Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах - Вадим Юрьевич Солод
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По закону от 15 июля 1887 года одиночное заключение не должно было превышать полутора лет. Там же в ст. 18 определялся порядок отбытия такого наказания: «заключение в исправительный дом назначается на срок от одного года и шести месяцев до шести лет. Приговорённые содержатся сначала в одиночном заключении от трёх до шести месяцев, а затем переходят в общее заключение», далее в ст. 20: «заключение в тюрьме назначается от двух недель до одного года. Приговорённые содержатся в одиночном заключении. При неимении или при недостатке в тюрьме одиночных камер приговорённые содержатся совместно с другими заключенными, и в сем случае четыре дня общего заключения считаются равными трём дням одиночного заключения».
Одиночные камеры тоже радиусами располагались в соседней башне и выходили в один общий коридор и в дневное время не запирались. Так что политические арестанты могли не только содержаться в относительно комфортных условиях отдельно от других заключённых, но и продолжать общаться со своими товарищами. Социалисты-революционеры на тюремной робе рядом с арестантским тузом краской пишут на спине лозунг «Да здравствует революция!» — надзиратели делали вид, что не замечали дерзких нарушений.
Такое «особое» отношение тюремной администрации к отбывающим «за политику» сохранялось вплоть до начала 1923 года. К моменту создания Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН) сотрудники ГПУ научатся активно использовать социально близкий уголовный элемент для «перевоспитания контры».
После первого ареста сына Александра Алексеевна Маяковская обратилась в тюремный департамент с ходатайством о передаче несовершеннолетнего преступника ей на поруки, что и было исполнено полицейскими властями из-за незначительности проступка и недоказанности вины молодого дворянина в совершении более серьёзных правонарушений.
Карточка В. В. Маяковского из архива охранного отделения. ГММ
На состоявшемся 19 сентября 1909 года судебном заседании Маяковский как малолетний отделывается постановлением с формулировкой «отдать на попечение родителей». Данное послабление было предусмотрено ст. 41 Отделения четвёртого Уложения «Об условиях вменения и преступности деяний»: «Не вменяется в вину преступное деяние, учинённое несовершеннолетним от десяти до семнадцати лет, который не мог понимать свойства и значение им совершаемого или руководить своими поступками. Несовершеннолетние сии могут быть отданы под ответственный надзор родителям, или лицам, на попечении коих они состоят, или другим благонадёжным лицам, изъявившим на то своё согласие».
На этом была построена и позиция защитника П. П. Лидова[34], настаивавшего на «юношеской» неосведомлённости своего подзащитного о возможных последствиях своих проступков. В свою очередь охранное отделение настаивало на высылке Маяковского под гласный надзор полиции в Нарымский край Томской губернии сроком на три года.
23 сентября Московский окружной суд, начавший рассмотрение дела о подпольной типографии РСДРП, в отношении Маяковского вынесет новое постановление: «…дворянина Владимира Владимировича Маяковского, 14 лет, обвиняемого в преступлении, предусмотренном 1 ч. 10 ст. Уголовного уложения, признать действовавшим при совершении этого преступления с разумением», то есть суд к доводам адвоката не прислушался, чем существенно осложнил положение подсудимого.
Правда, каторга ему всё-таки не грозила. В соответствии со ст. 55 Отделения VI «О смягчении и замене наказания» Уголовного уложения для несовершеннолетних в возрасте от 14 до 17 лет предусматривается «вместо смертной казни и каторги без срока — заключение в тюрьму на срок от восьми до двенадцати лет, а вместо срочной каторги — заключение в тюрьму на срок от трёх до восьми лет».
Особую краску в и без того насыщенную жизнь молодого Маяковского, который теперь известен в революционном подполье как «товарищ Константин»[35] (эта партийная кличка была взята им в память о брате) вносил старший товарищ И. И. Морчадзе — один из бойцов так называемой «Кавказской дружины», который стал хорошо известен в революционной среде как участник самого резонансного вооружённого нападения на Московское «Общество взаимного кредита» и имел странную кличку «Взрослый ребёнок». В эту террористическую ячейку кроме выходцев с Кавказа входили представители различных национальностей, а также два матроса-черноморца, находившиеся в розыске за участие в вооружённом восстании в Одессе. В дни рабочих волнений в Москве дружинники обеспечивали порядок на митингах, нейтрализовали провокаторов и филёров, вступали в боестолкновения с полицией, жандармами и регулярными воинскими подразделениями, охраняли как лидеров движения, так и места их проживания, в том числе квартиру А. М. Горького на Воздвиженке в Москве, где находился склад с оружием.
Портрет И. И. Морчадзе. Авт. В. В. Маяковский. 1908.
Бумага, карандаш. 32,5 × 23. ГММ
«Володя, — писал Морчадзе, — затаив дыхание слушал мой рассказ, не проронив ни одного слова. Внимательно, радостно, взволнованно глядел на меня своими умными большими глазами. Когда я кончил свой рассказ, он снова забросал меня вопросами: „Каков в личной жизни Максим Горький? Кто был начальником Кавказской боевой дружины?“ Я бы ему рассказал…» [1.183.]
В 1906 году боевик был арестован и сослан в Туруханский край, откуда бежал, что было тогда относительно несложно. По возвращении в Москву он снова поселился в квартире у Маяковских, где вместе с приютившей его семьёй начал подготовку нового, чрезвычайно опасного и авантюрного мероприятия — побега группы социалистов-революционеров из двух московских тюрем.
В соответствии со статистикой Главного Тюремного управления, побеги с каторги были достаточно частым явлением, особенно с этапа. Здесь для «рывка» существовало больше возможностей. Надо было только последовать опыту уголовных, многие годы практиковавших так называемую сменку. Именно так, к примеру, осуществил свой побег член «киевской коммуны», народник В. К. Дебогорий-Мокриевич: на этапе он за определённое вознаграждение обменялся документами с уголовником и в ноябре 1879 года под его именем был поселён в селе Тельминском, откуда через два дня уехал в Иркутск, жил там нелегально, а в 1880 году уже с «настоящими» документами, вполне свободно, обосновался в европейской части империи. Такой пример был далеко не единичным, поэтому 16 марта 1882 года за подписью председателя комиссии по тюремной реформе Государственного Совета К. К. Грота было разослано инструктивное письмо, предписывавшее сибирским губернаторам в целях исключения самой возможности побега «никоим образом не разрешать ссыльным по суду следовать по этапу в собственном платье». Такие арестанты должны «высылаться не иначе, как в казенной форменной одежде».
Учитывая масштабы бедствия, новая инструкция от 7 февраля 1885 года была целиком посвящена необходимым мерам по предотвращению «этапных побегов». Тюремные чиновники констатировали, что обмен именами между преступниками на этапах происходит «весьма нередко», в особенности в пределах Сибири. Причина «такого рода злоупотреблений» заключается