Женщины - Чарльз Буковски

– Спасибо за все, Кэсси. Не думай слишком плохо о Чинаски.

Она не ответила. Я поцеловал ее в щеку и вылез из машины. Она отъехала в своем «эм-джи». В конце концов, как говаривала Лидия: «Если хочешь пить – пей; если хочешь ебаться – выкинь бутылку на фиг».

Беда в том, что мне хотелось и того, и другого.

88

Поэтому я очень удивился, когда пару ночей спустя зазвонил телефон – Кэсси.

– Что поделываешь, Хэнк?

– Да вот, сижу просто…

– Чего не заезжаешь?

– Да я бы не против…

Она дала адрес – или в Вествуде, или в Западном Лос-Анджелесе, не помню.

– У меня много выпивки, – сказала она. – Особой ничего брать не нужно.

– Может, мне вообще не стоит пить?

– Все в порядке.

– Если нальешь, выпью. Не нальешь – не буду.

– Не переживай, – сказала она.

Я оделся, прыгнул в «фольксваген» и поехал по адресу. Сколько раз человеку может сходить с рук? Боги добры ко мне – в последнее время. Может, это проверка? Может, трюк какой? Откормить Чинаски, а потом разделать напополам. Я знал, что и это мне светит. Но как тут быть, если до 8 уже пару раз досчитали и осталось всего 2 счета?

Квартира была на третьем этаже. Вроде Кэсси мне обрадовалась. На меня прыгнул большой черный пес. Огромный, рохля и мальчик. Он стоял, возложив лапы мне на плечи, и облизывал мое лицо. Я его столкнул. Он стоял передо мной, виляя жопой и умоляюще поскуливая. Черная и длинная шерсть, по всей видимости дворняга, но какой же здоровый.

– Это Элтон, – представила его Кэсси.

Она сходила к холодильнику и достала вино.

– Вот что тебе надо пить. У меня такого много.

Она была в зеленом однотонном платье в обтяжку. Похожа на змею. На ногах туфли, отделанные зелеными камешками, и снова я отметил, какие длинные у нее волосы – не только длинные, но и густые, такая масса волос. Они спускались чуть ли не до попы. Глаза – огромные и сине-зеленые, иногда больше синие, чем зеленые, иногда – наоборот, в зависимости от того, как падает свет. Я заметил две своих книжки у нее в шкафу – из тех, что получше.

Кэсси уселась, открыла вино и налила нам обоим.

– Мы как бы встретились с тобой неким образом в нашу последнюю встречу, мы где-то соприкоснулись. Я не хотела, чтобы это ушло, – сказала она.

– Мне было в кайф, – сказал я.

– Хочешь апера?

– Давай, – согласился я.

Она вынесла две. «Черная шапочка». Лучше не бывает. Я отправил свою внутрь вместе с вином.

– У меня – лучший дилер в городе. Слишком с меня не дерет, – сказала она.

– Хорошо.

– Ты когда-нибудь зависал? – спросила она.

– Было время – пробовал кокаин, но отходняков не переваривал. Боялся заходить в кухню на следующий день, потому что там лежал нож. Кроме того, пятьдесят – семьдесят пять баксов в день – это для меня слишком.

– У меня есть кокс.

– Я пас.

Она налила еще вина.

Не знаю почему, но с каждой новой женщиной все казалось как в первый раз, почти как будто я прежде никогда с женщиной не был. Я поцеловал Кэсси. Целуя, я запустил руки в массу ее длинных волос.

– Музыки хочешь?

– Да нет, не надо.

– Ты же знаком с Ди Ди Бронсон, да? – спросила Кэсси.

– Да, мы расстались.

– Слышал, что с ней произошло?

– Нет.

– Сначала она потеряла работу, потом поехала в Мексику. Познакомилась с тореадором на пенсии. Тореадор избил ее до полусмерти и отобрал все сбережения, семь тысяч долларов.

– Бедная Ди Ди: сначала – я, потом – вот такое.

Кэсси встала. Я смотрел, как она идет по комнате. Ее задница шевелилась и мерцала под узким зеленым платьем. Она вернулась с бумагой и травой. Забила косяк.

– Потом она попала в аварию.

– Она никогда не умела водить машину. Ты ее хорошо знаешь?

– Нет. Но разговоры-то ходят в наших кругах.

– Просто жить, пока не умрешь, – уже тяжелая работа, – сказал я.

Кэсси передала мне косяк.

– У тебя-то самого жизнь, кажется, упорядоченная, – сказала она.

– В самом деле?

– Ну, ты не наезжаешь, не пытаешься произвести впечатление, как некоторые мужики. Да и сам по себе, похоже, человек веселый.

– Мне нравятся твоя задница и твои волосы, – сказал я. – И твои губы, и глаза, и вино твое, и твоя квартира, и косяки. Но во мне порядка – никакого.

– Ты много пишешь о женщинах.

– Я знаю. Самому иногда интересно, о чем буду писать потом.

– Может, это никогда не кончится.

– Все кончается.

– Оставь покурить.

– Конечно, Кэсси.

Она дернула, потом я ее поцеловал. Отогнул ей голову назад за волосы. Насильно раскрыл ей губы. Долгий был поцелуй. Потом я ее отпустил.

– Тебе так нравится, правда? – спросила она.

– Для меня это интимнее и сексуальнее, чем ебаться.

– Пожалуй, ты прав, – сказала она.

Мы курили и пили несколько часов, затем отправились в постель. Мы целовались и играли. Я был хорош, тверд и гладил ее хорошо, но через десять минут уже знал, что ничего не выйдет. Снова перепил. Я начал потеть и напрягаться. Еще несколько раз я дернулся в ней и скатился.

– Прости меня, Кэсси…

Я наблюдал, как ее голова опускается к моему херу. Он был по-прежнему тверд. Она стала его лизать. На кровать запрыгнул пес, и я скинул его пинком. Я смотрел, как Кэсси лижет мой хуй. В окно проникал лунный свет, и я видел ее отчетливо. Она взяла кончик и стала просто его покусывать. Неожиданно заглотила целиком и заработала хорошо, пробегая языком вверх и вниз по всей длине, сося его. Божественно.

Я дотянулся и схватил ее за волосы одной рукой – и поднял всю их массу высоко над ее головой, все эти волосы, пока она сосала мой хуй. Это длилось долго, но я наконец почувствовал, что готов кончить. Она тоже поняла и удвоила усилия. Я начал похныкивать и слышал, как большая собака поскуливает на ковре вместе со мной. Мне нравилось. Я держался как мог долго, продлевая удовольствие. Затем, по-прежнему держа и лаская ее волосы, взорвался ей прямо в рот.

Когда я проснулся наутро, Кэсси одевалась.

– Все в порядке, – сказала она, – можешь остаться. Только обязательно запри дверь, когда будешь уходить.

– Ладно.

После ее ухода я принял душ. Потом нашел в холодильнике пиво, хорошенько хлебнул, оделся, попрощался с Элтоном, убедился, что дверь за мной закрылась, влез в «фольксваген» и поехал домой.

89

Три или четыре дня спустя я нашел записку Дебры и позвонил. Дебра сказала:

– Приезжай, – объяснила, как добраться до Плайя-дель-Рэй, и я поехал.

Она снимала маленький дом с передним двориком. Я заехал прямо в этот дворик, вылез из машины и постучал, затем позвонил. У нее был такой звонок с двумя нотами. Дебра открыла дверь. Она не изменилась – с тем же громадным напомаженным ртом, короткой стрижкой, яркими серьгами, в духах, и с лица не сходит эта широченная улыбка.

– О, заходи, Генри!

Я так и сделал. У нее сидел какой-то парень. Но он был очевидным гомосексуалом, поэтому я не принял на свой счет.

– Это Ларри, мой сосед. Он живет в глубине двора.

Мы пожали друг другу руки, и я сел.

– Есть тут чего-нибудь выпить? – спросил я.

– Ох, Генри!

– Я могу за чем-нибудь сходить. Я б захватил с собой, только не знал, чего ты хочешь.

– О, у меня кое-что есть. Дебра скрылась в кухне.

– Как дела? – спросил я у Ларри.

– Дела были не очень, но теперь лучше. Самогипнозом занимаюсь. Просто чудеса со мной творит.

– Что-нибудь выпьешь, Ларри? – спросила из кухни Дебра.

– Ой нет, спасибо…

Дебра вышла с двумя бокалами красного вина. Ее дом был чересчур украшен. Везде что-то стояло. Дом был дорого загроможден, и маленькие динамики едва ли не отовсюду играли рок-музыку.

– Ларри практикует самогипноз.

– Он сказал.

– Ты не представляешь, насколько лучше мне спится сейчас, ты не представляешь, насколько лучше я сейчас соотношусь, – сказал Ларри.

– Думаешь, стоит и нам попробовать? – спросила Дебра.

– Ну, трудно сказать. Но я знаю одно – мне помогает.

– Генри, я устраиваю вечеринку на День всех святых. Приходят все. Может, и ты подъедешь? Как считаешь, кем он может нарядиться, Ларри?

Они оба посмотрели на меня.

– Ну, я не знаю, – сказал Ларри. – В самом деле не знаю. Может быть?… ой, нет… вряд ли…

Блямкнул дверной звонок, и Дебра пошла открывать. Пришел еще один гомосек, без рубашки. В волчьей маске с большим резиновым языком, болтавшимся из пасти. Гомик был чем-то раздражен и подавлен.

– Винсент, это Генри. Генри, это Винсент… Винсент меня проигнорировал. Он остался в дверях со своим резиновым языком.

– У меня был жуткий день на работе. Я там больше не могу. Наверное, уволюсь.

– Но, Винсент, что же ты будешь делать? – спросила его Дебра.