Приключения дрянной девчонки - Дарья Асламова

Днем мы обедали в большой компании в ресторане-корабле. За окном плескалось море. Из соленых волн вышла самая прекрасная женщина на земле Афродита, созданная из перламутра раковины и весеннего дыхания. Я была в романтическом настроении, мне хотелось говорить красивые речи, и я спросила у своих соседей по столу, бывают ли в Абхазии случаи, когда женщина ведет застолье. Они пошептались и торжественно заявили, что таких случаев не было, но они хотят сделать исключение и наделить меня всеми правами тамады. Я была в восторге от этого дипломатичного предложения.

Правда, дело осложнялось тем, что тамада должен допивать каждый бокал до конца.

К концу обеда, когда моя фантазия иссякла, а ноги уже едва держали меня, я родила новый тост: "Давайте выпьем за Вино! Оно освежает наше сердце и делает радостными наши мысли, оно утешает нас в горе и веселит в праздники. Любимый человек может уйти, друзья могут изменить, и только вино никогда не предаст нас.

Выпьем за нашего лучшего друга – за Вино!" Этот тост вызвал всеобщее восхищение, даже абхазцы признали за мной способности тамады.

Вечером нас пригласили на грузинскую свадьбу. Но в пылу развлечений мы потеряли представление о времени и спохватились только в десять часов вечера. Когда мы приехали на свадьбу, то, к своему смущению, выяснили, что тысяча человек гостей в течение нескольких часов ждут нас и из-за нашего опоздания праздник никак не начнется. Бедная невеста парилась в своей душной комнате, потому что ей не велели выходить до приезда программы "Взгляд". Когда заработала камера, дело сдвинулось с мертвой точки. Свадебная процессия направилась к длинным столам, расставленным на Улице. Над ними натянули тенты, с которых свешивались арбузы в серебряной фольге. Между столами шныряли собаки, и гости кидали им куски мяса.

Народ, не жеманясь, пил и ел От Души. Нам оказали столько восхитительных знаков внимания, сколько не оказывают и королеве.

На следующий день мы познакомились с очень забавным человеком. Мы должны были снять сцену моего похищения Нашли смирную лошадь и удалого джигита. Им оказался хозяин придорожной кофейни, бойкий старик шестидесяти пяти лет. В течение десяти дублей он лихо перекидывал меня через седло и уносился со своей драгоценной ношей вдаль Мы с ним очень подружились. Когда после командировки мы с Юлией без зазрения совести воспользовались гостеприимством своих новых друзей и поселились за их счет в санатории, то завтракать мы всегда отправлялись в кофейню к джигиту. Он запекал нежную рыбу, варил изумительный кофе, готовил чай из горных трав и подавал к нему душистый цветочный мед.

Однажды мы большой компанией отправились в сауну. Воспользовавшись тем, что все мужчины ушли в бассейн, я зашла в парилку и легла на горячую полку. Через пять минут, когда я вся покрылась мелким бисером пота, кто-то отворил дверь. Мне хотелось продлить блаженство, и я не стала открывать глаз. Чьи-то пальцы с нежной силой взялись за мое тело – ласкали низ живота, размазывая по нему липкую тающую жидкость ("Мед, наверное", – подумала я), массировали мой пушистый холмик, исследовали мои самые сокровенные отверстия. Пальцы управляли мной так умело, что через несколько минут я достигла рая. Тут я открыла глаза и от удивления лишилась дара речи. Передо мной был наш старичок-джигит. Его упругий большой член вызвал бы зависть даже у молодых парней. "Говорят, медом полезно мазаться в сауне", – сказал хозяин кофейни. "Говорят", – машинально заметила я и со всей возможной быстротой ретировалась из сауны. После этого случая наши завтраки в кофейне прекратились.

Все было праздником в то лето. Золотой солнечный лак, покрывающий тело, мерцающий песок на берегу, бешеные поездки на "Мерседесах" по горам, ламбада в ресторанах, поцелуи, сорванные в темноте автомобиля, чересчур смелые шутки.

Густое неповторимое счастье богатой, предназначенной для наслаждения Абхазии.

Уже в аэропорту мы со смехом вспомнили, что так и не сняли запланированных абхазских негров.

Август 1992 года. В сладкий спелый Сухуми я прилетела из Тбилиси на вертолете, везущем оружие. Нет более нелепого и тягостного зрелища, чем война в курортном городе. У входа в аэропорт, контролируемый грузинскими гвардейцами, сидел размаянный жарой человек в военной форме и солнцезащитных очках. Отставил в сторону автомат, вытянул босые ноги, расстегнул рубашку и неторопливо почесывал волосатую грудь. Как только не лень воевать в такую жару!

Штаб Китовани расположился в райском месте – на бывшей сталинской даче, неподалеку от Сухуми. Кажется, вот-вот увидишь еще влажные махровые полотенца и полуголых красоток с абрикосовым загаром. Эта земля излучает чувственность так же непосредственно, как солнце тепло. Но томный, сладострастный ритм южной жизни, упоительной, как любовь под звездным небом, сменился четким ритмом военного марша. Роскошный дом отдыха заполонили прокопченные солнцем мужчины, увешанные оружием, как новогодняя елка хлопушками. В одной из дач поселили пленных. В тропическом лесу, облагороженном асфальтовыми дорожками и стараниями садовников, появился запах охоты.

Все это колоритное сборище под пальмами находится в состоянии крайней взвинченности. Ожидание наступления нельзя смягчить даже водкой, которую лично запретил сам Китовани. В этих флибустьерах чувствуется настороженность диких животных, чьи нервы постоянно натянуты. Я любовалась их диковатой, дьявольской красотой. Их природная забиячливость способствует процветанию морали сильных.

Физически ощущается глухое назойливое гудение жарких часов. Наверное, легко вспыхивающее в этих людях бешенство объясняется душной, насыщенной атмосферой. В город выезжать опасно. И абхазцы, и грузины сбили номера со своих машин, и практически каждый автомобиль попадает под неожиданный обстрел. Я видела, как плакал большой и сильный человек, потерявший в тот день друга. В него всадили 42 пули. (Кстати, обе стороны используют пули со смещенным центром тяжести, и для смерти достаточно одной…) Даже магия теплой южной ночи не рассеяла напряжения.

Электричество отключили, и наша разношерстная компания журналистов бродила по темным комнатам санатория в поисках удобного ночлега. Во всех дверях выломали замки, и я легла спать под охраной грузинского журналиста, двадцатилетнего Миши.

Я была так взволнована войной, поселившейся в апельсиново-мандариновом раю, что долго не могла уснуть. Неужели эта земля прогневала каких-то свирепых богов своим длительным процветанием? Я вспомнила сказку Шар-Ля Перро "Спящая красавица". Люди, избалованные судьбой и потерявшие от радости осторожность, забыли умилостивить злой рок, и вот явилась черная колдунья… Миша зудел в Темноте, как комар: "Даша, можно я тебя поцелую?" Какие к черту поцелуи? "Миша, я спать хочу, не мешай".

В пять часов утра я проснулась от выстрелов и криков.

Потом я выяснила, что на дачу пробрались трое абхазских* снайперов. Двоим удалось убежать, один был захвачен и, как* сообщили мне шепотом, расстрелян. Я ворочалась в постели гадая, что же происходит на улице. Миша на соседней кровати выпускал такие звучные рулады храпа, что уснуть мне уже не удалось.

В семь часов утра дверь в нашу комнату отворилась, и на цыпочках вошел корреспондент агентства "Рейтер" Олег Щедров. Шепотом, чтобы не будить Мишу, он сказал, что идет в Сухуми и если я хочу, то могу присоединиться. По всем данным, грузины должны были сегодня взять город. Такое событие нельзя пропускать, но входить в Сухуми вместе с армией мне не хотелось. В этом есть что-то постыдное.

Я всегда на стороне тех, кто слабее. Я быстро собрала сумку, написала Мише трогательную записку и ушла в комнату к Олегу наводить красоту.

Пока я, сидя на кровати по-турецки, рисовала собственный портрет, Олег, глядя в окно, комментировал уличные события. "Смотри-ка, кто идет", – вдруг сказал он удивленно. Я успела нарисовать только один глаз, но любопытство было сильнее, и с карандашом в руках я высунулась из окна. По садовой дорожке шел утренне-томный Китовани – ни дать ни взять курортник, совершающий променад перед завтраком.

"Доброе утро! – весело крикнул Олег. – Скажите нам, пожалуйста, успеем ли мы добраться до Сухуми до начала наступления?" Министр обороны заявил, что предстоящие действия гвардейцев нельзя назвать наступлением, так как они не могут воевать с собственным народом. "Мы хотим очистить город от мародеров и снайперов и отобрать оружие у несмышленых мальчишек, – сказал Китовани. – А если вы хотите дойти до Сухуми, у вас есть два часа".

Сухуми оказался пустым и тихим. Ничего не осталось от ослепительной, ликующей, карнавальной атмосферы курортного города. Под радостным лозунгом "Молодежный туризм – маршруты мира и дружбы" дремал сожженный БТР.

В огромном многоэтажном здании Совета Министров царила мертвая тишина. Ни одного охранника, хотя бы для приличия, не было у входа. Только на двенадцатом этаже сидел первый зам председателя Совмина Сергей Багапш. Ни у кого я еще не видела такого страшного, безнадежного выражения лица, как у председателя. Так, наверное, выглядели подданные китайского императора в ожидании шелкового шнурка.