Аугенблик - Евгений Анатольевич Сотсков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Часа полтора, два.
– Через полчаса сделаю.
– Иди ты! – удивился он.
Я знал причину частых поломок китайских изделий тех времен. Отдельные светодиоды придется заменить. В моем многофункциональном шкафу валялась неисправная Новогодняя гирлянда, в которой рабочих светодиодов хватило бы на пять Лешкиных тормозных сигналов.
Лешка сидел и не уходил. Я чувствовал, что он хочет что-то мне сказать и не про лампочки, но никак не может решиться.
– Леш, – спокойно начал я, решив ему помочь, – ты ведь не из-за фонаря пришел.
– Не только… Жень, знаешь чего, ленка на вас с Антониной жалуется.
– Да? – искренне не понимал я. – Чего же мы такого сделали-то?
– Черт возьми, – засмущался правильный Лешка, – даже говорить неудобно…
– Да что случилось-то? – допытывался я.
– Ленка пришла на работу, а в шкафу пузырьки с ее порошками валяются перевернутые. Один реактив очень дорогой. Она кисточкой для бровей порошок собирала. Я же понимаю, отчего шкаф трясся! Вы с Антониной давайте поосторожней, как-нибудь.
Странное дело, но перед Лешкой мне сделалось стыдно, и стоял я перед ним совсем беззащитным и по-дурацки улыбался.
– Лешка, – начал оправдываться я, – блин горелый, так неудобно, честное слово… А что делать-то? Реактив еще остался?
– Да осталось немного. Ленка сэкономит до следующей партии. Но вы все-таки…
– Леша, – я Лене обязан буду. И за Тоню извиняюсь.
– Ладно, проехали, – закончил Лешка.
«Наверное, у Лешки с Леной действительно все хорошо, – подумал я. – По крайней мере, он, хоть сам этого и не замечает, может выступать в роли посредника между мной и ей».
Я полез за гирляндой и паяльником. В многофункциональный полез шкаф.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Тонечка позвонила ко мне в мониторку буквально перед окончанием смены. Михаил уже пришел, сидел на диване.
– Женька, – услышал я капризные нотки в ее голосе, – я соскучилась! – Приходи, а?
– Да! – бросил я в трубку. – Да, партайгеноссе Борман!
Тонечка помолчала и осторожно предположила:
– Ты не один.
– Да! – ответил я, почти по-Штирлицки показав пальцем наверх.
Михаил это понял по-своему. Он думал, что звонит шеф.
– Да, партайгеноссе Борман, я не один, но это поправимо.
Последние мои слова, конечно, адресовались Михаилу. При этом я показал пальцами, идущие в направлении двери ноги.
– Эко у вас! – прошептал он, все понял и сразу вышел.
Когда я в окно увидел его на улице в курилке, продолжил разговор с Тонечкой.
– Все, радость моя, опасность миновала.
– Ага, – неопределенно ответила моя собеседница и замолчала, – мяч был на моей стороне.
– А скажи пожалуйста, милая моя… Кэт, – продолжал я тему знаменитого фильма «Семнадцать мгновений весны», – а куда ты деваешь своих родственников?
– А об этом, Штирлиц, – подыграла моя телефонная Тонечка-Кэт-Борман мы поговорим в следующий раз. Ну Женька, приходи. Тогда и узнаешь.
– Ты меня интригуешь все больше и больше. Конечно, приду!
– Приходи скорее, – не скрывая эмоций, попросила Тонечка. – Приходи прям сразу. Придешь?
– Ну… я не знаю, – безапелляционно согласился я.
– Вот и славно! Трам-пам-пам! – обрадовалась она.
Я шел вдоль Тонечкиной девятиэтажки к ее предпоследнему подъезду. И я увидел ее, торопливо выбегающую из подъезда мне навстречу. Ничего не говоря, она схватила меня за руку, и потащила почему-то в обратную сторону.
– Пойдем! Пойдем скорее!
Из окон Тонечкиной квартиры подъезды просматривались. Я понял, что моя милая заговорщица не хотела свидетелей нашей встречи.
– Куда ты меня тащишь? – почти смеялся я.
– Сейчас узнаешь, – серьезным тоном ответила она, слегка запыхавшись.
Тонечка тянула меня к соседнему подъезду.
Оказавшись в его прелой прохладе, мы перевели дух. Тонечка прижала меня к дверям лифта и впилась в мои губы своими.
– Ты что, радость моя, – испугался я, – увидит же кто…
– Не увидят, – прошептала она, – через мое плечо, нажимая на огонек кнопки.
Хитрая дверь лифта открылась сразу – лифт стоял на первом этаже, и мы буквально ввалились внутрь. Тонечка взвизгнула, я с трудом удержал ее от падения.
– Ты что? – повторил вопрос я. – Подожди… мы… мы что в лифте трахаться будем?
– Нет, не в лифте, – скороговоркой произнесла она, нажимая кнопку, совсем не глядя на панель.
Дверь лифта закрылась, мы поехали вверх. Огромные Тонечкины глаза были очень близко, и я уже начинал терять самообладание. Долгий поцелуй не дал нам понять, что дверь открылась, подождала немного и закрылась снова. На секунду свет стал совсем тусклый. Это отрезвило нас. Тонечка протянула руку к панели, но какой-то житель этого подъезда нас опередил. Лифт поехал вниз.
– Эй, куда! – тревожно воскликнула она.
Пришлось вмешаться мне. Я быстро нажал кнопку «стоп», но впопыхах попал и на кнопку «вызов». Лифт остановился.
– Какой? Какой этаж? – спросил я, – сейчас диспетчер заговорит!
Тонечка нажала нужную кнопку, и лифт снова поехал вверх. Мы успели выскочить на лестничную площадку, когда за нами раздалось искаженное: «Слушаю! Слушаю Вас! Что у вас случилось?»
Тонечка с озорством победителя показала закрывающейся двери поднятый средний палец и, с восторгом превосходства, произнесла:
– Shut your fucking ass!2
Оказавшись в прихожей незнакомой квартиры, я полностью доверился своей еврейской прелестнице.
– Это квартира Ани… моей сестры – тихо проговорила Тонечка и, густо покраснев, опустила глаза.
В однокомнатной советской квартире не было никакой отдельной спальни. У противоположной от окна стены, в углу, довольно скромно обставленной комнаты, располагалась неширокая тахта. Я сразу догадался – здесь спит Анечка. С возникновением этого понимания у меня тупыми биениями несильно заболело в висках.
Мы с Тонечкой лежали в постели ее сестры, в которую забрались сразу же, не меняя простыни. Я вдыхал воздух, который нес в себе странную смесь запахов и с непривычным удовольствием сознавал, что в этих ароматах для меня уже живет Анечка – загадочная (пока еще) Тонечкина сестра-близняшка. Это очень сильно возбуждало меня, мешало думать.
– Тонечка, безобидным тоном спросил я, – это, наверное, очень удобно иметь сестренку-близняшку. Столько открывается возможностей!
– О, да! – с озорством в голосе согласилась моя подруга. – Мы в детстве иногда этим пользовались.
Я осторожно приучал Тонечку к теме ее сестры, прощупывая позволительную степень в отношении Анечки. Кроме того, я хотел знать отличия в характерах сестер.
– Представляю! – показал я понимание такого преимущества. – Ну, школа там, а может быть и еще что-нибудь… Иметь одинаковую внешность и одинаковую фамилию – это круто!
Слова «что-нибудь» я постарался произнести с еле заметной неопределенностью. Осознанной неопределенностью. При этом я кончиком пальца обрисовывал Тоничкено лицо, и, как бы случайно и почти незаметно, касался своим предплечьем ее, уже отвердевших сосков.
Тонечка ответила не сразу
