся изображать бегущего человека, ибо, рассекая воздух кулаками и локтями, высоко подымая колени и учащенно дыша, двигался он крайне медленно. Постоянно одни и те же здания. За бесконечно длившееся время можно было сколько угодно разглядывать эти дома с их шаткими фасадами – временными, но и вычурными, парусообразными дверями и нагромождением крыш, эти узкие проулки и аркады, обманчивые перспективы и зиггуратические лестницы. Луна отмыла стены до устрашающей белизны, сквозь которую чумными пятнами проступали грязь и трещины.

Хабаш оглянулся и блеснул в свете луны улыбкой, ибо знал, что его преследуют, и знал, что в конце концов в преследовании есть нечто ободряющее. Кому-то, где-то он был нужен. Кошачий Отец, бежавший позади, увидел улыбку. Отец хотел было последовать за бегущим в своих снах Хабашем, но тут он вдруг заметил, как жирными, неровными, нервными мазками накладываются на здания свет и тьма, как прогибается и трещит под давлением город, как искривляются и гнутся пространство и дома, обволакивая бегущую фигуру черного человека, и осознал, какую высвободил страшную силу – ту, что неудержимо выплескивается ныне на городские улицы, – а осознав, понял и то, что больше у него не хватит духу преследовать бегущего. Он остановился и вновь направился к Дому Сна.

Бэльяну снились качающиеся улицы и падающие башни. Он проспал ту ночь и почти весь следующий день. С каждым разом он спал все дольше. Когда он проснулся, вокруг толпились паломники.

– Вам нужен врач? Мы отыщем его в коптском квартале.

– Мне нужен священник.

Они одобрительно закивали, и вперед протиснулся один из монахов – тот самый, из чьих уст Бэльян услышал в день своего приезда проповедь об опасностях татуировок. Они отошли в угол караван-сарая. Паломники полагали, что Бэльян желает исповедоваться перед смертью, но Бэльян вовсе и не думал умирать; он жил за счет лихорадочных усилий, и сердце билось в его призрачном теле, стуча тяжело, как молот. Скорее он рассчитывал освободиться от обета посетить монастырь Святой Катарины в Синае. И еще ему хотелось испытать монаха.

– Благословите меня, святой отец, ибо я согрешил.

– Благословляю вас, дитя мое. Когда вы в последний раз были на исповеди и посещали мессу?

– Прошло время, а я был болен. Не могу сказать. Ни разу с тех пор, как мы сели на корабль в Венеции.

– И что за грехи совершили вы с той поры?

– Никаких, кроме простительных, но не из-за грехов своих нуждаюсь я в вашем совете и покровительстве Церкви…

– Вы слишком много на себя берете. Я должен знать природу и периодичность прегрешения, и лишь потом мы сможем решить, простительное оно или нет.

– Возможно, но мне грозит серьезная опасность – опасность, не мною предопределенная и не мною порожденная. Я – паломник, посвятивший себя в последние шесть месяцев ревностному служению христианской вере. Но дьявол насылает на меня греховные сны, и много раз со времени приезда в Египет бывал я близок к тому, чтобы согрешить утратой веры в Бога.

– Что это за сны?

Прежде чем вновь заговорить, Бэльян попытался хорошенько разглядеть лицо монаха, но не сумел.

– Мне снится, будто я въезжаю в город, похожий на Каир, но город этот сплошь поддельный. Снится, что я покидаю его или пытаюсь покинуть, но мне мешают два посланца Сатаны, носящие имена Кошачий Отец и Майкл Вейн. Мне снится, будто я не сплю, а я сплю, и снится мне искусительница по имени Зулейка, которая обольщает меня, лишая целомудрия, а когда я пробуждаюсь от этих снов, лицо мое заливает кровь.

– Значит, вам снится, что вы вступаете в греховную связь с Зулейкой… а происходит ли семяизвержение во время или после этих снов?

– Нет. По-моему, нет.

– Понятно. И больше ничто не лежит тяжким бременем на вашей совести?

– Нет.

– Что ж, это хорошо.– Долгое молчание, потом: – Святой Августин говорит, что сны, возможно, имеют тройственное происхождение. Во-первых, существуют сны от Бога, которые ниспосланы нам, дабы нас направлять. Во-вторых – сны от дьявола, коими сей лукавый князь пытается нас искушать, хотя ему никогда не удается соблазнить душу спящего, если не предрасположена душа этого человека к растлению. В-третьих – сны, называемые земными, которые являются плодами внутренней фантазии и на которые влияет то, где человек лежит, что он съел и многое другое, и сны эти не означают абсолютно ничего.

– Значит, либо Бог причиняет мне страдания, либо я предрасположен к растлению, либо неправильно питаюсь. Которая же из трех причин? – Бэльян не сумел скрыть нотки раздражения.

Вздох.

– Вы должны знать, сын мой, что ни один из богословов и отцов церкви не осуждает сон как таковой. Нас учат тому, что, когда ночью падает температура, животная сущность человека удаляется в самую глубинную часть тела, в центр фантазии, откуда и проистекают сны. Такой сон, следовательно, есть явление природы и как таковое не может осуждаться. Однако природное – не значит совершенное. Тщательное изучение Священного Писания позволяет, полагаю, сделать вывод, что Иисус, который был и Богом, и Совершенным Человеком, никогда не видел снов.

Имеется несколько причин так полагать. Во-первых, Иисус никогда не спал, а как человек, который никогда не спит, может видеть сны? В качестве доказательства того, что Иисус никогда не спал, можно привести тот факт, что в Евангелиях неоднократно упоминаются сны его апостолов и ни разу не сказано о спящем Иисусе. А разве не общался Иисус с Моисеем и Илией, пока Петр, Иаков и Иоанн спали? И во-вторых, по поводу вопроса о том, видел ли когда-либо Господь наш: сны, – разве не обязаны мы допустить, что его Божественная Сущность и Абсолютная Добродетель предохраняли его от недомоганий и недугов телесных и от ядов скверной пищи? Да и как мог тот, кто пришел с Истиной, которая дарует нам свободу, пасть жертвой сновиденья, то есть иллюзии, даже если бы он когда-либо и спал, хотя по общему признанию он не спал вообще? И еще. При том, что, как сказано в «Книге притчей», «Дремота одевает человека в отрепья», разве не пришел он принести нам богатства Царства Вечного?