Подарок дьявола - Андрей Анисимов

У входа в брачный дворец невесту ждал еще один сюрприз. Почти весь курс громкими криками приветствовал прибытие черного лимузина. Вездесущие папарацци каким-то образом тоже пронюхали о сенсационном для города событии – американский миллионер заключает брак с уральской студенткой. Возле машины жужжали камеры, мигали фотовспышки.

Алекс сам открыл дверцу и помог Марине выйти. От сияния свадебного наряда Сегунцовой студенты будто онемели, все стихло. Но когда Сергей распахнул перед молодыми парадные двери, парни и девчата пришли в себя и завопили так, что Алексу захотелось зажать уши.

Не меньше была поражена видом дочери и Наталья Андреевна, встречавшая их перед залом. Рядом с ней – Семен Григорьевич Сотов с огромным букетом белых роз, При появлении невесты с женихом ему пришлось, кроме цветов, поддержать женщину.

– Теперь я Сашку понимаю, – шепнул он родительнице, продолжая сжимать ее за локоток.

Сотрудники загса ждали молодых с не меньшим волнением. Они совершали обряд, нарушая все существующие формальности. Паспорта будущих супругов строгая чиновница увидела за пять минут до церемонии. Но стимул сыграл свою волшебную роль, И пока дама с лентой говорила протокольные слова о значении взаимной любви и уважения для брачных уз, штампы были поставлены и свидетельство выписано. Администрация не поскупилась на шампанское, но пробившиеся внутрь студенты вылакали его мгновенно.

– Давай скорей отсюда уйдем» – шепнула Марина своему мужу. Алекс не возражал:

– Куда?

– Поехали к нам домой. Мама пирогов напекла. Она ждала нас обедать.

– Но я забронировал зал в ресторане отеля…

– Потом, сначала домой, Я хочу немного отдохнуть.

– Послушай, Марина, давай лучше заберем маму и поедем все вместе в отель. Теперь ты моя жена, и никто шлюхой тебя не назовет.

– А где я переоденусь?

– Там и переоденешься. Все твои вещи в машине.

– Никак не привыкну, что ты богач.

– Придется привыкать. И это будет совсем не просто.

В том, что Алекс сказал правду, она вскоре убедилась. Едва машина, заваленная цветами и коробками, тронулась с места, супруг потребовал:

– Говори адрес.

– Какой адрес? Ты не знаешь, где твой отель?

– У нас еще есть дело. Надо навестить Дерябина.

– Алекс, давай завтра? – взмолилась Марина.

– Завтра утром мы летим в Москву. Поедем сейчас, другого времени не будет.

Марина не помнила адреса старинного друга ее покойного деды Коли. Выручила Наталья Андреевна. Желанию Алекса начинающая теща вовсе не удивилась: молодец, зятек, о делах не забывает.

Москва. Дом на Набережной.

1944 год. Июнь

В Москве цветут тополя. Их пух белой порошей заметает бульвары и дворы. И хоть окна еще заклеены крест-накрест полосками бумаги, а у подвальных этажей в навал мешки с песком, люди улыбаются чаще. Наши войска вышли на Дунай. Союзники готовятся открыть давно обещанный второй фронт у Ла-Манша. Немцы еще огрызаются, но фюрер и для них уже не бог. Покушение на Гитлера не удалось, но оно говорит о многом…

И в такое героическое время нашлись оборотни и у нас. Газеты пишут, что враги задумали убить товарища Микояна. Главный злодей – заместитель наркома генерал Зелен. Он арестован доблестными чекистами, идет следствие.

Клава старается не выходить из дома. Прошмыгнет в магазин, и обратно. Боится встретиться глазами с часовым.

И сына на улицу не пускает. Клаве очень трудно. С работы ее уволили. А нет работы, нет пайка. Миша стал бледненький и прозрачный. Ей горько смотреть на голодного сынишку. Сама готова не есть.

Сегодня она сварила остатки гороха. И все отдала сыну. Сидя на диване, смотрит, как мальчик ест. И на дверь смотрит. Раньше она прислушивалась, ждала, не вернется ли муж, не повернет ли ключом замок. Теперь боится, что в дверь позвонят эти… Она уже собрала вещи в брезентовую сумку – платьица, халат, босоножки, немного белья…

– Мамочка, я еще хочу. – Миша облизывает ложку, смотрит на мать умоляющими глазами.

– Сынок, нет больше. Потерпи. Может, завтра пальто продам. Схожу на рынок и продам. До зимы далеко, зачем мне пальто.

Мамочка, а сахарку купишь?

– Нет, Миша. Картошки куплю, если повезет, перловой крупы. Сахар очень дорогой.

– Папа сахар всегда привозил и тушенку. Почему он так долго не возвращается? Когда его увели, папа сказал, скоро вернется. И Ваське я не верю. Никакой наш папа не враг. Он красный генерал.

У Клавы к горлу подкатывает ком. Так и хочется разреветься белугой. Но мальчик не должен видеть ее слез.

– Вернется наш папа. Они поймут, что Мосенька не виноват, и отпустят его, – отвечает она сыну и с ужасом смотрит на дверь.

Она слышит топот сапог и вся сжимается. Сиреной зудит звонок. Хочется спрятаться от него, как от бомбы. Но мальчик не понимает. Он с криком «Папа» бежит в прихожую. Клава поднимается и на деревянных ногах шагает за ним. Обреченно отмыкает замок, приоткрывает дверь. Пусть сами заходят, приглашать она не станет.

– Клава, ты чего гостей не пускаешь? – Клава поднимает голову и видит Колю Вострикова, Николай в полевой гимнастерке с большим рюкзаком. Полковник…

– Колечка, ты? – Клава бросается к другу мужа. Трется щекой о его щеку. Он такой же колючий, как ее Моня.

– А я думал, это папа… – разочаровано тянет Миша и убегает в детскую. Полковник гладит Клаву по голове, смотрит в ее измученные страданием глаза:

– Держись, товарищ Клава, Все будет хорошо, – Он играючи поднимает свой тяжелый вещевой мешок, несет его в гостиную, ставит на стол, развязывает тесемки: – Принимай харчи.

Клава завороженно наблюдает, как на скатерти-самобранке выстраиваются банки с тушенкой, несколько больших кирпичей темного с корочкой хлеба. За хлебом возникает сало, какао, яичный порошок, шоколад, топленое масло, крупы, мешок сухарей, сахар. Кубинский, кусковой, через океан по ленд-лизу. Тот самый, что отобрал ее муж, когда работал в Америке. На финал молодой полковник с куражом выставляет бутылку водки:

– Чего замерла, хозяюшка? Разбирай паек, кипяти чайник, Я бы закусил с дороги.

Клава суетливо рассовывает продукты по полкам буфета, бежит ставить чайник. Открывает банку тушенки. От радости не сразу замечает, что сына нет. Миша в детской. Он лежит на своей кроватке, уткнувшись в подушку, плечики мальчика вздрагивают. – Мишенька, ты чего же плачешь, сыночка? Дядя Коля еды нам принес! Там и сахар, и тушенка, и сало! Пошли же скорей. – От волнения она говорит с еврейской интонацией мужа.

– Я не хочу сахару. Я хочу папу…

Все трое сидят за столом. Миша уже не плачет, щеки и рот у него в шоколаде. Клава и Коля выпивают по рюмке водки, закусывают. Востриков рассказывает о фронте, Говорить о том главном, что их волнует, нельзя: оба знают, что за стенкой слухачи Берии. Клава смотрит на загорелого ладного фронтовика. Он еще совсем мальчишка, а уже полковник, И она уже волнуется за него: не побоялся навестить семью арестованного друга, Вот он сидит здесь, а на Лубянке небось уже потирают руки. Есть же еще настоящие мужики, И Клава гордится, что у ее Мони такие чудесные друзья.

– Пора, Клавочка. – Востриков встает, обнимает Мишу, треплет его по волосам, берет на руки, целует в макушку. Клава тем временем быстро пишет на листке и передает записку полковнику. Тот читает, утвердительно кивает головой и идет за хозяйкой в кабинет.

Клава раскрывает книжный шкаф, вынимает несколько томов Ленина. За ними, в потайном ящичке, старый альбом. Они оба знают, что в этом альбоме Моисей хранил коллекцию древних документов. Один из них – в отдельном конверте. Это рецепт Андрюшки Слободского с печатью Ивана Грозного. На конверте надпись на русском и английском языках: «Ивану Слободски в память о канадском мутоне». Отправить подарок Моисей Зелен так и не успел. Да и как его отправить? Хорошо еще, что при обыске сыщики НКВД потайной ящичек чудом не нашли. Клава понимает, что грозит ей и мужу, если конверт попадет им в руки. Николай тоже это понимает. Он прячет конверт за пазуху гимнастерки и подмигивает Клаве.

Пора прощаться. Востриков обнимает женщину. Подхватывает свой опустевший вещевой мешок и быстро выходит на лестницу. Клава подбегает к окну и ждет, когда он появиться на улице. Вдруг его схватят прямо в доме с ее конвертом. Нет, все в порядке. Полковник пружинистой походкой направляется к «Виллису», вскакивает на сиденье рядом с водителем, и машина быстро сворачивает на набережную.

Клава облегченно вздыхает и садится на диван. На ее лице, за много месяцев, первая улыбка. Внезапно она вздрагивает, поднимается и бежит в кабинет. На письменном столе осталась записка, что она писала Вострикову. Клава хватает бумажку, спешит на кухню, поджигает ее. И долго растирает пепел. Мишка, увлеченный шоколадом, на эту операцию не обратил внимания.

Екатеринбург. 2000 год. Март

Ему никогда не снились чернила вперемешку с кровью.