Смесь бульдога с носорогом - Маша Стрельцова

Я откинулась на спинку кресла и, взяв драгоценную Книгу, начала ее листать. Меня интересовало, какого черта Оксана решила так рисковать, дабы завладеть ей? Конечно, дополнительная сила никому не помешает, однако амбиций на мировое господство я за Оксаной не замечала. Единственное, чем она отличалась — она была невероятно жадна. Она никогда никому не давала в долг, никогда никому не помогала материально, даже родителям, называя их захребетниками. Правда и пахала она как вол. У нас у всех в основном сложилась устойчивая солидная клиентура, никто к нам зубы заговаривать за сто рублей не бегает. Мы примем клиента — другого в неделю, каждый от тысячи долларов до трех, бывает и больше, как у меня обряд с Вороном на пятнашку потянул, и живем — поживаем. Получается что — то около десяти тысяч долларов в месяц. Иногда больше, иногда меньше. Оксана же принимала по записи, лечила за копейки помимо солидных клиентов, утверждая, что курочка по зернышку клюет.

И тут меня озарило.

« — Зря не веришь, доченька, — всплыл в моей голове голос Пелагеи, — Сильная книга, из сильного колдовского рода, а кличут ее Библией ведьмы. Чудеса по ней хозяева творят».

И что ответила на то Оксана?

Она спросила, есть ли там заклинание на комариного царя…

Вот черт!!!

Я принялась быстро листать книгу, пока наконец не наткнулась на этот обряд.

«Взять десять тысяч сушеных комаров… — начиналось оно». О — о… Мне вспомнились рассказы, что несколько лет назад за мешок комаров машину давали, прямо объявлении об этом печатали в газетах. Вон оно для чего! Я дочитала заклинание и до невозможности паскудная улыбка расплылась на моем лице. Ну, вражина, ты у меня в своей жадности не раз покаешься!

У меня аж вся дрожь в руках прошла!!! Я завела машину и ринулась к Галининому дому.

Оксана почти умирала от шока и кровопотери. Я взглянула на ее серую, в испарине кожу и начала действовать. Мастера мне ее смерти не простят. Одно дело — наказать, другое — убить. Дисквалифицируют к черту еще. И я принялась действовать. Быстро заговорила стакан с водой и напоила ее. После чего ринулась во двор, с наговором наломала веток березы и быстро обернула в них руки Оксаны. Потом не мудрствуя лукаво, достала димедрол и щедро впихнула его в рот вражине. Выпрямившись, я устало побрела в кухню попить воды. Все ведьмы сидели там, за большим круглым столом. Когда я вошла, они замолчали и выжидающе посмотрели на меня.

— Оксана в норме, выживет, можем продолжить, — преувеличенно бодро сказала я.

— Креста на тебе нет! — снова начала Лора.

— Нет, — спокойно согласилась я, — я баптистка.

— Тьфу! — в сердцах плюнулась она. — Нехристь!

— Успокойся, Лора, — внезапно вступилась за меня Галина. — Оксана сама виновата. Мария просто наложила охрану на свою вещь, нечего было лезть.

— Конечно Мария права, — поддакнула Вера. — Я б за свою Книгу вообще б убила.

— На самом деле я ее только получила, еще и в руках толком — то не подержала, — призналась я.

— Надо же, — ахнули ведьмы.

— Ээх, молодо — зелено, — подала голос Пелагея, — мы в свое время силы за такое лишали.

Я была слегка обескуражена. Ведьмы меня не осуждали!!!

— Ну уж нет, — смиренно отозвалась я, — не надо к Оксане строго относиться. Она и так наказана, бедняжка.

— Вот это я понимаю, дочка, — умилилась Святоша.

«Погодите, — мстительно подумала я, — она у меня еще попляшет!»

— Так может, продолжим? — я вся горела трудовым энтузиазмом.

— Какое там, — махнула рукой Галина, — настроя нет совершенно. Вы уж фото Настеньки с собой заберите, дома поработайте с ним, да завтра еще раз соберемся, так же к девяти.

— Дело говоришь, Галина, — согласились мы и ведьмы быстренько разъехались. Я осталась.

— А ты чего задержалась? — приветливо спросила хозяйка. — Дело есть?

— Так не оставлю же я у вас Оксану, — помялась я. — Вы мне ее в машину занести не поможете, домой ее отвезу?

— Конечно помогу, — согласилась Галя. Вдвоем мы уложили Оксану на заднее сидение и я аккуратно довезла ее до ее дворца. У дома ее я сняла с Оксаны оковы сна и бесцеремонно ее потрясла. Та со стоном открыла глаза.

— Что тебе?

— Охранки с дома снимай, заносить тебя буду, — велела я.

Она вытянула голову, увидела в окошко свой дом и, прошептав несколько слов, снова упала на подушки.

— Ну? — поторопила я ее.

— Все, сняла уже, — слабо ответила она.

Я вытащила врагиню и легко занесла ее в дом. Кстати, я так и не заперла ни одного замка со своего прошлого визита, все двери стояли настежь. Слава Богу что никто не сунулся.

Особо не церемонясь, я сгрузила Оксану на ее кровать, та слабо застонала и открыла мутные глаза.

— Ну и зачем ты это сделала? — сурово спросила я.

— Тебе не понять, — бормотнула та. — Ты в нищете не росла.

И она снова отрубилась. Ах не понять! Как легко мы свои поступки приучились скидывать на тяжелое детство. А у кого оно было безоблачным? Потихоньку зверея, я вспомнила, как смеялись надо мной в школе — я была одета буквально в обноски. Папина зарплата моментально пропивалась, а на мамину учительскую зарплату мы должны были жить всей семьей. Причем папик, когда ему требовалось выпить, был ловок, хитер и дьявольски умен, разыскивая припрятанные мамой деньги. Понятное дело, что тут стоял только один вопрос — что мы завтра будем есть? Не до нарядов было. И не до деликатесов. И мне после этого говорят о нищем детстве???

Я решительно подошла к столу, ища ручку. Оксана явно увлекалась рукоделием — весь стол был завален нитками, бисеринками, иглами и крючочками. Но ручку я там все же нашла, и даже почти чистый листок. Посмотрев на бессмысленные каракули, похожие на химические формулы, я перевернула лист и написала:

Оксана!

Хоть ты и поступила со мной очень нехорошо, я тебя прощаю за это. Знаю я, зачем тебе нужна была моя книга. Оставляю тебе этот заговор, клянусь, ни одной буквы я в нем не убавила, ни прибавила по злобе.

Однако отныне мы враги.

Мария.

Ниже я написала обряд на комариного царя и положила записку на столик около кровати. И спокойно поехала домой. Книга как ни в чем не бывало лежала в моем рюкзачке, наполняя меня тихой радостью. В заговоре я и правда ни слова не поменяла. Просто забыла написать, что следует двадцатую часть всей прибыли отдать на благотворительность, иначе отнимется десять лет жизни. Ну что ж, мне уже двадцать восемь лет, и неудивительно, что склероз дает о себе знать. К тому же Оксане всего тридцать семь, и я с высоты своих лет не понимала особой разницы между тридцатью и сорока семью. Уже сейчас у нее были глубокие морщины, лишний вес, общая неухоженность — она должна быть мне благодарна, любители сорокасемилетних женщин на это смотрят гораздо снисходительней.

Во дворе моего дома почему — то стояла толпа. Я вышла и спокойно пошла к подъезду.

— Вон она, вон, — визгливо завопил чей — то голос. — Иродка, послал Бог внучку на старости лет.

Я непроизвольно обернулась. Тетя Грапа, босая, в грязном кургузом платьице и с растрепанными седыми волосами стояла и простирала руку в мою сторону.

— Вот, посмотрите, люди добрые! — вопила она. — Сама на машинах раскатывает, а мне корочку хлеба жалеет, босой хожу!

Я в ужасе оглядела собравшихся. Соседка снизу, Августа Никифоровна, аристократичная бабулька. Молодая женщина с младенцем, тоже из нашего подъезда, иногда здороваемся. Да и остальные — человек пять — семь, все из нашего дома, все тут живем уж не первый год. В бурный восторг при виде друг друга не впадаем, однако понятно, что раз здесь живем — значит достойны уважения к достигнутому в жизни. И все они смотрели на меня со странным выражением брезгливости и недоумения — мол, как так можно поступать. Представляю, что теперь обо мне говорить будут.

— Тетя Грапа, домой пошлите, там разберемся, — ледяным голосом сказала я. Мне главное Маруське отрапортоваться, что ее сумасшедшая бабулька тут, в целости и сохранности, и пусть она ее забирает к черту.

— Вы откуда в таком виде? — ахнула наконец Августа Никифоровна, разглядев меня. Я осмотрела себя — черт возьми, я вся была вымазана в крови, руки вообще покрывала корка засохшей крови.

— Не ваше дело, — спокойно ответила я. — Тетя Грапа, вы идете или нет?

— Да, чтобы ты опять меня в ментовку сдала, за то что я покушать попросила? — завопила бабулька. — Я всю ночь провела с бомжами, это, знаете ли, ужасно, — поведала она собравшимся.

— Тетя Грапа!

— А еще она меня бьет, — тихо и жалостливо заплакала она, — и совсем не кормит. Может, у вас найдется хоть немного хлебушка, я так есть хочу?

И тут чаша моего терпения переполнилась. Я развернулась и пошла в подъезд. К черту!!! Так меня перед людьми позорить! Шагая по ступеням, я набрала Маруськин сотовый и не здороваясь сказала: