Рассказы - Исаак Башевис Зингер

— Прости меня, Цемах, я не могу подняться.

— Вставай, прелюбодейка! Это. может быть, твоя последняя ночь.

— Ох, если бы это было так!

— Сознавайся! Правду говори!

— Я тебе рассказала все.

— Ты получала удовольствие от блуда?

— Нет, Цемах, нет.

— В прошлый раз ты призналась, что получала.

Акша надолго замолкла.

— Очень редко. Может быть, какое-то мгновение.

— И ты забыла о Боге?

— Не совсем.

— Ты знала Божий Закон, но своевольно пренебрегла им.

— Я думала тогда, что правда с гоями.

— И это все потому, что Сатана сплел тебе корону из перьев?

— Я решила, что это — чудо.

— Не смей защищать себя, развратница!

— Я не защищаюсь. Он говорил голосом бабушки.

— Почему ты слушала бабушку, а не деда?

— Я была глупой.

— Глупой? Годами ты погрязала в самых мерзких пороках. Вскоре они оба вышли босиком в ночь. Цемах бросился ниц первым. С бешеной скоростью он без устали крутился по снегу. Кипа слетела с макушки. Его тело заросло волосами, точно мехом. Акша подождала минуту, а потом тоже легла. Она медленно и молча переворачивалась в снегу, пока Цемах нараспев причитал:

— Мы грешили, мы изменяли, мы крали, мы лгали, мы богохульствовали, мы бунтовали… И в конце концов он добавил:

— Господи, сделай так, чтобы я искупил все свои прегрешения смертью!

Акша часто слышала эти слова, но всякий раз они снова приводили ее в трепет. Точно так же завывали крестьяне, когда ее муж, помещик Малковский, порол их. Она намного больше боялась причитаний Цемаха, чем зимней стужи или крапивы. Изредка, когда Цемах был в благодушном настроении, он обещал, что когда-нибудь придет к ней, как муж приходит к жене. Он даже сказал, что будет рад стать отцом ее детей. Но когда? Он без устали выискивал за душой у обоих новые преступления. Акша слабела день ото дня. Свисавшие с веревки саваны и надгробья на кладбище манили ее к себе. Она заставила Цемаха поклясться, что он скажет каддиш над ее могилой.

Как-то в жаркий день месяца таммуз[136] Акша пошла нарвать щавеля на лугу около реки. Она постилась целый день и хотела сварить на ужин суп. Но усталость одолела ее, и она растянулась на траве, позволив себе отдохнуть четверть часика. Мысли улетучились, ноги окаменели. Она провалилась в глубокий сон. Когда она открыла глаза, уже наступила ночь. Небо было затянуто облаками, тяжелая влажность висела в воздухе. Надвигалась гроза. От земли исходил дурманящий аромат трав. В темноте Акша нашарила рукой корзину, но она была пуста. Какая-нибудь коза или корова съела весь щавель. Внезапно ей вспомнилось детство, когда бабушка и дедушка баловали ее, наряжали в шелка и бархат, когда ей прислуживали горничные и учили учителя. Акшу сотрясал приступ кашля, голова горела, спину прохватывал озноб. Луна и звезды прятались за облаками, и она с трудом находила дорогу. Ее босые ноги наступали на колючки и коровьи лепешки. "В какую западню я попалась!" — прокричало что-то внутри нее. Она подошла к большому дереву и остановилась передохнуть. Внезапно она увидела дедушку. Его седая борода светилась в темноте. Она узнала его высокий лоб, ласковую улыбку и нежную доброту взгляда. Она закричала:

— Дедушка! — и лицо ее мгновенно стало мокрым от слез.

— Я все знаю, — сказал дедушка, — знаю все твои горести и печали.

— Дедушка, что мне делать?

— Внученька, твои тяжкие испытания позади. Мы ждем тебя — я, бабушка, все, кто тебя любят. Скоро тебя прилетят встретить святые ангелы.

— Когда, дедушка?

В этот момент образ дедушки растворился во мраке. Акша брела домой, словно слепая. Наконец она добралась до своей хижины. Еще не отворив дверь, она почувствовала, что Цемах дома. Он сидел на полу, глаза его горели как угли.

— Это ты? — крикнул он.

— Да, Цемах.

— Где ты была так долго? Из-за тебя я не мог спокойно молиться. Ты спутала мои мысли.

— Прости меня, Цемах, я устала и заснула на пастбище.

— Лгунья! Перекрещенка! Падаль! — завизжал Цемах.

— Я искал тебя на пастбище. С пастухом валялась, вот где ты была.

— Что ты говоришь? Побойся Бога! — Говори правду! — он подскочил и начал трясти ее.

— Сука! Демон! Лилит! — Никогда еще Цемах не был в таком исступлении.

— Цемах, муж мой, я честна перед тобой. Я просто заснула на траве. По пути домой я видела дедушку.

— Пришел мой час, — сказала Акша.

Ее охватила слабость, и она осела на пол.

Ярость Цемаха мгновенно прошла. Скорбный вопль вырвался из его груди.

— Святая душа, что я буду делать без тебя? Ты святая. Прости мне мою суровость. Это все потому, что я люблю тебя. Я хотел очистить тебя так, чтобы ты смогла сидеть в раю вместе со святыми праматерями нашими.

— Где заслужила, там и буду сидеть.

— Почему это должно было с тобой стрястись? Неужто нет на небесах справедливости? — и Цемах взвыл так, что Акша ужаснулась. Он бился головой об стену.

На следующее утро Акша с тюфяка не поднялась. Цемах принес ей кашу, которую сварил на костре. Когда он ее кормил, каша выливалась изо рта. Цемах позвал местного знахаря, но тот не знал, что делать. Пришли женщины из погребального общества. Акша лежала неподвижно. Жизнь уходила из нее. В середине дня Цемах пошел пешком в городок Ярослав за доктором. Наступил вечер, а его все не было. Еще утром жена раввина послала Акше подушку. Впервые за последние годы голова ее опять лежала на подушке. Под вечер женщины из погребального общества разошлись по домам, и Акша осталась одна. В масляной плошке горел фитиль. Сквозь разбитое окно прорывался ветер. Небо было безлунное, но звездное. Стрекотали сверчки, лягушки квакали человеческими голосами. Иногда по стене возле постели проскальзывала неясная тень. Акша понимала, что конец ее близок, но не ощущала страха перед смертью. Она пристально всматривалась в свою душу. Родилась она богатой и красивой, была наделена гораздо большими способностями, чем окружающие. Злая судьба все перевернула. Страдала она за собственные грехи или в нее перевоплотилась какая-то грешница из былых поколений? Акша знала, что последние часы следует провести в покаянии и молитве. Но на веку ей, видно, было написано, чтобы даже в этот час ее не покидало сомнение. Дедушка толковал ей одно, бабушка — другое. В какой-то старинной книге Акша прочла о вероотступниках, отрицавших Бога и считавших, будто мир есть случайное сочетание атомов. Сейчас она безумно желала лишь одного — чтобы ей был дан какой-нибудь знак, символ истинной правды. Она лежала и молила о чуде. После задремала, и ей приснилось, будто она летит в узкую и темную пропасть. Всякий раз, когда она уже достигала дна, земля снова разверзалась под ней, и она с еще большей скоростью продолжала лететь вниз. Тьма становилась все гуще, бездна — все беспредельное.

Едва открыв глаза, она уже знала, что делать. Собрала последние силы, поднялась и нашла нож. Потом стянула наволочку, онемевшими пальцами распорола подушку по шву и вытащила корону из перьев. Неизвестная рука сплела на ее верхушке четыре буквы имени Божьего.

Акша поставила корону возле своего тюфяка. В тусклом свете фитиля она явственно видела каждую букву: «юд», "хей", «вав», и еще раз «хей». Но как знать, спросила она себя, являет ли эта корона большее откровение истины, чем та, прежняя? Неужели возможно, что в небесах существуют разные веры? Акша начала молиться о новом чуде. В смятении она вспомнила слова Сатаны: "Правда в том, что правды нет". Поздней ночью вернулась в дом одна из женщин, состоявших в погребальном обществе. Акша хотела предупредить ее, чтобы она не наступила на корону, но сил не хватило. Женщина сделала еще шаг, и невесомое творение распалось. Акша закрыла глаза и больше их не открывала. На рассвете она легко вздохнула и умерла.

Стоявшая рядом женщина взяла перышко и поднесла к ее ноздрям. Перо не колыхнулось.

Позже, уже днем, женщины омыли Акшу и обрядили в тот самый саван, который она сшила для себя. Цемах не вернулся из Ярослава, и больше о нем никто не слыхал. По Холишицу ходили разговоры, что его убили на большой дороге. Кое-кто даже высказывал предположение, что Цемах был не человеком, а демоном. Акшу похоронили возле усыпальницы святого, и раввин прочел над ее могилой заупокойную молитву.

Одно лишь оставалось загадкой. В предсмертный час Акша распорола подушку, которую прислала ей жена раввина. Женщины, обмывавшие тело, нашли в ее руке между пальцами немного пуха. Откуда у умиравшей взялись силы? И что именно она искала? Но сколько б люди ни судачили и какие ни строили догадки, они так и не дошли до правды.

Ибо если и существует такая вещь, как правда, она сложна и сокрыта от глаз людских, точно корона из перьев.

ЕНТЛ-ЕШИБОТНИК

После смерти отца Ентл решила, что ей нечего делать в Яневе. Она осталась одна в доме. Разумеется, были люди, готовые поселиться у нее и платить за квартиру, да и шадхены то и дело стучались в дверь — предлагали женихов из Люблина, Томашева, Замостья. Но Ентл не хотелось выходить замуж. Внутренний голос все время твердил ей: "Нет!" Выйдет девушка замуж, и что с ней происходит? Она немедленно начинает рожать и растить детей. Да еще свекровь ею командует. Ентл знала, что не годится в жены. Она не умела ни шить, ни вязать. Жаркое у нее всегда пригорело, молоко выкипало, субботний кугель никогда не пропекался, а тесто для халы не поднималось. Мужской образ жизни нравился Ентл гораздо больше, чем женский. Ее отец, реб Тодрос, мир его праху, много лет пролежал прикованный к постели, и все эти годы он изучал Тору вместе с дочерью, как если бы она была мальчиком. По его распоряжению Ентл запирала дверь, задергивала занавески, и они вдвоем углублялись в тайны Пятикнижия, Мишны, Гемары и комментариев. Ентл оказалась способной ученицей, и отец не раз говаривал: