Природа советской власти. Экологическая история Арктики - Энди Бруно

сообщества внесли свой вклад в укрупнение и постарались получать от него хоть какую-то выгоду. Например, перед переселением многие члены колхоза «Большевик» выступили за его расформирование, проголосовав за это решение с перевесом голосов, хотя и не единогласно. Они ссылались на нехватку снабжения и обеспечения электричеством деревни, а также на ее удаленность от объектов инфраструктуры и на то, что многие молодые люди уже уехали из Варзино. Когда дело дошло до того же вопроса с принимающей стороны, члены колхоза «Тундра» выразили недовольство ограниченностью пастбищ для оленей. Как заявлял колхозник В. А. Подоляк, «самый сложный вопрос с пастбищами для оленей. У нас и так мало зимних пастбищ, а надо еще разместить трехтысячное стадо»555. В конечном итоге колхоз «Тундра» согласился присоединить к себе колхоз «Большевик» на том условии, что его пастбища будут возвращены от колхоза имени В. И. Ленина, куда они были переданы ранее, и что колхозникам «Тундры» будет разрешено первыми заселять любые построенные новые дома раньше мигрантов. В начале процесса расселения колхоза «Доброволец» колхозники добились от только что построенной ГЭС оплаты расходов на переселение и строительство двух новых жилых домов в Ловозере. Однако планы строительства были провалены, и многие бывшие члены «Большевика» остались на годы без обещанного жилья556.

В конечном итоге укрупнение привело к изменению тундры. На пике советской индустриализации укрупнение имело своим итогом организацию в 1970‐е годы на Кольском полуострове всего двух совхозов – «Тундры» в Ловозере и совхоза имени В. И. Ленина в Краснощелье. Оба представляли собой крупные централизованные государственные предприятия, в которых работали саамы, коми, ненцы и русские. Другим итогом стало сокращение территории выпаса оленей, при этом их поголовье не уменьшилось. Колхозы «Доброволец», «Вперед» и «Большевик» потеряли 120 тысяч гектаров при присоединении к «Тундре»557. В то же время численность одомашненных оленей на Кольском полуострове в 1971 году достигла своего пика, составив 82 832 особи (см. таблицу 2). Отношения оленеводов с окружающей средой также изменились. В течение 1930–1950‐х годов рыболовство и охота оставались важными, если не главными видами активности оленеводческих сообществ. Для жителей Варзино, в частности, ловля семги в реках Семиостровского района была более важным занятием, чем оленеводство558. Укрупнение отдалило малые кольские сообщества от традиционных мест рыболовства и охоты, в то время как лишь один съедобный организм приобретал все большее значение – северный олень.

СОВЕТСКАЯ СТАБИЛЬНОСТЬ И ГЛОБАЛЬНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ

«В каменный век нас не загонишь!» – заявил один кольский оленевод после распада СССР559. Этот рассерженный житель тундры выступал против попыток сохранить традиции местных сообществ, симпатизируя, как и многие, позднесоветским практикам пасторализма. Совхозы 1970–1980‐х годов заложили в кольскую оленеводческую экономику относительно устойчивый набор практик. Олени служили по назначению – для интеграции отдаленных районов в состав советского государства, и многие скотоводы наслаждались безопасностью и социальными благами позднего социализма. Перестройка и затем распад СССР вынудили начать переориентацию в сторону международных рынков и навстречу группам активистов. Эти события привели к очередному витку разрушительных реформ. Несмотря на то что олени сохранили центральную роль в придании отдаленным территориям понятного для внешнего мира значения, изменения постсоветских десятилетий ставят теперь будущее кольского оленеводства под вопрос.

В отличие от колхозов, где все члены несли ответственность за риски сельскохозяйственного производства (и в теории могли получать свою выгоду), совхозы сделали оленеводов государственными работниками с гарантированной зарплатой. Государство брало на себя ответственность за поддержание рентабельности совхоза «Тундра» и совхоза имени В. И. Ленина, обеспечивая их займами и субсидиями. Действительно, хотя эти хозяйства не смогли принести выгоду государству, оленеводы получали более высокие зарплаты, чем средние по стране. Выплачивая суммы лишь раз в год, государство вычитало стоимость закупок из заработной платы и начисляло премии за выполнение производственных планов. Каждая бригада совхоза состояла примерно из двенадцати оленеводов, которые ухаживали за несколькими тысячами животных и содержали базы в тундре для выпаса. Оленеводы все больше использовали современное оборудование, такое как снегоходы, радио, вертолеты и вездеходы, хотя сани с оленьими упряжками, лассо и собаки продолжали играть важную роль. Разделение пастбищ между бригадами позволяло создавать устойчивую кормовую базу для всех оленей. Большинство заготовленной оленины отправлялось на Мурманский мясокомбинат для производства колбас. «Тундра» и совхоз имени В. И. Ленина также продавали шкуры и рога для изготовления сувениров, одежды и эликсиров на экспорт560.

Оленеводы искали новые способы отношений с оленями в условиях совхозов. Медленно, но верно после Великой Отечественной войны разные оленеводческие хозяйства отказались от практики круглогодичного слежения за оленями и вернулись к свободному летнему выпасу. Эта саамская практика стала стандартной после укрупнения561. Каждая бригада была ответственна за большее количество оленей, чем даже во времена колхозов, так что возможности взаимодействия с каждым отдельным животным уменьшились. Отел оленей происходил весной, в это время пастухи направляли матерей к лучшим местам выпаса, помогали защищать телят и клеймили уши новорожденных. После того как осенью возвращались морозы, оленеводы собирали оленей в загоны, подсчитывали их и забивали старых животных. Бóльшую часть года оленеводы проводили в поселках городского типа Ловозеро и Краснощелье или ловили рыбу и охотились (часто нелегально) вдалеке от стад. Совхозная система также изменила отношения скотоводов с их личными оленями. С одной стороны, эти животные становились особенно важными, потому что приносили больше прибыли владельцу, чем совхозные олени. С другой стороны, оленеводы видели своих животных еще реже. Только во время сезонного забоя они проверяли клейма на ушах животных. Большая часть забитых оленей принадлежала совхозу, но все личные животные засчитывались за владельцем562.

В то время как кольские оленеводы наслаждались относительными и часто парадоксальными преимуществами позднего социализма, они стали свидетелями растущего интереса к оленям и саамской этнической принадлежности как к региональным символам. Некоторые из этих представлений уходили корнями в 1930‐е годы, когда стал проводиться Праздник Севера с гонками на оленьих упряжках. К 1960–1970‐м годам эти соревнования стали одними из самых популярных зрелищ на спортивном фестивале. Спортсмены и животные обычно были одеты в наряды и имели украшения коренных народов, а для участия в некоторых соревнованиях специально требовались саамские сани563. Писатели и художники в этот период также все чаще прославляли саамский фольклор, в котором часто затрагивалась тема оленей и встречались такие фразы, как «мы оленный народ»564. Один из промышленных городов, основанных после войны, даже был назван Оленегорском565.

В середине 1980‐х годов люди, продвигавшие традиционный способ жизни кольских саамов, стали