Стая - Лалин Полл

Эа открыла рот. Деви распахнула пасть, и живая сарпа заплыла прямо к ней в горло. Эа сомкнула челюсти, и рыбка взорвалась наркотическим пламенем, стремительно охватившим мозг Эа. Боль почти сразу оставила мелон и порванное влагалище.

Все жены были под кайфом, все, кроме Деви. Разумеется, она и не подумала извиняться перед Лонги, но внимательно осмотрела ее повреждения. Эа хотела спросить Деви, почему, если она так ее ненавидит, она уберегла ее от ссылки на Край, но сарпа взяла верх. Вода тряслась и кричала от войны демонов; вся стая афалин чувствовала, как их тела и головы содрогаются. Жены держались вместе, Эа пристроилась к ним. Но даже сквозь наркотический дурман она твердо знала: во-первых, прилипало сгинул, а во-вторых, что бы ни случилось, рано или поздно она найдет дорогу домой.

25

Семейный визит

Далеко в маленькой лагуне племя Лонги почувствовало, как к ним тянется душа Эа. Ни одной ночной охоты, ни одного дневного отдыха не проходило без того, чтобы они не оплакивали утрату Эа. Многие верили, что она вернется, и вся стая не теряла надежды. А вот мать Эа не вернется уже никогда. Многие видели ее ужасную гибель. Стая потеряла не просто любимого члена семьи; мать Эа была лучшей и главной танцовщицей, это она вдохновляла молодежь преодолевать страх, начать практиковать вращения и позволить душе и телу стать единым с великим океаном. Без нее многие не смогли бы добиться того, чего добились. И маленькая Эа (о ней продолжали так думать, хотя она давно вступила в пору зрелости), оставаясь трудным ребенком, неуклюжей танцовщицей, все-таки помогала племени тем, что сосредоточила в себе их недостатки. Без нее другим Лонги труднее удавалось сдерживать гнев, эгоизм или сомнения во время традиционных тренировок.

Некоторые винили себя в том, что плохо старались привлекать Эа к занятиям, направленным на совершенствование их главной особенности, – не зря они назывались прядильщиками. Споры о том, как можно было предотвратить эту двойную трагедию, становились все более ожесточенными; дошло до того, что некоторые больше не хотели тренировать вращения. Другие уверяли, что посреди занятий вдруг начинали слышать шумы, преследовавшие Эа. Таких старались уговорить, что надо продолжать занятия, тогда шумы оставят их, но сомнения множились. В конце концов, настоящие ли звуки слышала Эа? Ей не верили, ее заставляли упражняться и быть как все. У нее было много недостатков, их все подмечали, но зато все могли ощущать себя талантливее, чем она. Как они могли не видеть в себе этой гордыни?

Племя Лонги переживало период переоценки ценностей. Поначалу все были уверены в том, что прилипало и гибель матери стали основной причиной того, что Эа добровольно отправилась в изгнание. Но позже кое-кто стал думать: а не они ли спровоцировали ее? Мысль оказалась настолько неприятной, что ее гнали от себя, заверяли всех и каждого, что они по природе своей добры и не могли же они… И все же Лонги теперь меньше и хуже делали вращения, и все больше дельфинов считали, что слышат уродливые звуки, доносящиеся издалека.

Но ничего не происходило, хотя изредка призрачный спинной плавник Белой Богини мелькал в их сознании, когда они выходили на охоту. Об этом мало говорили, но все признавали, что племя начинает меняться. Раньше веселый народ безудержно предавался эротическим играм, теперь все хотели Исповеди, она стала утешением и придавала уверенности. Они с удовольствием делились своими страхами и надеялись, что все еще могут доверять Матери Океану. Они принесли жертву Белой Богине, ведь у той не было родной воды и без жертвы она могла бы умереть. Но впереди ждал Исход. Каждую ночь луна и вода говорили им, что приближается Великий День Рождения океана, а вместе с ним и праздник спаривания. Не могло быть и речи о том, чтобы не совершить обряд благодарности, – теперь это казалось особенно важным. Мать Эа всегда возглавляла это действо, но кроме нее были и другие Лонги, почти такие же умелые, хотя и уступавшие ей в харизме. Лонги считали себя обязанными следовать традициям, но теперь, как и в Эа когда-то, в них поселился странный страх, делавший их тела тяжелыми и неуклюжими. Это, в свою очередь, вызвало неприязнь к тренировкам, и так продолжалось до тех пор, пока однажды они не собрались в лагуне после охоты и отдыха. Народ ждал заката, и каждый хотел, чтобы кто-нибудь другой начал говорить о важном.

Стая пребывала в растерянности. Они восхищались золотым мерцанием закатной воды и тем, как прекрасны они сами. Проверили молодняк. Осмотрели границы родной лагуны и решили, что неплохо бы обследовать весь атолл. Это не заняло много времени, и теперь не осталось других дел, кроме тренировок перед Исходом.

Делать нечего. Пришлось вернуться к обычным вращениям. Только оказалось, что былые навыки даются с огромным трудом. Каждый прыжок, каждое падение получались грубыми и неуклюжими. Исход же требовал безукоризненного исполнения. Но вода будто тянула вниз, не хотела пускать в себя без неправильных фонтанов брызг. Они старались, но теперь тренировки перестали доставлять удовольствие, превратившись в угрюмую обязанность. Каждое движение пропиталось грустью и сомнениями, такими же, от которых в свое время страдала Эа. А вода звучала, звучала как-то хаотично, неправильно – как же они не чувствовали этого до сих пор? Все прислушивались. Вращения утратили прежнюю энергию, в них не было нужной силы. И что-то происходило со слухом. Никто больше не отрицал того, что слышит странные звуки. Они действительно были.

Лонги растерянно смотрели друг на друга. Лагуна оставалась безопасной, но все ощущали тревогу. Что-то приближалось, незнакомое и потому угрожающее. Однако не было того непроизвольного спазма страха, который однажды они уже пережили, когда мимо проходил странствующий кит. И на выплеск адреналина, обычно случавшийся на закате, это тоже не походило. Кое-кто вспомнил давние подводные моретрясения, но нет, и это было не то.

Общему чутью следовало доверять, и Лонги приготовились защищаться. Если это опять манты, пусть себе идут, но на горизонте никто не выпрыгивал из воды. Лонги настраивали свои гидролокаторы, они сгрудились теснее, так картинка получалась более четкой, к тому же ощущение близости успокаивало. Наконец удалось получить изображение, только оно оказалось бессмысленным. Все Лонги видели какое-то большое пятно неправильной формы, стеной надвигавшееся на них. По мере приближения удалось различить детали. Стена распалась на отдельные фрагменты и превратилась в большую стаю гринд – черных дельфинов. Они шли таким плотным строем, что