Трагедия ленинской гвардии, или правда о вождях октября - Николай Коняев

Отметим, что критика трех кабинетов Временного правительства абсолютно справедлива, и если бы она прозвучала до Октябрьского переворота, возразить на нее было бы нечего. Но поскольку критика эта звучит, когда власть была уже захвачена большевиками, критика Временного правительства становится оправданием беззакония. Автор статьи как бы забывает, что страдают от беззакония большевиков не только буржуазные политики, сами творившие беззаконие, а русский народ…

Разбирая послание Милюкова, мы говорили, что Павел Николаевич, воруя у России победу в войне, не об интеллигенции думал и даже не о евреях, права которых столь ревностно защищал, а прежде всего о самом себе, о своем месте в политике и коридорах власти..

Точно так же, судя по разобранному нами наброску статьи, и Иосиф Васильевич Ревенко не о государе печалился{143}.

И не о русском народе…

Может быть, и не стоило бы так подробно разбираться в бесхребетном политиканстве «русского патриота» Иосифа Ревенко, но судьба его — не только его судьба, эта судьба несет в себе тот страшный вирус, что поразил русское патриотическое движение в начале прошлого века.

В самом деле…

Движение «Союза русского народа» возникло в минуту грозной опасности, нависшей над Россией в 1905 году…

Воистину народное, воистину православное, это русское движение сумело наполнить жизненной силой казенную триаду «самодержавие, православие, народность» и не только вывело страну из революционного кризиса, но и четко обозначило путь, продвигаясь по которому страна могла, не опасаясь революционных угроз, достичь невиданного духовного и материального процветания.

Увы…

После кончины святого праведного Иоанна Кронштадтского, молитвенной (и не только молитвенной) поддержкой которого и поддерживалось русское единство, «Союз русского народа» начинает разваливаться.

Способствовало этому и активное сопротивление деятельности «Союза» царской администрации, которая не боялась идти тут наперекор воле самого Государя, сыграли свою роль и злобные наскоки социализированной образованщины, но главная беда заключалась во внутренних нестроениях, поразивших «Союз русского народа».

Скучно и бессмысленно описывать перипетии отношений А. И. Дубровина, Н. Е. Маркова, В. М. Пуришкевича. Дрязги, в которые погрузилось руководство русского патриотического движения, не имеют иного содержания, кроме того, что руководство движения не сумело поставить интересы России выше личных амбиций, не сумело пожертвовать ради общего дела личными пристрастиями, не нашло силы освободиться от собственных обольщений и заблуждений.

И дело тут не только в жестокой борьбе за власть, которая развернулась внутри «Союза русского народа».

Самое страшное, что в результате этой борьбы осмысление реального исторического пути Российской империи оказалось подменено сусальным мифотворчеством. Вместо того, чтобы реально попытаться объединить русское, расколотое на благородное и подлое сословия, общество, идеологи «Союза русского народа» начали замазывать эти противоречия.

Образчиком такой исторической штукатурки может служить речь, сказанная 19 февраля 1911 на торжественном собрании «Союза русского народа», по случаю юбилея отмены крепостного права.

Было объявлено, что не только крестьяне, но все сословия долгое время были крепостными у государства, ибо этого требовали интересы Отечества. Крестьяне отличаются только тем, что позже других получили освобождение. Но теперь все это позади, и теперь надо бороться с опасностью нового закрепощения русского народа, «господином жидом».

Любопытно, что произнес эту речь Виктор Павлович Соколов-Горбатый, которого так активно и разыскивал в мае — июне 1918 года Моисей Соломонович Урицкий…

И вроде бы ни к чему полемизировать с Виктором Павловичем, поскольку, как мы знаем, опасения его блистательно подтвердились…

Все так…

Только ведь потому и подтвердились опасения, потому и произошла в России катастрофа 1917 года, что вплоть до самой революции вожди «Союза русского народа» пытались оправдать дворянское рабовладение интересами — редкостный цинизм! — Отечества.

Разумеется, не надо преувеличивать общественного значения доклада Виктора Павловича Соколова. Не столько людей и слышало его, но тут не в докладе дело, а в настрое всего общества. Вплоть до самой революции, до падения монархии, повсюду висели вывески «Нижним чинам вход запрещен».

И разве хоть одну такую вывеску снял товарищ председателя «Союза русского народа»? А ведь если бы сделал это, а не доказывал, что обращать своих соотечественников в рабство — это в интересах Отечества, может быть, и не пришлось бы ему тогда бежать из этого самого Отечества от Моисея Соломоновича Урицкого…

И не нужно было бы тогда бывшему председателю Николаевского отделения «Союза русского народа», бывшему секретарю Совета монархических съездов, а ныне обитателю камеры в «Крестах» (прием № 2998) Иосифу Васильевичу Ревенко униженно молить Моисея Соломоновича Урицкого о пощаде:

«Гр. Председатель!

Я все еще продолжаю уже три месяца сидеть в тюрьме совершенно безвинно, по одному только предположению в якобы причастности моей к контрреволюции, хотя ни в чем перед Советской властью не повинен ни словом, ни делом.

Вся моя жизнь и деятельность с Октябрьской Революции протекала вся под полным контролем Совдепа Городского района и комиссара М. И. Лисовского в полном с ним контакте…»{144}

Нет…

Моисей Соломонович Урицкий не внял мольбе «большого приятеля». Сантименты были не свойственны ему, а Иосиф Васильевич Ревенко по всем показателям подходил для расстрела.

Не спасла Иосифа Васильевича и смерть «приятеля». После убийства Урицкого чекисты все равно расстреляли его.

Правда, расстреляли даже не за «Каморру», а просто так…

В постановлении, написанном почти через три месяца после расстрела, сказано:

«Иосиф Васильевич Ревенко арестован был Чрезвычайной Комиссией 22 мая с. г. по делу «Каморры народной расправы». Следствием установлено, что Ревенко в организации «Каморры народной расправы» участия не принимал, но, как активный организатор Совета квартальных старост 3-го Казанского подрайона, который (Совет) ставил своей целью под видом официальной организации свержение Советской власти, расстрелян по постановлению ЧК 2 сентября с. г.»{145}.

Это было больше похоже на насмешку.

И не только потому, что постановление принято спустя три месяца после расстрела, но и потому, что все руководители Совета квартальных старост 3-го Казанского подрайона, за исключением Иосифа Васильевича Ревенко, были отпущены на свободу.

В постановлении по делу секретаря Совета квартальных старост Анатолия Михайловича Баталина так прямо и написано:

«Ввиду того, что теперь почти миновала надобность в заложниках, ЧК постановила Анатолия Баталина из-под ареста освободить и настоящее дело о нем дальнейшим производством считать законченным»{146}.

Читаешь постановление о расстреле Иосифа Васильевича Ревенко, и словно бы видишь «мягкую, застенчивую» улыбку Моисея Соломоновича Урицкого, сумевшего даже с того света порадеть «большому приятелю».

Недешево стоило место в избирательном списке «Союза русского народа» по городу Николаеву…

Расплачиваясь за него в 1912 году, Ревенко «покрыл некоторые расходы этих организаций, как по выборам, так и в частности, за что был избран почетным членом и попечителем бесплатной начальной школы «Союза русского народа»…

Ну а теперь Ревенко пришлось выложить за место в избирательном списке «Союза русского народа» саму жизнь, ибо иной валюты от лиц, записанных Урицким в «черносотенцы», в Петроградской ЧК не принимали!

Рассказ о безрадостной, но вполне заслуженной судьбе И. В. Ревенко, мне бы хотелось завершить словами Василия Шульгина, сказавшего:

«Мы хотели быть в положении властителей и не властвовать. Так нельзя. Власть есть такая же профессия, как и всякая другая. Если кучер запьет и не исполняет своих обязанностей, его прогонят. Так было и с нами — классом властителей. Мы слишком много пили и ели. Нас прогнали. Прогнали и взяли себе других властителей, на этот раз «из жидов». Их, конечно, скоро ликвидируют. Но не раньше, чем под жидами образуется дружина, прошедшая суровую школу».

В каком-то смысле эти слова Шульгина оказались пророческими.

И. В. Сталину в результате еврейско-кавказской войны в Политбюро действительно удалось если не «ликвидировать», то, во всяком случае, поубавить число иноплеменных «властителей». Постепенно страна начала приходить в себя, но к этому времени верхушка власти вновь впала в греховное ничегонеделание, и снова ее изгнали, и снова все повторилось в соответствии с рецептом Шульгина…