Человек с двумя жизнями - Амброз Бирс

как в наши дни. Несомненно, на подобное отношение влияла наша молодость. Тогда мужчины были значительно моложе, чем сейчас, а очень молодые люди не знают, куда девать силы, и потому склонны к грубым шуткам. Даже представить невозможно, какими юными были мужчины в начале шестидесятых! Средний возраст в федеральной армии составлял не более двадцати пяти лет; вряд ли большинству было больше двадцати трех. Но, поскольку никаких статистических данных у меня нет (вряд ли такие данные есть вообще), допустим, что средний возраст составлял двадцать пять лет. Конечно, в то героическое время двадцатипятилетний мужчина считался более взрослым, чем сейчас; последнее было понятно по одному взгляду. В лице тогдашнего воина не было заметно той незрелости, которая сразу бросается в глаза у его потомков. Достаточно мне взглянуть на сегодняшних молодых людей, и я вижу, насколько они юны. Однако во время войны мы вспоминали о возрасте мужчины, лишь если он доживал до очень преклонных лет, ведь тогда возраст оставлял на внешности гораздо более заметный след, чем в наши дни, наверное, из-за тяжелых условий службы, в том числе из-за увлечения спиртным. Видит бог, во время войны все мы обильно потребляли напитки, изготовленные из винограда и зерна. Помню, генерал Грант, которому тогда едва ли исполнилось сорок, казался мне, учитывая его привычки, неплохо сохранившимся стариком. Что же касается мужчин среднего возраста – скажем, от пятидесяти до шестидесяти, – все они казались мне древними хеттами или мафусаилами, место которым в музее. Поверьте, друзья мои, в то время мужчины были значительно моложе, чем в наши дни, но выглядели гораздо старше. Перемена разительная!

Повторяю, тогда грубые розыгрыши еще не вышли из моды, по крайней мере в армии. Возможно, в тылу подобным шуткам уже не было места, за исключением случаев, когда перебежчиков обмазывали смолой и обваливали в перьях. Всем вам, наверное, известно, кто такие «перебежчики», поэтому я, по своему обыкновению, перейду к сути дела без вводных замечаний.

Это произошло за несколько дней до сражения при Нашвилле. Враг вытеснил нас из Северной Джорджии и Алабамы. В Нашвилле мы закрепились и окопались, дожидаясь, пока наш командующий, Папаша Томас, спешно переправлял из Луисвилля подкрепления и припасы. Армия конфедератов, которой командовал Худ, частично осадила Нашвилл. Его войска находились так близко, что снаряды могли бы долететь до центра города. Как правило, от обстрелов он воздерживался – в городе жили многие родственники его солдат. Иногда я гадал, что чувствуют конфедераты, глядя поверх наших голов на свои дома, где их жены, дети или престарелые родители страдают от всевозможных лишений и, конечно (как они рассуждали), боятся варваров-янки.

Итак, в то время я служил в штабе дивизии. Имени командира не назову, потому что говорю правду, а у человека, о котором пойдет речь, наверняка остались родственники, которым огласка была бы неприятна. Наша штаб-квартира разместилась в большом доме неподалеку от линии фронта. Прежние хозяева, штатские, бежали в спешке, бросив все, как есть. Наверное, им негде было хранить вещи; они понадеялись, что небеса охранят их дом и имущество от алчности федералов и артиллерии конфедератов. К имуществу мы действительно относились весьма почтительно.

Как-то вечером, роясь в шкафах и чуланах в одной комнате, мы обнаружили большое количество женской одежды – платья, шали, чепцы, шляпки, нижние юбки и прочее; в то время я понятия не имел, как называется половина предметов гардероба. При виде такой красоты одного из нас посетила, как он выразился, «идея», которая очень понравилась остальным бездельникам и шалопаям; они встретили ее немедленным и дружным одобрением. Мы сразу же решили разыграть одного из наших товарищей.

Избранной нами жертвой стал адъютант – назовем его лейтенантом Хейбертоном. Он был хорошим солдатом – храбрым, как и все, кто когда-то носил шпоры. Однако имелся у него один существенный недостаток: он был сердцеедом и, как многие ему подобные, даже в те дни обожал рассказывать всем о своих похождениях. Истории о собственных победах на любовном фронте ему не надоедали. Думаю, не нужно говорить, как тягостны подобные рассказы для всех, кроме самого рассказчика. Они тягостны даже тогда, когда их излагают весело и с юмором, потому что все мужчины соперничают за внимание женщин, и рассказы об успехах возбуждают в слушателях угрюмое презрение, смешанное с недоверием. Слушателей не убедишь, что стремишься их развлечь; они не услышат в рассказе ничего, кроме выражения вашего же тщеславия. Более того, поскольку большинство мужчин, распутников или нет, желают, чтобы их считали повесами, хвастун, скорее всего, сделает неправильный вывод, узнав о вашем нежелании делиться собственными похождениями; он решит, что у вас их нет. С другой стороны, если слушатель не стесняется рассказывать о себе, хвастун обижается, потому что вы «заняли его место»: ему же всегда есть что сказать. Короче говоря, мужчина ни при каких обстоятельствах, даже из лучших побуждений, не может рассказывать о своих похождениях, не упав в глазах своих товарищей; в том я вижу их справедливое наказание. В молодые годы я и сам не страдал от отсутствия дамского внимания и храню многочисленные воспоминания, которыми, несомненно, мог бы поделиться, если бы не начал другой рассказ. Предпочитаю говорить на одну тему зараз и плавно двигаться от начала к концу, не отвлекаясь.

Следует заметить, что лейтенант Хейбертон отличался исключительной красотой и превосходными манерами. Судя по завистливым отзывам представителей моего пола, он был из тех, кого женщины называют «очаро-ва-ательным». Черты, благодаря которым мужчина становится привлекательным для женщин, в глазах других мужчин являются дополнительным недостатком. Во-первых, такие качества моментально распознают другие мужчины, особенно те, которым таких качеств недостает. Их обладателя обычно дразнят из соображений самозащиты. В присутствии дам, чье расположение мужчины стремятся завоевать, они стараются намекнуть на пороки «дамских угодников» и в целом отзываются о них довольно пренебрежительно, а своим женам, не стесняясь, плетут самые чудовищные небылицы. Их не сдерживает даже то, что «сердцеед» – их друг. Качества, которые втайне вызывают восхищение у них самих, побуждают предостерегать тех, для кого влечение стало бы гибельным. Поэтому очаровательному красавцу, которого обожают все дамы, знакомые с ним хорошо, но не слишком, приходится мириться с тем, что репутация бежит впереди него и в целом его считают бессовестным распутником, человеком порочным и недостойным – средоточием всех грехов. Отсюда вытекает вторая помеха, вызванная его очарованием: как правило, он такой и есть.

Считая, что однажды начатый рассказ не должен буксовать, я продолжаю. При нашем штабе служил один ординарец, который обладал явно женственными чертами лица и фигуры. У этого парня, не