Цена счастья - Анджела Шайвли

— Но он никогда не говорил об этом своему отцу, — я сознательно хотела доставить ей боль. — Может быть, он просто стыдился вас?

Она, разозлившись, откинула голову назад.

— Э нет, ошибаетесь. Он говорил ему. Это было довольно давно. Старик чуть не набросился на меня, а Фарамона собрался даже лишить наследства.

— Неужели это было так ужасно для вас, если вы действительно любили друг друга?

Судя по всему, я задела болевую точку, поскольку у меня создалось впечатление, что Мари-Лизет не только разозлилась, но и несколько растерялась.

— Ну, тогда мы были еще очень молоды. Я бы сказала — слишком молоды для того, чтобы жить самостоятельно. Фарамон объяснил мне все очень популярно. Он сказал тогда, что знает, каким образом можно вновь завоевать расположение отца. Когда Жан-Пьер поехал навещать вас в Ванкувере, Фарамон последовал за ним. И когда Жан-Пьеру не удалось убедить вас отказаться от Майкла, Фарамон решил сам позаботиться обо всем...

— Следовательно, его отец не имел к случившемуся никакого отношения?

— Конечно же, нет, — с огорчением подтвердила она. — Не думаете ли вы, что д'Эшогеты в состоянии запачкать себя кровью?

Итак, в течение нескольких лет я несправедливо обвиняла своего свекра в случившемся. Что ж, он уже мертв, а мне предстоит умереть через несколько часов. Так что теперь это уже не имело никакого значения.

— Старик тогда страшно обозлился. Он намеревался даже выгнать Фарамона, но мадам была решительно против этого. Сложившаяся ситуация ей тоже не доставляла удовольствия, но несмотря на это она начала рыдать и в конце концов убедила своего супруга предоставить Фарамону еще один шанс. Поэтому они добились для меня стипендии и отправили меня на учебу. Наверное, они полагали, что я не разберусь в их планах. Нам помог патер Давье. Он часто бывал тут и вел длительные беседы с Фарамоном. Это продолжалось до тех пор, пока Фарамон не заявил, что раскаивается в содеянном. Тогда отец простил его. Но лично я полагаю, что отец и сын лишь внешне примирились друг с другом. Во всяком случае, старый мсье д'Эшогет никогда больше не доверял Фарамону.

— Наверное, у него были для этого все основания. А у меня к вам просьба — не могли бы вы, учитывая, что нам предстоит провести тут еще несколько часов, немного ослабить петли, Мари-Лизет?

Она отрицательно тряхнула своими черными волосами.

— Не пытайтесь надуть меня. Вы просто рассчитываете, что таким образом сможете увеличить свои шансы на побег. А кроме того, скажите на милость, почему бы мне не заставить вас немного помучиться после всего? А? Ведь вы доставили мне немало неприятностей.

Мари-Лизет продолжала говорить. Чувствовалось, что у нее была потребность выговориться. Слова, которые так долго сдерживались в ее груди, теперь требовали выхода.

— Вам было известно, что Фарамон не имеет права свободно распоряжаться своей частью наследства? Брайан является не только опекуном Майкла, но и Фарамона также. Майкл вступит во владение наследством по достижении двадцати одного года, а Фарамону предстоит довольствоваться ролью опекаемого до конца своей жизни. Он, как маленький ребенок, должен отчитываться за каждую монетку. И так до тех пор, пока жив Брайан. Ну что, вы не знали этого? Верно?

— Нет, никто не говорил мне об этом, — в ужасе сказала я.

Из услышанного мною следовало, что после моей смерти наступит очередь Брайана. А потом — Майкла.

Майкл! Я попыталась порвать веревки. Но чем сильнее я напрягала руки и ноги, тем глубже веревки впивались в мою кожу.

Заметив мои попытки, она только садистски рассмеялась:

— Чем меньше вы будете брыкаться, тем быстрее все ваши конечности потеряют чувствительность. Так что потом вы ничего не будете чувствовать.

— Весьма признательна за добрый совет.

Запрокинув голову назад, она звонко рассмеялась.

— Мы с Фарамоном встречались тайно многие годы. Когда я закончила обучение, я попыталась убедить его жениться на мне, оставив свою семью, свои деньги и все прочее. Но он отказался.

— Да, у него очень стойкий характер, — с издевкой заметила я.

— Вы что, полагаете, будто я не знаю, насколько он слабовольный? — с легкостью возразила она. — Если любишь мужчину, то это не означает, что остаешься слепой к его недостаткам. И несмотря ни на что, все-таки продолжаешь любить его. Но вы-то, холодная как лед не можете себе и представить, что это такое — настоящая любовь. Да вам и не узнать этого более.

Ее слова причиняли мне большую боль, чем веревки. Она была права. Любовь к Алану была любовью молоденькой девушки. Теперь, по прошествии стольких лет, я превратилась в зрелую женщину, но у меня действительно не оставалось никакой надежды узнать, что означает настоящая любовь.

— Будь у Фарамона более сильный характер, вас бы похоронили несколько недель тому назад, — как нечто само собой разумеющееся сообщила она мне. — Небольшой толчок — и вы лежали бы, разбившись о скалы. И никто бы не заподозрил, что это не было несчастным случаем. Всем известно, насколько опасно пребывание на башенной площадке. Но нет, он не мог взять это на себя. Он оставил вас там наверху на несколько часов, надеясь, что у вас закружится голова и вы сами свалитесь вниз. И когда потом он вновь поднялся на башню и застал вас там... Короче, он и сам признался, что он недостаточно сильный человек. К счастью, у меня мужества и воли хватает на двоих.

Если она говорила правду, то он солгал ей. Он оставался внизу всего пару минут и за это время успел очевидно решить все по-другому и бросился спасать меня.

И все-таки еще очень многое оставалось мне неясным.

— И несмотря ни на что вы полагаете, что на сей раз у него хватит мужества убить меня?

— У него просто не останется выбора. Вам слишком многое известно теперь. Он просто не может себе позволить оставить вас в живых. Ну а через некоторое время нам придется побеспокоиться и о Брайане, а потом уж о Майкле.

Я снова напряглась в своих путах, пытаясь порвать их. Бесполезно.

— И все это только ради денег? — негодующе спросила я.

— Деньги! — со злостью бросила она. — Если бы меня интересовали деньги! Они абсолютно не нужны мне лично. Но ведь с богатством и властью д'Эшогетов перед нами будут открыты все пути! Мы сможем освободить тогда Квебек от тирании англичан!

— Так Фарамон д'Эшогет также является сепаратистом?

— Естественно, он — один из наших руководителей.

И когда я с сомнением посмотрела на нее, она заметила с каким-то странным выражением лица:

— Это он бросил бомбу на вокзале. Как вы считаете, мог бы он пойти на такой шаг, если бы не был убежден в правоте того дела, которому служит?