Время созидать - Ирина Кварталова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но тот сон она не запомнила.
А вокруг наливалось, вскипало веселье: голосами, что пели на чужом наречии, радостным смехом, дробным стуком кастаньет, ритмом барабанов и бубнов. Мелькали ленты в волосах и вышитые подолы, и было тесно и шумно, но так…
…необыкновенно.
Кто-то потянул Тильду за рукав, и она подняла голову. Это был молодой зингаро в яркой расшитой жилетке, он белозубо улыбался, протягивая ей ладонь.
– Вставай в круг. Мы танцуем по Тропам звезд.
И неожиданно для себя Тильда повиновалась. Этот танец знал каждый в Республике: купец и вор, сенатор и бродяга, монах и воин. Все танцевали его немного по-разному, но обязательно – в круге, соединив ладони.
С одной стороны ее взял за руку Саадар, с другой – Арон, и Тильда улыбнулась, поднимая руки, как все.
В свете огня она видела лицо Саадара – простое, грубоватое, в шрамах, некрасивое, но добродушное и мужественное лицо. И впервые, наверное, со дня пожара не думала ни о сгоревшем доме, ни о рухнувшем храме, ни о смертях, что тяготили ее, ни о зыбкой будущности. Она танцевала, как не танцевала давно, и пела, хотя никогда не умела хорошо петь. Такая уж это ночь – Долгая ночь, время сказок, время прощения, время, когда не разрушают, а строят новое.
Пахло травами и дымом, туманной прохладой, близкой осенью, разгоряченными телами, подогретым вином и жареным хлебом.
…А потом дождь кончился – будто кто-то сверху взял и оборвал его нити за раз. Рассыпались по пригорку костры – вниз, к недалекой речушке. Ночь стояла вокруг – полная до краев тайны и волшебства, и сердце вдруг ухнуло вниз от огромности, безбрежности этой ночи, синей, как сапфир.
Они сидели у костра вместе с зингаро и пили пряное вино из деревянной братины. И Тильда уже ничему не удивлялась. Временами она поднимала руку, чтобы мысленно провести линию от одной звезды к другой, соединить их в созвездия, которые помнила с детства.
– Ворон, Ковш, Крылатый, – перечисляла она вслух, и вместе с этим оживали древние сказания, в которых воскресали герои давно ушедших времен, герои с золотыми щитами, копьями из сверкающей бронзы, герои, увенчанные коронами из цветов. – У твоего народа ведь есть похожие истории?..
– А я плохо помню свою родину, – тихо ответил Саадар. – Да и жизнь в становище. Я дарнит только по рождению. Моя семья… – Он задумался. – Нет ее больше.
Слова как ножом полоснули. Тильда поежилась, но не стала расспрашивать дальше. И заговорила о первом, что пришло в голову:
– Когда я училась, мне объясняли, что звезды похожи на солнце. Просто они так далеко, что кажутся маленькими-маленькими. А мне всегда казалось, что звезды – это гвозди, которыми небо приколочено, чтобы не упасть нам на головы, и каждую ночь я боялась – представляешь? – что если один гвоздь вдруг отвалится, то небо рухнет на землю. – Она улыбнулась. – Сидела на балконе, пока меня не загоняли в дом, считала падающие звезды. И даже желания никогда не загадывала.
Саадар ничего не ответил. Он смотрел на нее через пламя костра, и взгляд его сверкал. Тильду вдруг бросило в жар.
– Позволь мне остаться в блаженном тепле… – начал он своим глубоким, сильным голосом.
А раньше она и не замечала этого вовсе. Впрочем, она многого не замечала – или старалась не замечать.
– Где светит очаг, согревает мне руки…
О ком, для кого он пел?.. Казалось – для кого-то далекого, ушедшего. Пел тихо, с надрывом. Было светло и тоскливо от этой песни, от слов о дороге и возвращении, о любви к жизни и… любви?
Но вдруг, прервав песню, наклонился и спросил:
– Не холодно?
Холод действительно полз от воды, от недалекого леса, от мокрой после дождя травы.
Тогда Саадар снял и протянул ей мундир, еще хранящий его тепло.
Тильда вдруг вспомнила, как в детстве забиралась под отцовскую охотничью куртку, прячась под ней от брата и нянек. Тильда закрыла глаза, думая об отце, о том, каким огромным, веселым и добродушным он был, как легко мог посадить ее себе на плечо или на высокий шкаф, как кружил ее, и она не боялась, что отец отпустит руки, чувствовала за собой его силу, не страшилась довериться. Как и в Саадаре, в Катберте Варрене было что-то от огромного неповоротливого медведя, и Тильда вдруг замерла от мысли, что Саадар так странно похож на ее отца.
Она стала выискивать взглядом Арона. И увидела, что он сидит на крыше кибитки, и, чтобы не говорить ничего, не отвечать и не терпеть неловкое молчание, встала и пошла к сыну.
Арон болтал ногами, уплетая жареные каштаны, рядом с ним сидели еще мальчишки, и Арон показывал им, как по его ладони скачут серебристые искорки.
Тильда некоторое время смотрела на них, а потом развернулась и стала спускаться к воде. В реке купались обнаженные девицы и смехом зазывали залезть в холодную воду.
Ее нагнал Саадар.
– Тебя просят начать Бесконечную историю, – просто сказал он. – Пойдем. Нельзя же отказывать зингаро.
Тильда медленно кивнула. Бесконечная история – давняя традиция, которая всегда нравилась ей: рассказывать по кругу, сплетая в одну длинную историю множество других.
– Хорошо.
От росной травы насквозь промок подол, закоченели пальцы.
Они вернулись к костру. Ей дали свечу и ракушку; их нужно было передавать от рассказчика к рассказчику.
Недалеко топтались и фыркали стреноженные лошади, и Тильда начала рассказ, медленный и сбивчивый, но постепенно обретающий силу. На нее смотрели внимательно, внимательно слушали.
– Жила в городе Хорте девушка по имени Лара, и однажды встретила она бродягу, которого пожалела, – кинула монетку и дальше пошла по улице. А был тот бродяга сатрапом, и душу свою и удачу он проиграл хитрой Ретте. И дала ему тогда Ретта клубок ниток, и сказала, что как только нитки кончатся в клубке, так и найдет он свой дом… И подняла Лара тот клубок…
И каждый зингаро, что садился в круг, добавлял в здание ее истории свой кирпичик, и история вилась бесконечно, от одного к другому, как лента. А закончил историю Саадар:
– …И тогда Лара поцеловала слепца, и он прозрел. И увидел он, что девушка страшна как смерть, но ничего не сказал и только поклонился ей до земли, ибо спасла она его от лютой голодной смерти, починила то, что было сломано. И они взяли друг друга за руки и вошли в покинутый дом.
Саадар придвинулся поближе к огню и теперь сидел совсем рядом.
– Моя госпожа, – начал он, – в Долгую ночь люди правду-истину друг другу говорят… Скажи вот, – его улыбка стала лукавой, – как тебя матушка в детстве называла?..
Тильда опешила от неожиданности вопроса. И ответила не сразу, помолчав:
– Бусинкой.
– Бусинка, – Саадар повторил это с какой-то особенной нежностью, – не я тебя из огня вытащил. Ты и сама смогла бы.
– Это твоя правда-истина?.. – всегда выверенный ровный тон голоса стал выше и звонче.
– Нет, не совсем… Моя – в том, что, если бы не тот пожар, я бы сам твой дом спалил. Иначе… понимаешь, иначе бы ты все равно там пропала.
Тильда промолчала. И, отвернувшись, смотрела на звезды, на Крылатого – дракона, который раскинул крылья через все небо, глядя на людей с огромной высоты мудрыми, проницательными глазами. И он улыбался, этот лукавец, хитро и понимающе, улыбался каждой звездочкой, каждой травинкой, облитой серебром лунного света, каждым легким прикосновением ветерка. Он словно говорил им: будут еще и цветы, и звезды, и люди, и дороги, и дожди, и солнце. Только идите, неустанно, покуда хватит сил. Только идите.
10
Арон лежал на узком сундуке в душной, пропахшей насквозь старыми тряпками и пылью кибитке и смотрел на потолок в стертых сине-желтых узорах. Круглые завитушки были похожи на рога. Мама говорила, что такие завитки обозначают разных домашних животных: быка, овцу, козу, корову. Но зингаро – бродяги, откуда у них овцы и коровы?.. Значит, это что-то другое. Может, там – истории о богах и героях, о темных силах земли?..
О Безликом?..
Праздничное пятидневье почти закончилось. Арон краем уха слышал разговор мамы с Саадаром: уже завтра днем они будут в Талли, а оттуда несколько часов пути до Оррими пешком. Зингаро сворачивают к морю, а Оррими стоит на берегу озера Тар.
Им повезло, что зингаро ехали в ту же сторону. Или не слишком повезло – как посмотреть, пешком бы они добирались дольше, и…
Арон засопел и отвернулся к стене, завешенной разукрашенной тряпкой. Стал водить пальцем по узору – опять какие-то рогатые существа, похожие на оленей. Вот они скачут вокруг дерева, вот несутся по гребням холмов, вот прыгают друг через друга…
Колени уперлись в стену, и Арон скрючился, отворачиваясь от мира.
Кибитка остановилась.
– Привал, – сказала за спиной мама.
– Угу. – Арон хотел превратиться в камень. Твердый холодный камень. Чтобы никто его не трогал. Он слышал, что камни, которых не касался человек, могут читать мысли. Хорошо лежать – и читать мысли других камней.
– Каши не останется.
– Я не голоден.
– Как знаешь, – мама подозрительно быстро сдалась. А может, просто устала. Арон не стал поворачиваться, только
