Израиль без обрезания. Роман-путеводитель - Наталья Лайдинен

– А когда появились друзы?

– Когда-то муахиддун жили в Египте. Проповедников новой религии было много, но история не сохранила их имена. Остался только Аль-Хаким. Он принял от Всевышнего послание о необходимости создания новой религии и был последним воплощением Бога. 30 мая 1017 года он сообщил об этом людям. Тех, кто был способен понять и записать его откровение, было всего двое – Наштаки аль-Дарази, по имени которого нас и именуют сейчас друзами, и Хамза ибн Али. Но Наштаки аль-Дарази совершил предательство, пал духом и начал выдавать сторонников новой религии. Известно еще, что Хамза и его ученики в том же 1017 году отправились в разные концы арабского халифата. Они ходили двадцать шесть лет, дошли до Урала, Сибири, Индии и всюду, где жил хотя бы один суфий, проповедовали новую веру. А потом закрылись врата проповеди, те, кто стал друзом, – стали ими. Остальные остались за вратами. Нашим главным пророком считается Итро.

– Кто он такой?

– Тесть Моисея. Он тоже был муахиддун. Как и евреям, муахиддун пришлось бежать из Египта.

– А друзы, то есть муахиддун, живут только здесь, на Голанских высотах?

– Нет, девочка! – усмехнулся Али. – В том-то и проблема. Много муахиддун живут в Сирии, некоторые – в Ливане и других странах. Даже в России есть наши люди, но они называют себя по-другому. По нашему закону у нас никогда не будет своего государства. Мы обязаны уважать обычаи страны, в которой живем, и не кичиться нашими особенностями.

– А в чем тогда различия между вами и мусульманами?

– Различий – множество! – заволновался Али. – У нас другие культовые места, укрытые от людей. Обрезание мы делаем не по религиозным мотивам, а по гигиеническим. Вместо поста возможен период молчания. Мы моногамны, придерживаемся других взглядов относительно пищи. В случае развода мы действуем по абсолютно светским правилам. У нас есть только два праздника – жертвоприношения и траурный день ашура. Мы считаем праведниками в том числе и Адама, Ноя, Авраама, Моисея, Иисуса, Мухаммеда, которые тебе, несомненно, хорошо известны! Мы принимаем Коран, Библию, но у нас есть и свои тайные книги, которые недоступны представителям других религий.

– А можно увидеть ваши храмы?

– Нет, Карина. Они доступны только для муахиддун. Наши молебны проходят в хальвах по четвергам, после захода солнца. Хотя все дни у нас святые, и муахиддун сами решают, когда работать, а когда – отдыхать.

– Что, большинство муахиддун религиозные?

– Вовсе нет! Посмотри на меня! Я вполне светский человек! – засмеялся Али.

– Я бы так не сказала! – ответила я, выразительно посмотрев на его наряд.

– Просто мы чтим наши традиции. Религиозных среди нас – процентов двадцать, не больше.

– А чем занимаются муахиддун в обычной жизни? – осторожно спросила я.

– Лучше Шломо спроси! Он знает! – сказал Али. – Мы служим в израильской армии и полиции, поскольку мы издавна – прекрасные воины! Нынешний руководитель Северного округа Израиля – муахиддун. Часто после военной службы представители нашей веры работают в государственных органах или даже правительстве. Даже в войсках специального назначения есть наши люди! Если наши дети отказываются служить, мы выгоняем их из дома – что может быть для муахиддун худшим наказанием? А другие муахиддун занимаются сельским хозяйством, выращивают овощи и фрукты. Например, у меня – лучшее оливковое масло в здешних местах!

– А гонений никогда не было от иудеев или мусульман за то, что вы – иные?

– Конечно, все бывало, – ответил друз. – Но наша религия разрешает приспособление. Наши тайные книги велят лояльно относиться к государству, в котором мы проживаем. Во имя нашей веры мы можем приспосабливаться к другим религиям, стараться мирно жить со всеми. Мы никогда не критикуем другие обычаи и ни с кем сами не воюем. Самое главное для нас – сохранить свою веру! Любым способом!

– То есть браки у вас возможны только среди своих? И это жесткое правило?

– Да, мы имеем право жениться только на муахиддун! – Друз утвердительно покивал головой. – Если муахиддун женится на женщине иной веры, он становится чужим, перестает быть муахиддун. Поэтому мы стараемся совершать браки только между своими. В Израиле нас не так много. Многие наши родственники живут в Сирии. Поэтому и некоторые браки совершаются между израильскими муахиддун и сирийскими.

– И как это происходит? – взволнованно спросила я.

– Очень сложно! Я сейчас сам в такой ситуации. Моя единственная дочь выходит замуж за сирийского муахиддун. До 1981 года у нас было гражданство Сирии. После закона об аннексии мы приняли израильское гражданство. Однако не все муахиддун поступили так, как мы. Они думают, что Голанские высоты рано или поздно отойдут Сирии. Время от времени даже тут, в Израиле, возникают такие разговоры. Многих муахиддун с Голанских высот не берут в армию по этой причине, но мои два сына тем не менее уже отслужили, и я горжусь этим! Зато с дочерью Назимой сложности…

– Как же можно выдать ее замуж в Сирию, если она гражданка Израиля?

– Завтра мы пойдем в Долину Плача, что между горами Хермон и Хермонит, чтобы переговорить с сирийскими родственниками. У нас неспокойно сейчас, а моей доченьке Назиме надо выходить замуж. В Иордании есть агентства, которые занимаются нашими свадьбами. Мы туда обратились через сирийских родственников. Теперь мою милую дочь Назиму надо переправить в Сирию через Иорданию. Скорее всего, она никогда не сможет сюда вернуться… Это очень тяжело!

Амаль принесла черный, как деготь, кофе в крошечных пиалах. В этот момент в дом вошли несколько мужчин и взволнованно заговорили с Али на арабском, косясь на меня подозрительно.

– Что-то случилось? – спросила я озабоченно.

– У нас сейчас волнения… – через паузу ответил Али. – Такое бывает каждый год. Но мне тоже надо принимать в этом участие, поскольку я сын старейшины. Завтра надо будет поучаствовать в мероприятии.

– А можно мне с тобой пойти? Пофотографировать? Я работаю фотографом в Москве…

– Почему нет? – развел руками Али. – Только держись подальше от беспорядков, если такие будут. Я отвечаю за тебя перед моим братом Шломо.

Утром Амаль ласково разбудила меня. Я ночевала вместе с женщинами, наверху. Мы выпили кофе с лепешками и лабанэ, и Али засобирался.

– Ты точно не боишься? – спросил он. – У нас могут быть проблемы.

– Они у меня и так есть! – ответила я.

Мы поехали. Еще издалека я увидела толпу мужиков в широких шароварах и женщин в белых платках. У многих в руках были плакаты: «Воссоединимся с Сирией!» и «Израиль! Верни Голанские высоты Сирии». Чуть поодаль стояли вооруженные израильские солдаты. Это я не могла не фотографировать.

По сути, ничего особенного не происходило. Друзы митинговали и понемногу задирались к израильским солдатам. Те хранили молчание и изредка лязгали затворами. В стороне возникла небольшая потасовка.

– Карина! Что ты-то тут делаешь? – Вдруг ко мне бросился увешанный оружием Шломо. Он был очень зол. Пальцы, сжимавшие автомат, были белы. – Али, где у тебя мозги? Немедленно убирайся отсюда! Я же тебе сказал: беречь ее как зеницу ока!

– Шломо! – Я бросилась ему на шею. – Что там у тебя?

– Ничего особенного! – нахмурился он. – Признался вчера, что был полным долбоебом. А тут – как раз волнения друзов. Меня срочно простили и бросили сюда. Максимум завтра заеду за тобой. Поезжай обратно в деревню! Чтобы я тебя тут не видел, твою мать!

– Ладно. Только ты… береги себя! Пожалуйста! – неожиданно для самой себя всхлипнула я.

– Ладно! – проворчал Шломо и начал скороговоркой с кем-то переругиваться по рации.

По приказу полковника Али отвез меня обратно в деревню, а сам вернулся на стихийный митинг. Я осталась дома с женщинами, которые с трудом говорили по-английски. Назима болтала немного легче, чем мать. Если бы не наряд, она казалась бы вполне современной девушкой. Они готовили обед, дружно выпекая тонкие, почти прозрачные друзские лепешки. Это было похоже на священнодействие.

– Может быть, я могу помочь? – спросила я.

Женщины одновременно отрицательно замотали головой.

– Выпей! – Амаль налила столовую ложку оливкового масла и протянула мне.

– Ой, а можно я не буду? – уклонилась я.

– Выпей! – настойчиво попросила Амаль.

Я закрыла глаза и с трудом проглотила ложку густого и пахучего оливкового масла.

– Очень полезно! – сказала Амаль. – Вот такого, глубокого темно-зеленого цвета должно быть настоящее масло из олив. Мы каждое утро пьем по ложке масла, и у нас нет никаких болезней! Когда в нашей деревне стали работать мобильные телефоны, от рака умерло сразу два человека. Мы протестовали против вышек. После этого у нас нет мобильной связи.

– Вы сами делаете масло?

– Да, у Али тут производство налажено. У нас прекрасные оливки, масло получается особенным. К нам со всей округи за ним ездят!