По зову судьбы - Лилия Подгайская

А дней через десять, и правда, прибыл гонец от Брэда – старший брат как в воду глядел.

– Я спешил, как мог, милорд, – сказал воин, представ перед хозяином замка, – но на этот раз дорога оказалась длинней обычного. Барон велел мне пробираться не через залив Сены, а тем паче через Кале, а окружным путём, через Нант. Этот путь длиннее, но надёжнее, сказал он. И оказался прав. Сейчас там у нас такое бурление.

Гонец протянул барону письмо, и тот спешно вскрыл его дрожащими от волнения руками.

«Кланяюсь тебе, отец, – писал Брэд, – и спешу унять твою тревогу. Ибо я понимаю, что и ты, и матушка, и мои брат с сестрой, все вы в большом волнении по поводу событий, так сильно повлиявших на нашу жизнь. Да, мы потеряли великого короля. Я отдаю себе отчёт в том, что наш могучий Английский Лев вряд ли смог бы обходиться без битв и дальше – война у него в крови, а победы были смыслом его жизни. Но кто теперь над нами вместо него? У вас этот недотёпа Джон, всю жизнь мечтавший о короне, но вряд ли способный справиться с той властью, что она даёт. А здесь – король Филипп. Да-да, отец, Анжу уже не принадлежит английской короне. Филипп так долго, так старательно разрушал ненавистную ему Анжуйскую империю, и теперь первым делом захватил Анжу. И не просто подчинил графство французской короне, а сделал его своим личным доменом. Это чтобы унизить Ричарда и больнее его уязвить, пусть и после смерти. Живого его он победить не смог, так теперь мстит мёртвому. Правда, крепость Лош, детище анжуйских графов, куда он устремился чуть ли не в первую очередь, показала ему сразу, что он – не Ричард. Под мощными стенами этой цитадели, которую мы взяли пять лет назад, можно сказать, с ходу, за три часа, его войска застряли, и, думаю, надолго. Нормандию он оставил пока под властью Джона, тот вассал послушный. Но, мне кажется, это ненадолго. Аппетит у короля Филиппа большой. И потом, он слишком долго ждал этого часа. Но для нас здесь, на окраине Анжу, мало что изменилось по существу. Просто болит душа за короля, которого я глубоко почитал и которому безмерно благодарен за все оказанные мне благодеяния.

Здесь все горячо обсуждают смерть Ричарда. Случайная и глупая смерть непобедимого рыцаря. Представь себе, король просто объезжал замок, который осадили его войска. На нём была лишь лёгкая кольчуга, он ведь не собирался сражаться. А со стены замка какой-то воин пустил стрелу из арбалета, и ему удалось ранить короля в плечо. Рана была не смертельной, но многие считают, что сама стрела, вернее болт, был отравлен. Ричарду становилось всё хуже. Он проболел десять дней, и с каждым днём состояние его ухудшалось. Наш могучий Английский Лев принял смерть так же стойко, как принимал всё в своей жизни. Он прекрасно понимал, что умирает. Отдал все необходимые распоряжения. А когда к нему привели схваченного разъярёнными воинами арбалетчика, простил его. Правда, гибель короля не простили этому французу обезумевшие от горя приближённые Ричарда – с него живого содрали кожу, а потом повесили.

Королева-мать Алиенора Аквитанская приехала к смертному одру сына так скоро, как только смогла, и была с ним неотлучно. Она жестоко страдала как женщина и мать, но оставалась тверда как королева, и полна готовности выполнить всё, о чём просил её умирающий сын. Королева сильно сдала за это время, но старается держаться так же стойко, как всегда. Ты же знаешь, эта женщина сделана из стали и бархата, и она не склонится перед жизнью никогда.

Наш могучий король умер утром шестого апреля, перед вербным воскресеньем. Ему было всего сорок два года. Подумай, отец, сколько всего смог бы ещё совершить этот великий человек, если бы судьба не остановила его на полпути. Безутешная мать перевезла его тело в Фонтевро, и там король был погребён у ног своего отца – так он пожелал перед смертью.

Все эти события настолько сильно повлияли на меня, что я не могу говорить ни о чём другом, как видишь. Думаю и у вас там они отдались болью.

В моей же жизни, отец, всё хорошо. Совсем недавно в нашей семье появился, наконец, долгожданный первенец, сын. Я назвал его Кристофером, в честь моего благородного друга, с которым воевал плечом к плечу, и трагическую смерть которого не смогу забыть, наверное, никогда. Но своего следующего сына я назову в твою честь, отец, потому что глубоко тебя люблю и чту.

Мой поклон дорогой матушке. Как мне хочется подчас почувствовать на своей голове её ласковую руку. Эти счастливые детские воспоминания остаются с человеком, наверное, навсегда. Обними за меня Ричарда и мою милую сестричку, и поцелуй маленького Генриха. Я никогда не видел его, но не могу не любить.

Твой любящий и преданный сын Брэд».

Нада долго рыдала над этим письмом брата, когда отец дал его ей. Уединившись на стене над озером, она читала и перечитывала его. Каждое слово, касающееся гибели мужчины, ставшего для неё единственным, стрелой впивалось в израненное болью сердце. Оно кровоточило, но продолжало биться. Ей, оставшейся жить, нельзя было проявлять слабость – она должна поднять на ноги их мальчика, сына, о котором так горячо мечтал Ричард. Может быть оттуда, с небес, он видит её и маленького Генриха. И Нада поняла, что сделает всё, от неё зависящее, чтобы отец мог гордиться сыном.

Она утёрла слёзы и взглянула на синие воды озера у своих ног. Бабушка всегда черпала в нём силы. Теперь пришла её очередь проявить мужество и стойкость. И озеро поможет ей, как верный друг.

Женщина глубоко вздохнула и подняла глаза к голубому небу.

– Здесь, над этим озером, о котором я когда-то рассказывала тебе, Ричард, я клянусь тебе, любимый, что сделаю всё, от меня зависящее, чтобы наш сын, которого ты так хотел, вырос достойным тебя. Я назвала его Генрихом в честь твоего отца. Ведь я знаю, что, несмотря на распри, бушевавшие между вами, ты всегда в глубине души преклонялся перед ним. И теперь твой сын носит его имя. А мой отец, благородный рыцарь, барон Кевин Лорэл поможет мне поднять на ноги нашего мальчика, дорогой. И в Генрихе, как и в твоём первенце Филиппе, ты будешь жить на земле дальше, любимый. Как и в моём сердце, до конца, до моего последнего вздоха.

Нада не отрывала глаз от освещённого солнцем неба над синим озером, и ей показалось вдруг, что голубые глаза улыбнулись ей – так, как умел улыбаться только он один, её любимый.

Долго ещё сидела молодая женщина над темнеющим озером, глядя то в его глубокие воды, то в бездонное небо, и в сердце постепенно устанавливался глубокий покой. Печаль никуда не ушла из него, и не уйдёт никогда. Но всё теперь закрыла мысль о сыне, её дорогом мальчике. Это бесценный дар, который оставил ей величайший из рыцарей и лучший из всех мужчин на земле.