Иван-царевич и C. Волк. Жар-птица - Светлана Багдерина

— «Сердце змеи»? — встрепенулся Гугенберг. — Альфонсо Кабучо? Я читал ее. Теперь, когда вы упомянули об этом, я вижу, что эти истории действительно в чем-то похожи. Но только там в конце выясняется, что наследник остался в живых, и все эти двадцать лет его воспитывала семья герцога Какего, главного врага его семьи, и он потом убивает свою мать и сестру…

— Нет, нет, нет. Боюсь, что вы ошибаетесь, сеньор Джейкоб, — погрозил ему костлявым пальцем Карло. — Я понял, что вы имеете ввиду — это не «Сердце змеи», а «Крест и стрела» — тоже пера непревзойденного кавалера Кабучо. В «Сердце змеи» инфанта узнает его старая нянюшка по медальону, и тогда весь народ поднимается в восстании и возводит настоящего принца на престол. А какой там монолог Сесилии! — тарабарец вскочил, поставил одну ногу на табурет и, схватив нож со стола и размахивая им над головой, как мечом, продекламировал: «Изменник низкий! Проклят будешь ты! Проклятие падет на кровь детей твоих, и предки в царстве снов забудут покоенье…» — сеньора Гарджуло понесло.

— Он что, серьезно? — толкнул тихонько в бок стражника Сергий.

— Что — серьезно?

— Ну, про все это. Про потерянных наследников престола там, про нянек, медальоны, восстания… Или это типа «Лукоморских витязей»?

— Чего?

— «Приключений лукоморских витязей» — любимой книжки нашего Иванушки. Со сказками.

— Да нет, — подумав, ответил Мур. — Если припомнить, поскольку уж зашла речь, то в истории любого государства кронпринц, или, на худой конец, пропавшая принцесса, объявляющиеся из ниоткуда и узнаваемые по родимому пятну, медальону, привычке закладывать руку за борт камзола или декольте платья — самое обычное дело. Скорее, если исчезнувший без следа при таинственных и опасных обстоятельствах царственный младенец НЕ объявляется по достижении им совершеннолетия — именно это считается странным. А почему ты спрашиваешь? Если ты имеешь в виду ту битву, когда погибли наш король и юный Шарлемань — то это явно не тот случай.

— Но ведь тела их так и не нашли.

— После пожаров это бывает — иногда труп может сгореть так, что от него остается только кучка золы.

— Или не сгореть. Потому что не труп, — загадочно изрек Сергий.

— Что ты хочешь сказать? — тут заинтересовался и первопечатник.

— И как это может помочь батюшке Ивану-царевичу?

— Не предлагаешь ли ты объявить его чудом выжившим кронпринцем? — снисходительно хмыкнул Гарри. — Это же полная чушь!

— Сам дурак, — любезно улыбнулся ему Волк, а остальным торжественно провозгласил:

— Есть тут у меня одна идейка…

— Итак, любезнейший полковник Ольсен, вы говорите, что до сих пор не нашли этого мерзкого ярославского князя? — прервав доклад начальника королевских гвардейцев, принц Сержио, покручивая черный ус, поднялся с трона.

Король-отец чувствовал себя немножко нездоровым сегодня вечером после целого дня, проведенного в душных задымленных подвалах, а от воплей пытаемых у него, ко всему прочему, еще и разболелась голова, и поэтому принять ежедневный доклад высших офицеров королевства он поручил своему сыну и наследнику. Пусть мальчик приучается, почувствует себя взрослым, не все ему по кабакам шляться и с прохожими задираться.

И мальчик, почувствовав себя взрослым, не только приучался, но и приучал других. Например, все давно уже запомнили, что если юный принц говорит кому-то «любезнейший», то он имеет ввиду далеко не «милый сердцу». Хуже могло быть только «милейший», потому что, как правило, очень скоро про «милейшего» говорили или хорошо, или ничего.

— Ваше высочество, мы ненадолго прекратили поиски этого преступника, так как людей у нас осталось немного, а в городе зреет недовольство правителем после вчерашнего обстрела южной части Мюхенвальда из катапульт, и мы считаем своим долгом…

— Мне плевать, что вы считаете своим долгом. Вы должны делать то, что я считаю вашим долгом, вы поняли меня?

— Так точно…

— И где ваши люди, позвольте узнать, полковник?

— Его величество по просьбе герцога Айса передал половину моих гв…

— Моих, полковник, моих.

— Да, конечно, ваших гвардейцев ему для укрепления обороноспособности гарнизона, и поэтому…

— Поэтому вы взяли на себя смелость ослушаться моих приказаний, и полное безделье было вашей реакцией на них…

— Никак нет, ваше высочество! — глаза полковника Ольсена встретились с глазам принца, и в них офицер прочел: «милейший». — Мы старались! Мы узнали адрес того красильщика, у которого лукоморцы проживали все это время, и завтра я самолично хотел пойти и арестовать его, чтобы ваше высочество могли собственноручно… собственнолично допросить его!..

— Так чего же ты молчал, болван?! — кронпринц вскочил с места и выхватил меч. — Едем к нему! Немедленно! Остальные все свободны!

— Коня!

— Коня!

— Коня кронпринцу!

— Первый караул — по коням!

— Факелы!

— Факелы!

— Ворота открывай!

— Открыть ворота его высочеству!

— Факелы зажигай!

— Пошел!!!

— Смотри, Гарри, там впереди что-то горит!

— Горит вос-сход во тьме кр-ромешной… Ик.

Вдали от главных улиц фонари не горели, и в ночи черного человека в черной туника, черной рубашке и черных лосинах видно не было, и только по голосу и сивушному амбре Санчес узнавал, что менестрель еще пока рядом.

— Какой восход, ты чего, времени сейчас от силы часа три.

— Ранний восход. Или п-поздний закат.

— Нет, Гарри, я серьезно тебе говорю! Там пожар, и это недалеко от нашей «Радуги», по-моему буквально через дом от нас! Похоже, что это гончарная мастерская кума Тойе. Или ателье матушки Лесли?

— Утром я напишу об этом песню. Ик. Может быть.

— Прибавим шагу. Может, им там нужна помощь.

— Сплясать вокруг к-костра? Фи, Санчес, это же й-язычество.

— Гарри!

— Я имел вв-вв-ввиду — посмотри, какой столб огня — там уже н-ничем н-не…

— Гарри!!!

— Ну ч-чт…

— Это «Радуга»!!!..

— Да нет…

— Да!!!

Ослепленный светом ревущего пламени, Санчес почти налетел на что-то большое, твердое и железное.

Рыцарь!

В свете пожарища колыхнулась отблескивающая металлом масса в черно-красно-желтых плащах.

Королевские гвардейцы…

Огромная рука в перчатке схватила его за плечо и развернула лицом к огню.

— А это кто еще такой?

Повинуясь скорее инстинкту, чем какой-то осознанной мысли, маленький красильщик рванулся, вывернулся из куртки и побежал.

— Это он!!!

— Вон он!!!

— Держи его!!!

— Кто упустит — разрежу на куски!!!

— По коням!!!

— Хватай!!!

С ревом, гиканьем и грохотом отряд понесся в погоню за ставшим в одну минуту бездомным и безработным Санчесом. Вот и сбылась его мечта.

Залаяли собаки. Захлопали ставни. Загудел набат на башне храма — то ли поднимая добровольцев на тушение пожара, то ли возвещая о штурме города, смене династий и конце света вместе взятых.

— Горим!

— Лотранцы!

— Шантоньцы!!!

— Спасайся!!!

— Бей!!!

— С дороги!

— Наводнение!!!

— Грабят!

— Вон он!!!

— Помогите!..

— Воды!!! Воды!!!

Санчес привалился к какой-то стене, не смог устоять на ногах и сполз по ней на землю.

За что-то зацепилась и звучно разорвалась туника на спине.

За сучок?..

Деревянная стена… Это Собачник. Склады и хранилища. Господи Боже наш, Памфамир-Памфалон непорочный… Это куда же меня занесло…

Казалось, что легкие он потерял где-то по дороге. Воздух попадал в трахею и, не находя дальнейшего пути, с раздраженным свистом вырывался обратно. Убивать будут — с места не сойду… Сам сейчас сдохну… Все…

А где же ОНИ? Неужели оторва…

— Кто-то юркнул куда-то туда!

— Кто?

— Кто-то!

— Он где-то здесь!

……………………!

— Где — здесь?

— Где-то!

— Идиот! Я ничего не вижу!

— Так ведь ночь, ваше высочество!

— Кретин!

— Я видел — он свернул куда-то сюда!

— Куда — сюда?! И тот, кто ответит «куда-то» — покойник!

— Надо посветить…

— Все равно не видно…

— Еще факел…

Красильщик попытался вжаться в стену, пополз вдоль нее, мысленно благословляя все святое на свете, за то, что в городе поднялся такой бедлам, что его рваного дыхания и хрипов не слышно уже в пяти метрах.

— Ну, что?

— Ничего не видно, ваше высочество…

— А-а, болваны!..

Послышалась короткая возня — похоже, факел поменял владельца, резкий выдох — и ночное небо прочертила огненная дуга, закончившаяся на крыше ближайшего здания.

— Сейчас разглядим! Готовьтесь!

Санчес просочился сквозь дыру в заборе, через которую в мирное время не всякая кошка пролезла бы, и где вприпрыжку, где на четвереньках, раздирая о камни штаны и ладони, галопом бросился прочь.