Тайны советской репатриации - Юрий Арзамаскин

Но всё-таки основу коллаборационистских формирований составляли советские военнопленные, оказавшиеся в плену в конечном итоге по вине Сталина и высшего командования, требовавших от подчинённых удерживать линию фронта любой ценой. В сводках верховного командования вермахта сообщалось, что в «котлах» под Белостоком, Гродно и Минском было взято в плен 328 тыс. человек, под Уманью — 103 тыс., под Витебском, Оршей, Могилёвом и Смоленском — 310 тыс., в районе Киева — 665 тыс., под Брянском и Вязьмой — 663 тыс. человек{376}. К концу 1941 г. в плен было захвачено 3 350 тыс. военнослужащих Красной Армии{377}, к середине июля 1942 г. их насчитывалось 4 716 903 человека, в январе 1943 г. — 5 000 697, в феврале 1944 г. — 5 637 482 и на 1 февраля 1945 г. — 5 734 520 человек{378}.

Однако, говоря о добровольности перехода военнопленных на сторону врага, следует иметь в виду, что часто речь шла о выборе между жизнью и смертью в лагере от непосильного труда, голода и болезней. Последним толчком в решении пойти на службу к немцам становилось, как правило, напоминание вербовщиков о приказе Ставки Верховного Главнокомандования № 270 от 16 августа 1941 г., в соответствии с которым военнопленные становились «злостными дезертирами», а их семьи лишались государственного пособия и помощи. Именно эти факторы пытаются отрицать некоторые зарубежные и отечественные исследователи и публицисты, объясняя предательство давших присягу на верность Родине только идейными мотивами, ненавистью военнопленных к Сталину, большевизму и советскому режиму, стремлением пленных активно включиться в борьбу против тирании и сталинского деспотизма{379}.

Вместе с тем не вызывает сомнений то, что значительная часть коллаборационистов, искренне ненавидевших советский режим, усматривали в начавшейся войне единственную возможность покончить с ним навсегда, даже ценой сотрудничества с немцами. Такие люди стали для германского командования ценным подспорьем в осуществлении «нового порядка». Именно на них оно делало особую ставку при создании «пятой колонны» на территории Советского Союза, им отводилась особая роль в комплектовании добровольческих вспомогательных формирований и национальных частей германских вооружённых сил, в выполнении специфических задач немецкого командования и оккупационных властей. Как отмечал немецкий историк К.Г. Пфеффер, «немецкие фронтовые войска и служба тыла на Востоке были бы не в состоянии продолжать борьбу в течение долгого времени, если бы значительная часть населения не работала на немцев и не помогала немецким войскам»{380}.

Активное участие в стихийном процессе сотрудничества с внешним врагом приняла русская белая военная и казачья эмиграция, представленная именами генерала от кавалерии П.Н. Краснова, генерал-майора В.Г. Науменко, генерал-майора А.В. Туркула, генерал-лейтенанта Н.Н. Головина, генерал-майора А.А. фон Лампе, генерал-лейтенанта Б.А. Штейфона, а также целыми войсковыми организациями типа Русского общевоинского союза (РОВС) или Русского национального союза участников войны (РНСУВ)[166].

Представляется важным отметить, что и германские вооружённые силы, несмотря на политические установки гитлеровского руководства, уже с первых дней войны столкнулись с необходимостью использования в своих рядах советских граждан и эмигрантов[167]. Прежде всего это касалось немецкой военной разведки (абвера), формировавшей и направлявшей в распоряжение штабов немецких армий группы из уроженцев советских республик в целях ведения разведки и сбора сведений «о всех мероприятиях, проводимых противником»{381}.

В ведении абвера и его шефа — адмирала Канариса находились: два украинских батальона — «Роланд» и «Нахтигаль» — общей численностью более 400 человек, которые вместе с передовыми частями вермахта перешли Государственную границу СССР{382}; а также эстонский батальон «Эрна II», созданный в Финляндии для ведения партизанской борьбы в тылу советских войск{383}; «1-й русский зарубежный учебный батальон» для сбора разведывательной информации о противнике, созданный бывшим офицером российской императорской армии, майором абвера Б.А. Смысловским{384}.

Однако значительно более важным было использование немецкой армией так называемых «хиви» (сокр. от немецкого Hilfswillige — добровольные помощники)[168]. Это было вызвано тем, что война против СССР не стала шестинедельным блицкригом, а потери в живой силе и технике превзошли все ожидания. Так, уже в течение первых восьми недель войны германская армия потеряла только убитыми более 100 тыс. человек{385}, а до конца ноября 1941 г. выбыло из строя 740 тыс. солдат и офицеров, в то время как пополнение составило всего около 400 тыс. чеолвек{386}.

К концу 1942 г. «хиви», состоявшие в основном из военнопленных и гражданских лиц, стали важным компонентом действовавших на Восточном фронте немецких дивизий. Только в службе снабжения пехотной дивизии штатами было предусмотрено 700 «добровольных помощников»[169]. На 1 февраля 1945 г. таких «добровольцев» в составе сухопутных войск Германии насчитывалось около 600 тыс., в военно-морских силах — 15 тыс. и в военно-воздушных силах — около 60 тыс. человек, то есть в общей сложности — около 700 тыс. человек{387}. Причём в люфтваффе, наряду с техническим и вспомогательным персоналом, существовали русские экипажи в составе немецких эскадрилий.

Ещё одним фактором, повлиявшим на привлечение в ряды вермахта советских граждан и создание из их числа особых вооружённых формирований, стала партизанская война в немецком тылу. Когда стало ясно, что быстрая победа над Красной Армией невозможна, германские армии и командование тыловых районов групп армий, имевшие в своём распоряжении незначительные охранные и полицейские силы, в связи с усилившимся партизанским движением запросили разрешение о создании «вспомогательных охранных частей» из освобождённых военнопленных. Уже в конце июля 1941 г. командующим тыловыми районами было разрешено формировать во взаимодействии с соответствующими начальниками СС и полиции «вспомогательные охранные части» из освобождённых военнопленных. Первоначально в охранных частях были литовцы, латыши, эстонцы, белорусы и украинцы{388}, из них формировались добровольческие батальоны для антипартизанской борьбы{389}, а затем и охранные батальоны[170].

Немецкое командование, пытаясь окончательно разрешить проблему недостатка охранных частей, приказом первого квартирмейстера генерального штаба генерал-лейтенанта Ф. Паулюса от 9 января 1942 г. уполномочило командование групп армий Восточного фронта формировать в необходимом количестве вспомогательные охранные части («сотни») из военнопленных и жителей оккупированных областей, враждебно относившихся к Советской власти{390}. Если учесть страшные последствия первой военной зимы, когда из 3350 тыс. советских военнопленных, захваченных в 1941 г., более двух миллионов умерло от голода и болезней, то можно заключить, что немцы не испытывали недостатка в «добровольцах». Уже к весне 1942 г. в тыловых районах немецких армий появилось множество вспомогательных частей, функции которых заключались в охране железнодорожных станций, мостов, автомагистралей, лагерей военнопленных и других объектов. Они были призваны заменить немецкие части, нужные на фронте[171].

В национальном отношении состав большинства подобных частей был смешанным, но преобладали русские, украинцы и белорусы. Командовали батальонами и ротами немецкие офицеры, их заместителями назначались бывшие командиры Красной Армии и офицеры-эмигранты. В редких случаях практиковалось назначение «туземных» командиров во главе эскадронов и рот[172].

К концу 1942 г. почти каждая из действовавших на Восточном фронте немецких дивизий имела одну, а иногда и две русские или украинские роты, а корпус имел роту или батальон. Кроме того, в распоряжении командования тыловых районов групп армий было по нескольку восточных батальонов и ягдкоманд, а в составе охранных дивизий — восточные кавалерийские дивизионы и эскадроны.

С апреля 1942 г. было официально разрешено привлекать к участию в боевых действиях представителей кавказских народов и казаков, которых германское командование объявило «равноправными союзниками»{391}. Вслед за национальными легионами и казачьими частями в августе этого же года было признано право на существование всех формирований из советских граждан, действовавших на стороне германской армии.

Решительный сдвиг в методике осуществления гитлеровской восточной политики демонстрировали мероприятия в области пропаганды. Однако это вовсе не означало внесения каких бы то ни было изменений в её основополагающие установки. Речь шла о грандиозной уловке, призванной заставить народы Советского Союза проливать кровь ради победы германского рейха.