Водитель трамвая - Сергей Бушуев

— Третьяк отличный вратарь, — словно не слыша его, произнёс первый старикан, глядя в стену.

— Верно, — подхватил второй, — таких сейчас нету! Капустин мне ещё нравился…

— Да, Капустин… и братья Майоровы.

— А вы последний чемпионат по хоккею смотрели? — спросил у них Кирсанов, осознав, что о футболе говорить дальше бессмысленно.

— А что, они ещё проводятся? — с тем же невозмутимым непоколебимым равнодушием каркнул один из Марабу.

— Ещё бы! Правда, просирают всё, что только можно. А так проводят. Я вот в этот раз смотрел… к середине чемпионата подъехал Ковальчук. Так сразу начали орать типа сейчас он им покажет, сейчас наши всех сделают!.. И один хрен — просрали. Также как всегда!

Сашка начал хохотать. Мне тоже стало смешно. От того что я видел.

— Харламов был технарь! — снова произнёс первый из Марабу.

— Да, — отозвался второй, — Харламов это мастер! И Фирсов великолепный игрок…

— Михайлов…

— Якушев просто блеск…

Перечисление продолжалось. Вскоре все докурили, и не глядя друг на друга, разошлись по углам читать газеты о повышении цен на жилищно-коммунальные услуги.

Сашка всегда нравился мне своей манерой не унывать. Чтобы не происходило. Наверняка он и сейчас ещё гоняет по бескрайним просторам Тушино по своему любимому шестому маршруту.

Кстати, там же на «шестёрке» трудился ещё один живописнейший персонаж! Звали его также — Александр. А фамилия была Бастрыкин. Ну я вам скажу это и типаж! Представьте себе классического металлиста. Длинные волосы, «косуха» в заклёпках и весь прочий антураж. Он так всегда ходил и ездил. Не снимая бейсболки, также с какой-то металло-сатанинской символикой. Ещё у него была одна особенность: чёрные зубы. На полном серьёзе. Они сразу бросались в глаза, когда вы начинали с Александром общаться.

— Я десять лет работал стеклодувом, — как-то раз объяснил он мне их раскраску.

До сих пор не соображу — сказал он правду или прикалывался.

Вот как раз Бастрыкин и являлся тем самым водителем устроившим проверку на выживаемость вагону под номером 3512. История эта стала в то время почти легендарной. Кратко поведаю её. Мог бы и подробно, но меня там не было, а выдумывать из головы не имею права. Всё-таки моя книга — реальность. И за всеми событиями, описываемыми здесь, стоят настоящие, подлинные человеческие судьбы. А дело было так.

Не то в первый год моей службы на трамвае не то во второй Александр Бастрыкин попал в аварию. Весьма крупную. Я узнал об этом на конечной, когда пришёл на смену. На стене висела «молния». Что это такое? Это такая смешная бумажка, написанная от руки. Она вывешивалась на всех конечных станциях, когда случалось ДТП. Любое. Будь то столкновение с машиной или наезд на пешехода. Там заботливыми каракулями кто-нибудь из мелких начальничков выводил: такого — то числа, водитель такой-то работавший на маршруте таком-то, двигался в сторону такую-то и при проезде там-то или там-то допустил наезд (столкновение) на пешехода (машину). Далее заботливо сообщалось, в какую больницу (в подавляющем большинстве в 67) доставили пострадавшего. Это разумеется, крайне необходимая информация для других водителей. Не иначе, как вдруг кто-нибудь из них — из чистого зова благородного сердца! — захочет притащить минералки с апельсинами в палату, дабы пострадавший скорее поправился и снова начал с кривой улыбкой смотреть на мир. А иначе для чего это сообщать? Только для этого. Ну и для пущей убедительности также информировали о диагнозе. «С сотрясением мозга», «с травмой руки-ноги», «с ушибом» и прочее. Конечно, ведь водители трамваев обязательно должны знать насколько качественно они совершили наезд или аварию. Дабы квалифицированно ответить на вопрос праздным любопытствующим, если они поинтересуются. Что-нибудь вроде: а — а — а, да, помню-помню, в прошлом году я действительно совершил наезд на пешехода: у него был разрыв трахеи, внутреннее кровотечение с ушибом почек и печени и бледный вид. Ну, так что вы хотели? Трамвай как-никак. Семнадцать тонн с педалями.

Понятно? Дабы другие (предполагаемо безответственные и разгильдяйски настроенные), водители не расслаблялись. Читали. Внимательно! И делали вывод. Дескать, трамвай водить — это вам не квассикой… вернее, не классикой увлекаться! Смотрите бараны! — как бывает. Как будто те, кто должны это всё читать сами прекрасно не знают, о «сиюминутных радостях» поджидавших их на линии. Но это я так, для наглядности привёл пример. Потому что, на мой взгляд, отношение к водителям как к тупым неразумным детям или к мудакам, которых надо опекать заботливыми и не всегда добрыми мамочками-наставниками культивировалось в депо почти как коммунистический ленинизм-идиотизм в школьной программе времён моего детства. Вот в один из дней на «доску почёта» попал и Сашка Бастрыкин. Не хочу утомлять уважаемого мной читателя почти дословным изложением этой бредятины в виде «молнии» (а я к своему ужасу до сих пор многое помню), опишу произошедшее своими словами.

Как-то раз грустным и плаксивым не то осенним, не то весенним вечером, а точнее — ночью, водитель-поклонник тяжёлого рока Бастрыкин гнал учебный вагон под номером 3512 в депо по «ленинградке». Спешил на первый «маршрут». Вы не забыли время их — маршрутов — отправления? Это важно! Для понимания ситуации. Спешу напомнить. Первый маршрут отъезжает от депо в 0.40. Второй в 1.40. Ночью ведь проверяющих на линии нет. Начальники спят, закинувшись на сон грядущий дежурным стопариком. И у водителей наступает иллюзорная свобода. Можно слегка расслабиться. И в том числе загнать вагон в депо пораньше. Приёмщикам всё равно до лампочки, когда приезжают. И если вы, к примеру, должны официально загонять вагон в депо в 0.50 то, что вам стоит сделать пятнадцать минут нагона? И приехать домой на час раньше. Но это если в 0.50. А если в 1.15? Тогда рвать надо уже изо всех сил. Ведь ещё надо успеть сдать талоны и выручку, отдать сумку с расписанием. Как минимум. Вот Сашка и разогнался. А разогнавшись, не углядел колонну с милицейской машиной во главе, пересекавшую пути. Точнее, тогда колонна ещё не пересекала трамвайные пути, а только приближалась. Всё как положено: у впереди идущей милицейской машины были проблесковые маячки, у грузовиков тоже. Они ведь не знали, что слева к ним на предельной для трамвая скорости несётся безумец-металлист с чёрными зубами. О том, что скорость слишком велика Сашка сообразил в последний момент. Когда колонна уже выехала на пути. Он конечно же нажал на педаль тормоза, но… увы. Произошло столкновение. Страшное. С грузовиком. Самое забавное: данный грузовик перевозил самолёт. Не «Боинг» безусловно. А как я понял маленький спортивный самолётик. Впрочем, я могу ошибаться. Не суть важно. Вот аккурат в этот самолётик и угодил Бастрыкин на своём 3512.

— Крылья у него отвалились сразу же, — делился он со мной впоследствии пережитым опытом, периодически прерывая рассказ лающим, и весьма своеобразным смехом, который впрочем, удивительно к нему подходил, — кабину разнесло вдребезги, железная перекладина на пульте подошла мне почти вплотную к горлу, ещё чуть-чуть и башку бы оторвало. А путевой лист я вообще не нашёл.

Я только дивился его рассказу.

— Я ещё вышел, — продолжал Сашка с улыбкой шимпанзе — оттопыривая верхнюю губу, — посмотрел на вагон. Кабины вообще не было. И главное — как вылез я оттуда — не помню, а вот как обратно подстраиваться совершенно не понятно. Вообще как туда влезть? Кресло где-то наверху… на крыше… стекла нет… Я ещё им говорю, ну чего мужики, может, разойдёмся, договоримся?

— А они чего?

— Они ржут. Говорят мол, ты совсем дурак что ли? У тебя даже кабины нет. Какое — разойдёмся? Потом оказали мне первую помощь. Я ведь в крови был. Хотя отделался ссадинами…

Позже в депо подсчитали ущерб от ночной гонки. Подсчитали — прослезились. Ведь виноват стопроцентно вышел Бастрыкин. А кто же ещё? Следовательно, и ущерб пришлось покрывать депо. Разумеется, Сашку вызывали в отдел БД (безопасность движения, если кто запамятовал), клепали мозги всяческими богопротивными словесами, стараясь вызвать у него угрызения совести. Взывали к его чувству самосохранения и ответственности (которого я за ним ни разу не замечал), и, в конце концов, дабы он окончательно пришёл в себя наложили на него дань в размере сорока тысяч рублей. Сорок тысяч рублей в ту пору было очень много. Вся моя зарплата с авансами и премиями составляла шесть тысяч с небольшим. А тут сорок. Конечно, с него договорились взимать постепенно, так сказать в рассрочку. С каждой зарплаты по чуть-чуть, но долгие месяцы. Иначе через какое-то время Сашка испортил бы безупречный — как казалось чиновникам — имидж водителя городского транспорта Москвы своей блокадной худобой и сношенной одеждой. Впрочем, он не унывал. Чему лично я был свидетелем неоднократно. В частности имела место следующая сцена: поздняя ночь — около часа, я, загнав вагон в депо и завершив все делишки, спускаюсь вниз. Выхожу на улицу. На дворе лето. Там возле проходной стоит группа также вернувшихся водителей и среди них — Бастрыкин. Все в хорошем настроении, оживлённо обсуждают рыбалку и всё с ней связанное. Громче всех восклицает гонщик-металлист: