Это все о Боге История мусульманина атеиста иудея христианина - Самир Сельманович

Таким образом, возможность оказывать помощь, проявлять любовь и заботу — «высшая привилегия» религии, считающей себя на земле самодостаточной. Да, мы научились в некоторой степени терпимо относиться друг к другу; иудеи, христиане, мусульмане и атеисты научились вести параллельные жизни. Но чтобы достучаться до человеческого сообщества, нам следует научиться ценить то, что есть у других, временами принимать и зависеть — да, именно зависеть от того, что нам дадут.

Во взаимоотношениях между религиями позиция единственного распределяющего абсолютного благословения становится не только неразумной и надменной, но и ужасающе контрпродуктивной. Все хотят учить, и никто не желает учиться! Все хотят остаться при власти и отдавать, и никто не желает казаться слабым и принимать. Вот почему религии не знают, как раскаяться в своих исторических неудачах — чтобы подойти к ним, обычно требуется полвека, если такое вообще происходит. Покаяние означает, что кому–то требуется получить прощение, признать святую слабость и не делать вид, будто он выше человеческих недостатков.

Актом принятия мы признаем присутствие Бога в других.

Вот почему евангелизм в христианстве — распространение Благой вести — в настоящее время доступен только зрелым душам, умеющим смиренно принимать. Распространение Благой вести — в первую, и главную, очередь процесс принятия этой вести не как единичного события, а как жизненного пути. Нам следует применять к окружающим слова: «То, чего я не знаю о Боге, благе и благодати, возможно, знает этот человек». Я пришел к выводу, что миру понадобятся христиане, как только христиане научатся нуждаться в мире. Это касается не только христиан — можно подставить вместо них приверженцев любой другой религии.

Принимая благословение от других, мы становимся товарищами с Богом. Принимая, мы всякий раз завершаем один круг благословений, которые Бог начинает с ними. Мы отдаем, получая.

Все подобно океану

Страх зависимости от окружающих парализует нас. Боящиеся не способны любить, а те, кто не может любить, не могут и получать. Цепь благословений прерывается, по спирали самодостаточности мы опускаемся все ниже. Мир, в котором все мы ведем параллельные жизни и воюем, чтобы сохранить границы, — этот мир остался в прошлом. Нет больше войн, в которых мы можем победить. Мы вернулись к тому, с чего начали. Современный мир подобен чреву, где все наши жизненные пути переплетены.

Все мы находимся здесь, на одной тесной планете, нравится нам это или нет, и эту реальность мы осознаем всякий раз, когда покидаем изолированные религиозные или идеологические круги и выходим на улицы. Среди нас все больше и больше других. Чуть ли не у каждого из нас они живут рядом, в семье, или будут жить, когда вступит в брак наш ребенок или внук. Отец вроде меня уже не может сказать, что сын мусульманки никогда не женится на моей дочери или что еврей не будет ее школьным учителем, или что атеист не поможет мне найти работу, чтобы накормить дочь.

Более того, жители других континентов — не просто другие, безликая толпа «там, далеко». Они — наши ближние, члены наших огромных семей, хотя нас и разделяет океан. Люди, которые жили до нас и будут жить после нас, тоже связаны с нами. Все, что мы делаем, связано с нашим прошлым, все, чего мы достигнем, перейдет в руки тех, кто придет нам на смену. Таким образом, облегчить страдания людей в далеком уголке мира или в отдаленном будущем — значит, не просто совершить акт благотворительности, а продемонстрировать солидарность.

Отец Зосима, мудрый и почтенный старец из романа Достоевского «Братья Карамазовы», говорит: «Все как океан, все течет и соприкасается, в одном месте тронешь — в другом конце мира отдается… ибо чуть только сделаешь себя за все и за всех ответчиком искренно, то тотчас же увидишь, что оно так и есть в самом деле и что ты–то и есть за всех и за вся виноват»[100]. Те, кто уязвлен или благословлен нашими мыслями, молитвами или действиями, могут быть совершенно неизвестны нам, но наша жизнь все–таки повлияет на них, а их жизнь повлияет на нас. Что бы мы ни делали, ни говорили, ни думали, о чем бы ни молились, все имеет значение для «них». Сегодня более чем когда–либо наша доля жизни в мире взаимосвязана со всеми остальными. Гуань Даошэн так выразила эту мысль:

Возьми комок глины,С водой помеси,И сделай фигуркиТвою и мою.Разбей их, сомни,Водой размочиИ снова слепиТебя и меня.Тогда во мне будет частица тебя,В тебя попадет частица моя.И нас никогда и ничто не разделит[101].

Любить Бога всей моей любовью

В 2005 году в Пакистане произошло чудовищное землетрясение, одна из величайших гуманитарных катастроф в современной истории. Тысячи людей погибли или были ранены, миллионы остались без крыши над головой. Боб Саймон из «60 минут» отправился в Кашмир, чтобы сделать репортаж о тринадцати парамедиках из Нью–Йорка, которые, пока весь мир пребывал в апатии и никак не реагировал на случившееся, бросили все и поспешили в район бедствия оказывать помощь в течение неопределенного времени.

Два мира встретились.

Их разделяли гигантские барьеры: культурные, религиозные, расовые, языковые. Встретились «те» и «эти». Поскольку слов для общения не нашлось, пользовались рисунками и языком жестов. Жители Кашмира не знали, как поблагодарить совершенно чужих людей. А те не знали, как ответить: «Нет, это вам спасибо».

И тогда один пакистанец показал парамедику руки.

— Смотри, у меня две руки.

Затем повернул руки ладонями вверх.

— Смотри, у меня на каждой руке пять пальцев. И он заключил:

— И у тебя две руки. И у тебя на каждой пять пальцев.

— Человек. Я — человек. Человек. И ты человек, — просияв, добавил он.

Человеческая жизнь божественна во всех проявлениях. Мой предельно честный и умный нью–йоркский друг Норм Баггел однажды во время обсуждения после церковной службы поднял руку и выпалил: «Я не могу любить Бога».

Мне вдруг вспомнилось, что Норм редко говорил «я люблю Бога», если вообще когда–нибудь говорил. Такого от него никто не ожидал. Он принадлежал к людям, которые обычно уклоняются от богословских дискуссий, так как не любят говорить и предпочитают действовать. На каждом собрании находятся присутствующие, которые по какой–то причине не вписываются в группу, потому что у них не все в порядке — не понимают намеков, лишены вкуса, забыли принять душ. Норм всегда заводил с ними разговор, демонстрируя заинтересованность и открытость.

Поэтому, когда он заявил: «Я не могу любить Бога», все мы дали ему возможность объясниться, может быть, заявить, что слишком уж много шуму поднимают вокруг Бога. Он продолжал: «Я обязан любить стольких людей, а мое время и ресурсы ограничены. Если я добавлю Бога в список, ему достанется лишь малая толика. Но… — Норм сделал паузу, подыскивая верные слова, чтобы объяснить свое нелепое и кощунственное признание, а затем продолжал робко, словно прося позволения: — Если можно любить Бога, любя людей и мир, значит, я могу любить Бога всей своей любовью».

В этот момент я вдруг понял, как истинна и сладостна любовь Норма к Богу на самом деле. Норм не имеет отношения к Богу потому, что Бог имеет отношение не только к Богу. Или, наоборот, Норм имеет отношение только к Богу, потому что все в нас имеет отношение только к Нему.

Бог проживает свою жизнь в каждом из нас. Любить кого–либо — значит любить и Бога. Обижать кого–то — значит, обижать и Бога. Вот почему ранняя история монотеистических религий настолько значительна. Все началось с олицетворения этой истины. Еврейский народ призвали из Египта, чтобы он создал новое общество, которое благословит других справедливостью, миром, красотой человеческого опыта. Христианство зародилось как удивительное сообщество людей, которые были угнетены и отвержены, и пожертвовали своей жизнью. Когда пророк Мухаммад основал свою первую общину в Медине, он и его последователи старались в духе времени и места совершать радикальные индивидуальные и общественные преобразования, направленные на достижение справедливости, равенства и прав человека. Подобно Израилю и ранней церкви, им принадлежало «сообщество на земле»[102]. Когда для нас все только зарождалось, сердце наших сообществ находилось на небесах, а ноги уверенно ступали по земле.

Мы не можем просто «любить Бога».

То, что отдаляет нас друг от друга, отдаляет и от Бога.

То, что соединяет нас друг с другом, связывает и с Богом.

Бог непосредственно связан с другими, и пока мы не примем их, мы никогда не докажем свою преданность Богу.

Моя вторая молитва

Моя первая молитва преобразила мою жизнь. Я пробормотал ее на скамье в дальнем углу территории военной части, когда осознал, что Бог любит меня. Я просто сказал: «Бог», и мой мир навсегда изменился.