Терской фронт - Борис Громов

— Или мамелюком, — заканчивает за меня Костылев.

— Угу, — кивает головой Исмагилов, — спасибо. Это, правда, больше по нашей части.

— Ну, это уж вы сами разбирайтесь, — покладисто соглашаюсь я. — Мое дело маленькое: попросили — сделал. Если что еще найду — или притащу, или сфотографирую. Но и ты, Игорь, о своей части договора не забудь.

— Так, а вот с этого места поподробнее! — оживляется «особист». — И чего это Комендатура за спиной Службы Безопасности наобещала?

— Да немного, в общем. — отвечаю я. — Мины, взрывчатку и средства взрывания. Но, только если будут положительные результаты.

— Стоп! — Исмагилов хлопает себя по лбу ладонью. — Идея! К вопросу о результатах, маму их за ногу! Миша, а давай-ка мы тебя и твоего напарника оформим, как отдельную разведывательно-диверсионную группу! Все чин по чину, список личного состава, человек в десять, из реально существующих бойцов ОсНаза или разведки. А все устроенные тобою «тарарамы» будем задним числом проводить как спланированные задания. С боевым приказом и прочей бюрократией. И возможностей утечки — никакой, ты ж сам все планируешь, никому не докладываешься. И реальные результаты на лицо, — он кивает на монитор ноута, на котором застыло изображение подорванного мною моста. — А то в Ростове нам за низкую эффективность всю плешь проели. Это помощи от них не дождешься, а как пистон вставить — они всегда готовы.

— Отличная идея, товарищ майор! — я даже вскакиваю по стойке смирно и начинаю «преданно жрать глазами начальство». — Просто великолепная! Не побоюсь этого слова — гениальная!!! — я резко меняю восторженный тон на скучно-скептический. — А моя-то выгода в чем? Вы получаетесь кругом красавцы, а мне-то с этого что, окромя глубокого морального удовлетворения?

— А тебе, товарищ прапорщик, — не удерживается от подколки Исмагилов, — снабжение со складов объединенной войсковой группировки по нормам отдельной ДРГ.[83] Тебе мины нужны? А может пластит? Патроны, ВОГи, карта, столь тобой желаемая, черт ее возьми? Так вот, наемнику, каким бы замечательным парнем он не был, мы этого выдать не имеем права, а вот командиру отдельной диверсионно-разведывательной группы — обязаны.

Я снова падаю на стул и погружаюсь в задумчивость.

— Блин, мужики, афера чистой воды!

— Да тут, считай, вся война — сплошная афера, — отвечает мне Олег. — Так что, согласен?

— Значит так, если дадите все, что обещали… Кстати, ты забыл упомянуть про горючее для служебного автотранспорта, «вещевку» всякую, те же «лохматые камуфляжи». Опять же, «боевые» у вас тут как, выплачивают?

— Нет, ну я с тебя фигею, господин Тюкалов! Ты вслед за пальцем не то, что руку, голову откусить норовишь!

— Ты, господин контрразведчик, скажи спасибо, что я с тебя положенный на группу из десяти человек автотранспорт не требую! И стрелковое оружие. И оптику. И средства связи. А ведь мог бы!

— Спасибо Миша! — ухмыляется в ответ Исмагилов. — Да уж, ухарь вроде тебя мог бы и портянки на всех затребовать…

— Вот-вот, и я о том же! Одним словом, если сможете это все должным образом оформить — я не против.

— Ну, вот и договорились. Значит все это, — Олег снова кивает на монитор ноутбука, — мы с Игорем оформляем как первый, пробный выход свежесформированной диверсионно-разведывательной группы, предназначенной для действий на территории Непримиримых Тейпов. Кстати, ты когда следующий выход планируешь? Сколько у нас времени на подготовку есть?

— Через неделю-полторы, не раньше. Погода испортилась, грязь в предгорьях и горах месить — не самое умное занятие. Да и Толю еще гонять и гонять.

— Ну, вот и отлично! К этому времени как раз все и оформим, и получим со склада, и сюда перевезем.

Распрощавшись с Костылевым и Исмагиловым, спускаюсь на первый этаж в фин. часть. Все у той же полной доброжелательной тетки, обозвавшей меня на прощание «передовиком производства» получаю деньги за «бошки» и направляюсь на выход. И прямо перед «дежуркой» нос к носу сталкиваюсь с Настей. На этот раз на ней не легкий ситцевый сарафан, а черный прыжковый костюм с шевроном Комендатуры и сержантскими лычками на погонах. Светлые волосы собраны в аккуратный пучок на затылке, а свернутый черный берет, заправлен под хлястик левого погончика. Из набедренной тактической кобуры торчит рукоять ни много, ни мало, а ГШ-18. Легкие хромовые сапожки с обтягивающими икру голенищами, чуть не пускают по стенам солнечных зайчиков. Ох, мама дорогая, какая серьезная барышня! «Капитанская дочка», издание улучшенное и дополненное! И, что интересно, в форме она кажется едва ли не более привлекательной, чем в открытом сарафанчике на тонких бретельках.

На секунду застыв, вытягиваюсь во фрунт, словно гренадер времен Екатерины Великой, благо рост вполне соответствующий, вскидываю ладонь к виску в воинском приветствии и вполголоса гаркаю:

— Здравия желаю, товарищ сержант!

— Вольно! — ее смех звенит серебряным колокольчиком. — К пустой голове руку не прикладывают.

— Настенька, а кто вам сказал, что эта голова пустая? Она под завязку забита мыслями о вас! — решаю «закосить» под Д» Артаньяна я. — А то, что вы имели в виду, называется «головой непокрытой».

— Можно на «ты», бессовестный льстец, — снова смеется она.

— Договорились, — тут же соглашаюсь я. — А какими ты судьбами тут, да еще в таком умопомрачительном виде?

— Вообще-то, я тут служу, в связи. А это — мое форменное обмундирование.

— Оно тебе ужасно идет! — блин, я сегодня прямо сама галантность, не переборщить бы, а то примет за мелкого ловеласа и Казанову «местечкового разлива». — А кем, если не военная тайна?

— Телефонисткой, на коммутаторе.

— О! Теперь у меня есть причина незаконно подключиться к местной военной телефонной сети. Сделаю «врезку», и буду звонить, чтобы послушать твой голос.

— Болтун! — изобразив на лице шутливое осуждение, говорит она.

— Болтун, — с виноватой физиономией соглашаюсь я. — Зато галантный и обаятельный.

— Скорее, нахальный и назойливый, — подначивает меня Настя.

— Отставить! — пытаюсь изобразить суровость на физиономии. — В твое сознание вкралась страшная ошибка, и ты приняла за названные тобой только что недостатки пару несомненных моих достоинств!

— Да что ты говоришь? И каких же это?

— Уверенный в себе и настойчивый.

В ответ Настя снова смеется негромким и очень красивым смехом.

— Да уж, Михаил, от скромности ты точно не умрешь.

— А смысл? Настенька, вокруг полным-полно куда более веселых способов «врезать дуба». Так зачем останавливаться на таком унылом и неинтересном?

— Хм, знаешь, а в этом, пожалуй, что-то есть! — согласно кивает она. — Ой. Заболталась я тут с тобой, пора мне!

Я легонько придерживаю уже собирающуюся уходить девушку за локоть. Ну, была не была!

— Еще один вопрос можно? Что ты делаешь сегодня вечером?

Настя как-то уж очень внимательно смотрит на меня.

— А что?

— Да вот, собрал все остатки храбрости и решил тебя пригласить на свидание.

— Ох, ничего себе ты наглый!

— Настойчивый, — глядя ей прямо в глаза, поправляю я.

— Нет, настойчивый, сегодня — никак. Служба.

— Тогда завтра, — не сдаюсь я.

Настя явно в некотором замешательстве от моего напора.

— Ну, хорошо. Завтра, но только если погода будет хорошая.

— Будет, — уверенным тоном заявляю я. — Под такое дело я тучи разгоню руками!

Аллегрову тут явно не помнят, и на мои слова и широкий взмах, которым я изобразил, как именно я буду разгонять тучи, чуть не сшибя при этом со стены какой-то призывающий к бдительности плакат в раме из тонких реек, Настя только прыскает в кулачок. Ну, что ж, принципиальная договоренность достигнута, осталось обсудить время и место встречи.

Комендатуру покидаю в весьма приподнятом настроении. Однако, свидание — это, конечно, здорово, но и про дела забывать не стоит. А значит — бегом в «Псарню», трофейным стволам «предпродажную подготовку» проводить. А по дороге к деду Тимохе заскочить и новый чехол под «Кенвуд» прикупить.

Старосельцев, похоже, уже смирился с мыслью, что в гости меня зазвать не получится, и в ответ на мои сбивчивые объяснения и извинения только рукой махнул. Правда, поворчал себе под нос что-то про вечно спешащих, и никогда из-за этого никуда не успевающий молодых обормотов. Я только согласно и виновато помотал головой, еще раз извинился, и, расплатившись, потопал в гостиницу, которую про себя уже спокойно называл домом. Да, вот такой я странный человек. Видимо, сказалось «кочевое» детство, когда моя семья вслед за отцом-офицером, раз за разом переезжала из одного гарнизона в другой. И теперь дом для меня — это всего лишь место, где я ем, сплю, и где лежат мои вещи. До сих пор не могу забыть, как расстроилась мама, и как ржал отец, когда я, во время срочной службы, приехав на сутки в увольнение, покидал родительскую квартиру со словами: «Всем пока, я домой поехал!» И ведь на самом деле, чисто автоматически вырвалось.