Грех (СИ) - Штогрина Анна

Но больше всего в глаза бросился пол. Он почему-то сделан в виде идеально нарисованных шахматных клеток. Никаких горилл, обвешанных оружием как в американских фильмах про похищения, никаких дешёвых понтов — и от этого бросало в дрожь.

Неизвестность в сочетании с дрянью, которой её накачал Голицын, чтобы сделать послушнее, пугала сильнее любого кошмара, любого фильма ужасов с литрами бутафорской крови.

Куда же она попала?

Её что, заставят прыгать по клеточкам как в детстве?

Надежда вспыхнула в душе и тут же умолкла, когда один из мордоворотов Пахана с улыбкой привёл связанных родителей. У отца на щеке алел кровоподтёк. Ему же нельзя волноваться — слабое сердце!

Да что он творит, больной ублюдок?!

— Садись, — приказал Павел, вцепившись в неё взглядом бульдога. Даже в дорогом костюме он выглядел перекачанным отморозком, способным на всё, что придёт к нему в отбитую голову. — Если ты выполняешь мои условия и участвуешь в сегодняшнем замечательном шоу, их не тронут. Истерить и дергаться не в твоих интересах.

— Что ещё за шоу? Ты в своём уме?! — не выдержав, закричала Лиза. Да какое право этот ублюдок имеет вваливаться в дом, похищать родителей и вести себя как быдло-вожак из девяностых. Об этих временах ей рассказывал отец, всегда тяжело вздыхая так, словно мог позволить себе рассказать дочери маленькую часть того, что пришлось пережить.

— А будешь послушной и ласковой сучкой — ещё и подзаработаешь, — Павел деловито почесал пальцами ложбинку между ягодиц у золотой шлюхо-пепельницы, словно она могла превратиться в джинна после таких манипуляций, исполнив все его ублюдочные желания. Он смачно сплюнул в отверстие и усмехнулся, от души порадовавшись такому гениальному, по его мнению, фокусу. — Увеличишь член своему Максюте, а то он тебя тыкает вялым окурком до посинения, но по глазам вижу — не может удовлетворить до сих пор.

— Подонок… гад… зачем тебе я? Паша, отпусти родителей, они здесь ни при чём, — устало прошипела Лиза.

— Зачем? Ха! Любовь у меня к тебе, Лизяндра, с детства, — доверительным шёпотом ответил Павел, ухмыляясь. — А оно у меня знаешь, какое тяжёлое было? О-о, милая моя, это не твоя благополучная семейка. Папаша избивал меня и мать до кровавых соплей только за то, что мы не так посмотрели на бабку. Старуха была, хм, фанаткой суровых воспитательных методов. Повод, Лизка, мог быть любым — например, я расплескал бутылку с водой, держа её на папашиной табуретке на вытянутых руках несколько минут, пока руки не отваливались от жопы. Или оставил на огороде сорняки. Понимаешь? Ремнём с такой сверкающей бляхой получал ровно столько, сколько оставлял этих грёбаных сорняков! Неделю сидеть не мог. Всё справедливо! Ха-ха-ха-а! — Он загоготал так, словно ничего веселее не мог придумать, но взгляд становился всё жёстче. Как у палача, решившего раскрыть душу жертве перед казнью. — Так бабка с папашей готовили меня к строительству светлого будущего: через преодоление любых трудностей. Любых препятствий. Боли и слабости. Через кровавые сопли я стал сильным — а светлое будущее, сука, не наступило! — Заорал он, грохнув кулаком по столу так, что пепельница подпрыгнула. Лизе показалось, золотая нимфа беззвучно застонала. — Может ты вернёшь мне веру в людей, а? Большим и светлым отсосом?

— Паша, я тебя прошу, не делай глупостей, это может всё очень плохо закончиться. Мы ведь были друзьями, — сквозь слезы пробормотала Лиза.

Она даже не обратила внимание в несостыковки в рассказе Паши про детство. Бабушки у него никакой не было…что за бредовые выдумки?!

Родителей грубо толкая в спину пистолетами, вывели из кабинета.

— Паш, куда их повели? Отпусти мою семью. Я сделаю все, что надо…

— Да, сучка, придется поработать, а не забалтывать меня, — Павел ощерился, всё сильнее напоминая волка. — У меня, видишь ли, огромная такая рана в душе — никогда я не драл у всех на виду смазливых принцессок вроде тебя. Только дешёвые шалавы попадались. А ты меня сегодня излечишь. Превратишь волшебным трахом морального урода в положительного героина! Хм! Как тебе сюжетец? Прям по твоей грёбаной классике, от которой ты всегда ссала кипятком.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Паша-а, просто выслушай. Пожалуйста, я…

— Нет-нет-нет-нет! — он вскочил, опрокинув блюдо с фруктами, достал ствол и навёл его на голову Лизы. — Не хочешь по-хорошему меня спасать? Что ты за мразь такая неблагодарная, а? Я всю душу раскрываю, а ей трудно задницу подставить по-дружески! — Павел снял предохранитель. — Говори: «Паханчик, я твоя послушная сучка! Сделаю всё, что ты просишь! Отымей, меня, пожалуйста, как последнюю шлюху!»

От этой фразы глаза Лизы стали огромными будто монеты. В голове вихрем пронеслась сцена изнасилования и сегодняшний кошмар. Она почувствовала, как по щекам покатились слёзы.

Надо сделать всё, что просит этот ублюдок. Сделать любой ценой, вытерпеть, выдержать, но спасти себя и родителей…

— Всё-таки бабка была права: без унижения и боли ничего не добьёшься. Люди просто дешёвки, тупые безмозглые пешки, ценящие только силу и страх, поэтому и не заслуживают человеческого отношения!

Глава 43. Арес и Макс

Арес собрал людей за минуту, когда ко входу в особняк Судьи заявился Пахан с драгоценной пленницей.

Видя, что Галицын приехал с целой свитой своих дружков — беспредельщиков с оружием, Мадаев решил действовать наверняка. На своей территории он бы разорвал Пахана голыми руками, здесь же балом правил хитроумный еврей. Придется поднапрячься.

Спасать ли Лизу от Голицына? Зачем Мадаеву эти сложности?!

Гораздо проще было бы потащить шахматистку в одну из свободных комнат в особняке Судьи и отжарить до кипятка.

Только паскудное чувство, что он не позволит никому издеваться над Сокольской, завладело его душой. Мучать Лизоньку может только он! Она его любимая жертва!

Арес подал сигнал по мобильному, чтоб его наемники — Муса, Ахмед и Стас, поторопились. Личных охранники Мадаева из «Греха», подоспели как раз вовремя.

Можно было, конечно, подкатить с целым отрядом и подпалить задницу этому самодовольному кретину, Пахану.

Но это требовало времени, а зная психованный характер Голицына, даже минуты могли стоит жизни Лизоньки. Сучка опять нашла на свою маленькую задницу приключения — Арес стискивал от злости кулаки так, что побелели костяшки пальцев.

Вроде бы все ясно, как белый день — Лизонька, как магнит для неприятностей, приманила Голицына. Но Арс понимал, что скоро появится ее благородный рыцарь Макс Романов и ринется спасать свою принцессу. Сокольская снова подставила всех и не понимает, что её шкура не стоит мизинца его названного брата!

Но почему его так внутренне влечёт до сих пор к этой девчонке с ангельскими глазами? Когда он купил её в клубе и пользовал как хотел, в душе всё замирало от новых ощущений, будто он нырнул в безумный вулкан и возродился сияющим фениксом. Арес был вынужден признать, что он наслаждался каждым стоном малышки.

Она отдавалась с какой-то обжигающей непосредственностью, поэтому хотелось иметь её снова и снова.

Почему ни с одной стриптизёршей такого не было? Они быстро надоедали, вызывая скуку своей тупой бабской сучестью.

А Лизка — это награда, трофей, из-за которого они так часто ссорились с Максом, поэтому порочное сокровище казалось ещё притягательней.

И кого он хочет спасти — Макса — названного брата, Лизку, родной клуб со стабильным доходом или себя освободить от влияния принцессы и непонятных чувств?

Арес не знал сам. Каждую минуту ответ казался ему другим, заставляя сердце биться зверем, готовым к бою.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

У ворот особняка Судьи не оказалось охраны. Это вызвало усмешку Ареса, он мрачно кивнул бойцам.

Их ждали. И беспрепятственно пропускали на игру…

* * *

Распалённые очередной шахматной партией, обнажённым оркестром виртуозных нимф и боями лучших телохранителей прямо в бассейне, откуда заблаговременно выловили всех карпов, зрители ждали главного представления.