Феномен куклы в традиционной и современной культуре. Кросскультурное исследование идеологии антропоморфизма - Игорь Морозов

«Пичужки» и куколки в рязанских версиях обряда функционально соответствуют свадебному деревцу, которое нередко устанавливалось в центре каравая и вокруг которого также разыгрывались различные состязания с участием родственников молодых. Так, в Поволжье крёстные жениха и невесты состязались, кто перетащит на свою сторону свадебное деревце-«березку», воткнутое в каравай-«курник» [ЛА МИА, с. Верхняя Маза Радищевского р-на Ульяновской обл.]. У терского казачества в аналогичной функции выступали веточки калины [ЛА МИА, ст. Незлобная Новопавловского р-на Ставропольского края].

В селах Шацкого р-на Рязанской обл. куклы из теста, тряпок, глины или даже из дерева величиной до полуметра могли выставляться на свадебный стол независимо от каравая. Они по многим признакам напоминали куклу, которую в других селах преподносили молодым во время «сыр-каравая» (обряда одаривания молодых). Причем если тряпичной кукле шили специальный наряд, то у глиняных, деревянных куколок и фигурок из теста обычно выделялось лишь две детали: шляпа и кнут или метла в руках. «Это уж кто этим занимается. Бываеть, примерно, такая весёлая-развеселая [женщина]. Вот она и состряпаеть человечка. Некоторые из глины делають, а некоторые из теста. И вот он стоить, метла у няго, значить: „Выметайся все!“» [ЛА СИС, с. Польное Ялтуново].

В том же селе полуметровую куклу-«русалку», изображавшую мужскую фигурку с кнутом (по-видимому, заменившим фаллос), выпекали в четверг перед свадьбой, т. е. в тот же день, когда выпекался свадебный каравай. «Такую „русалку“ пекли из пресного теста, с полметра. Явью смажуть, щёб он был красивый, желтый. Глазки – воткнуть крыжовничек, голова, и шляпу сделають на голову – всё из теста. И кнут – яво с кнутом и пякуть. Стоячим яво [делали], эт вещь стоить. Стоить кукла, и вот с кнутом. ‹…› Эт пякуть в четверг на свадьбенной неделе. В четверг испякуть, закроють яво, в утирочку чистую завярнуть и на печку с краюшку посадють, и он и сидить, покаместь свадьба пройдеть… [И пока эту куклу] не подадуть, всю ночь сидять. Кто там стряпаеть, тот и несёть. И вот ставють яво на стол. А когда выходють из стола, все ломають от няво…» [ЛА СИС, с. Польное Ялтуново]. Мотив разламывания и поедания гостями «русалки» сопровождалась ритуальной борьбой «за лучший кусок».

В том де селе полуметровую куклу показывали из-за перегородки, отгораживающей кухню от комнаты, где происходило застолье, когда хотели намекнуть, что гостям пора расходиться. «Ну, из тряпках куклу вот такую сделають (большая, порядочная кукла) – и с запоном, и всё. Эт в первый день – наденуть вон её, и вон оттоль покажуть. А она с жичиной [=с прутиком] стоить – вроде разгоняеть. Покажуть, а они, гости-то: „Наверно надоть нам расходится!“ ‹…› Вот так – это чтобы они скорей ушли…» [ЛА МИА, с. Польное Ялтуново].

Употребление куколок разного типа в обрядах выпроваживания гостей, завершающих традиционную свадьбу, характерно и для других народов. Так, в Краковском воеводстве в конце свадебного застолья по столу двигали искусно изготовленного «козлика» («koziołek») и пели песню, в которой просили пожалеть «козлика» и дать ему денег, а за это музыка будет играть до утра [Kolberg 1963, t. 6, s. 45].

С точки зрения предметного кода свадебного обряда кукла является универсальной вещью-«персонификатором», наглядно демонстрирующей взаимодействия главных действующих лиц свадьбы и связанные с ними обрядовые смыслы. С помощью этого предмета «выводятся наружу» культурные смыслы, определяющие внутреннее и внешнее перевоплощение основных персонажей свадьбы. Но в первую очередь это касается невесты как ключевого женского персонажа данного обряда, которому при помощи куклы транслируется важная информация по материнской (женской) линии: сохранение и поддержание плодородия, знаний и умений, связанных с «женской магией».

В этом смысле показательны зафиксированные в сказочном фольклоре куклы-помощницы, передававшиеся девушке-невесте матерью и помогавшие ей преодолеть опасности лиминарного периода. В поздних версиях обряда сохраняется обычай передачи свадебных куколок девочкам-родственницам невесты, что, по-видимому, также должно было магически способствовать успешному замужеству и обеспечить высокую степень фертильности всех женщин «рода» (отсюда азартное соревнование за обладание свадебными куколками между представителями молодоженов). Высокая ценность этого предмета продолжала осознаваться носительницами традиции вплоть до последнего времени, а пародийно-комические его употребления в рамках свадебного ряжения, символизировавшего присутствие на свадьбе «всего рода», в том числе духов-покровителей и «предков», лишь подчеркивали его высокую значимость и важный статус.

Обращают на себя внимание случаи дублирования или взаимозамены антропо– и зооморфных кукол, а также ветвей деревьев и иных фитоморфных символов. Подобный изоморфизм уже отмечался нами в отношении обрядовых символических презентаций различных божеств и героев (см. глава «Герой и бог»). В стадиально поздних версиях свадьбы антропоморфный код не только символически отражает взаимоотношения между участниками обряда, но и вбирает в себя более древние значения плодородия и жизненной силы, ранее передававшиеся при помощи фито– и зооморфной символики.

Похороны и поминки

Ритуалы прощания с мертвецом по форме часто аналогичны календарным обрядам выпроваживания. Поэтому типы кукол (чучел), замещающих мертвеца в этих группах обрядов, очень близки, при том что поминальные обряды часто имеют календарную приуроченность. Видимо, этим объясняется слабая представленность кукол в традиционной похоронно-поминальной обрядности у русских: основные презентации «кукольных похорон» характерны для календарных обрядов, приуроченных к святкам, масленице и праздникам весенне-летнего цикла (см. ниже), а также для детских развлечений и игр (см. «Кукольные игры в свадьбу и похороны»). На похоронах представлены иные «знаки мертвеца», обычно не антропоморфные – например, полотенце в «святом углу» или на доме покойного [cм.: Морозов 2001б, с. 20–45], хотя аналогом куклы в современной похоронно-поминальной обрядности можно считать фотографии усопшего (см. также «Проводы в дальний путь»). Нередко куклу кладут в гроб умершему ребенку в числе прочих любимых игрушек [Соколова 2009, с. 452, манси].

Подобная закономерность характерна для большинства европейских народов. Хотя существовавшая некогда у многих народов, в том числе у славян, традиция «игр при покойнике» [Богатырев 1996, с. 484–508; Гусев 1974, с. 49–59; Морозов, Слепцова 1996, с. 248–304] предполагает существование кукол-заместителей мертвеца в посвященных ему обрядах семейного цикла. Гораздо чаще традиция изготовления кукол в рамках похоронно-поминальной обрядности встречается у народов Крайнего Севера и Сибири, для которых характерны развитые представления о посмертных инкарнациях человеческой души и ее земном и потустороннем существовании [см., например: Анохин 1929, с. 261–267; Чернецов 1959, с. 117–152; Смоляк 1991, с. 101–131; Функ 2005, с. 25–42; и др.]. Например, у хантов вплоть до последнего времени существовала традиция изготовления так называемых «кукол покойника», «вместилищ души покойного» – иттарма, сонгет, акань, мохар. Это небольшая по размерам кукла (до 25 см), хотя в прошлом изготавливались и большие, ростовые куклы, на которые надевали одежду умершего. Она изготавливалась женщинами, в течение 2–2,5 лет хранилась «на любимом месте покойного» и участвовала во всех домашних трапезах (перед ней каждый раз ставили пищу и напитки). Считалось, что в ней обитает душа мертвеца. По истечении установленного традицией срока куклу уносили в лес или на могилу усопшего, где и оставляли. В некоторых случаях ее хранили на чердаке дома или на полочке в передней части дома в специальном ящичке или сундучке вместе с остальными домашними святынями. Для душ людей, умерших неестественной смертью, сооружали специальные дощатые домики ура-хот, аналогичные намогильным, устанавливали их на спиленном дереве и помещали в них изображающую покойника куколку ура, которая отличалась от кукол иттарма лишь бóльшими размерами (до 30–40 см) и бóльшей тщательностью отделки [Соколова 2005, с. 293–308; Соколова 2009, с. 476–485].

По свидетельству Н. Л. Гондатти, у низовых остяков (хантов) «жены после смерти мужей делают из бересты дерев и шкурок куклы, долженствующие олицетворять покойника, кладут их с собою спать, угощают едой и т. д. Кукла эта помещается на почетном месте, которое при жизни составляло собственность хозяина. Если этого не делать, то тень умершего будет мстить» [Гондатти 1888, с. 7–11]. Финский исследователь К. Ф. Карьялайнен также описал обычай изготовления куклы иттарма (иттерма) для поминовения усопшего у хантов и манси. Куклу, одетую в одежды мертвеца, «сажают на любимое место умершего, готовят для него пищу, женщина кладет его спать, обнимает и целует его. Она верит, что умерший все это видит и что душа его переходит в это изображение» [Karjalajnen 1921, с. 137]. По другим свидетельствам, этот обычай относился только к случаям смерти особо уважаемых в общине людей. «Если в семье у остяков [=хантов] умрет старик, пользовавшийся общим уважением, то близкие родственники делают его изображение, которому оказывают такое же уважение, каким пользовался покойник. Во время еды куклу сажают за стол, вечером раздевают и укладывают спать, утром опять одевают… Это продолжается три года, затем загробная жизнь покойника прекращается…» [Лядов 1860, с. 376; обзор лит-ры см.: Соколова 1990, с. 58–72].