Двойная ложь - Ридли Пиерсон

В бистро напротив отеля «Пауэлл» стоял гул разговоров и колокольчиковый перезвон вилок и ложек, стучащих по бретонской посуде. В воздухе витали запахи укропа и розмарина, от суфле исходил теплый, сладостный шоколадный аромат. Перед столиком, ожидая заказа, с карандашом наизготовку стояла Джиллиан.

— Захотелось увидеть тебя снова, — сказал Альварес, не отводя глаз от бокала на тонкой ножке, который вертел в руках.

Джиллиан оглядела зал, убеждаясь, что никто их не слышит, сохраняя тем временем напряженно-выжидательную позу, по которой посторонний человек никак не заподозрил бы, что их объединяют более близкие отношения.

— Смотри тогда — вот я.

— Я хотел извиниться. Сам толком не знаю, за что, но чувствую, что должен принести извинения.

— Берт, я уже взрослая девочка. Не нужны мне никакие извинения. Я заполучила то, о чем мечтала с тринадцатилетнего возраста. — Она усмехнулась. — На жизненном пути покорена очередная вершина.

Он отставил бокал в сторону и взял в руку меню:

— Жареная камбала, пожалуй, подойдет. Со шпинатом, если есть.

— Что это была за женщина?

— Я же тебе сказал.

— Сказал. Но я тебе не поверила.

— Возможно, мне не стоило возвращаться.

— Тогда почему ты вернулся?

— Картофель, пожалуйста, если есть, а для начала паштет.

— Прекрати.

— Гусиный паштет, — уточнил Альварес. — Никакого вегетарианского дерьма. Или вы такое не подаете в вашем ресторане?

— Тебе негде остановиться, — предположила Джиллиан. — Можешь переночевать у меня.

— Я снял номер в отеле, — сказал он. — Так что можешь не беспокоиться.

Она склонилась ближе и сердито зашептала:

— Сначала ты спишь со мной; потом чувствуешь себя виноватым и возвращаешься. Ты хромаешь. Тебе больно. У тебя крупные неприятности, судя по тому, что ты хромаешь, и по нежеланию рассказать мне, что же все-таки происходит. А теперь ты хочешь, чтобы я просто принесла тебе поесть? — Развернувшись на каблуках, Джиллиан, словно ураган, унеслась в сторону кухни.

Альварес подумал, что нужно уйти прежде, чем она вернется. К чему лишние осложнения? Он рассчитывал на приятный ужин. Увы, возвращение оказалось ошибкой. По всей видимости, Джиллиан догадалась о его намерениях, потому что тут же вернулась с сумочкой в руках. Официантка с сумочкой — довольно непривычное зрелище. Когда она приблизилась к столику, Альварес уже поднялся.

— С тобой когда-нибудь бывало такое, когда все вдруг становится совершенно ясно? Проступает так четко? Все очевидно? Не спрашивай, почему так, но когда я увидела газеты… я подумала о тебе. — Джиллиан достала из сумочки обрывок газеты со статьей. Когда он отказался взять листок, она положила его на стол. На сделанной с воздуха фотографии была запечатлена сцена крушения поезда близ Терре-Хот. — Твоя семья, — сказала она. — То, каким бы был со мной… дерганый… нервный… прошлой ночью. Таинственный и все такое. А потом вот это. — Джиллиан наклонилась совсем близко к нему и понизила голос до шепота, даже ниже — теплый ветер дыхания прикоснулся к его шее, отчего по коже пробежали мурашки. — Что происходит, Берт?

Альварес скомкал газетную статью. Он почувствовал, что ему не хватает воздуха.

— Я к этому никакого отношения не имею.

— Точно?

— Абсолютно! — Альварес оглянулся. На них смотрели. Он чувствовал себя загнанным в угол.

— Пожалуйста, объясни, — умоляла Джиллиан.

— Здесь нечего объяснять. — Оттолкнув ее, Альварес направился к двери.

— Ты лжешь! — крикнула Джиллиан так громко, что все посетители ресторана подняли головы.

Альварес выскочил за дверь и бросился бежать.

Часом позже в номере отеля Альварес подпер стулом дверь платяного шкафа — так, чтобы она не закрывалась. Из встроенного в телевизор радиоприемника звучала опера. Мощные легкие, подумал он. Завалившись на кровать, Альварес попытался насладиться мастерским исполнением, однако размолвка с Джиллиан не шла у него из головы.

Номер в отеле «Плаза» обошелся ему в 380 долларов за ночь, но Альварес не считал, что заплатил слишком много. У него все еще оставалось чуть больше трех тысяч долларов наличными, поделенных между двумя карманами и носком на правой ноге. Теперь, когда все было готово, он испытывал нетерпение, как старшеклассник в предвкушении выпускного вечера; не усидев на краю кровати, Альварес опустился на стул перед письменным столом, затем направился в туалет. Ужин пошел не впрок, по всей видимости, из-за нервного напряжения.

От близости решающего момента его подташнивало. Если то, что он запланировал, завершится успешно, то он получит в свое распоряжение нечто, что позволит раздавить Уильяма Гоина независимо от того, удастся ли пустить под откос сверхскоростной экспресс.

Ученый по натуре, Альварес считал, что самый мощный инструмент — это исходные данные, самое мощное оружие — информация. Такое отношение к информации и заставило его совершать рискованные вылазки в штаб-квартиру «Нозерн Юнион» и проводить сотни часов, наблюдая и за Гоином, и за его дочерью Гретхен. Он знал их ежедневную жизнь не хуже их самих — обычный распорядок и отклонения от распорядка, знал, каким транспортом они предпочитают пользоваться, знал их друзей. Альварес глянул на часы: она опаздывает. Возбуждение сменилось тревогой. Он разорвал все связи с прошлым, если не считать Мигеля. Он не имел собственного дома, если не считать скудно меблированной квартирки к югу от Флатирон-билдинг, которую он арендовал помесячно. Некоторое время кочевнический образ жизни казался терпимым, даже интересным, тем более что его подхлестывала жажда мщения, но теперь он устал. И к тому же никак не мог прийти в себя после встречи с Джиллиан. Она все о нем знает! А знание — столь же мощное, сколь и опасное оружие.

От размышлений его отвлек телефонный звонок. Вздрогнув, Альварес схватил трубку:

— Алло!

— Мистер Кортес? — осведомился ровный женский голос.

— Да, вы не ошиблись.

— Это Гейл. Могу я подняться к вам?

— Номер двенадцать-семнадцать.

— Двенадцать-семнадцать, — повторила она. — Увидимся через минуту.

Альварес повесил трубку, чувствуя, как что-то стиснулось в груди. Волна адреналина разом смыла остатки усталости. Гейл. Мурашки по коже пробежали от одного только голоса. Полтора года он представал в самых разных обличьях, но ни разу ему не приходилось исполнять роль, которую нужно будет играть в течение ближайшего часа. Впрочем, эта женщина тоже играет роли. Отбросив мысли о Джиллиан, Альварес в последний раз окинул критическим взглядом номер отеля, напомнил себе, что не должен поворачиваться лицом к шкафу и спрятанной в нем видеокамере. Вспомнил, что в ходе предстоящего спектакля ему придется предъявлять к женщине некоторые требования и вести себя определенным образом, что, как он полагал, окажется непросто. Полторы тысячи долларов, и ни единого цента на то, для чего, собственно, она и идет. Интересно, как далеко он сможет зайти?

Альварес посмотрел в зеркало на мужчину, в которого превратился по такому случаю, — уставший взгляд, скрывающий в себе гнетущую печаль, чуть бледноватая в месте перелома переносица, до сих пор окончательно не зажившая, несколько шрамов, из-за которых собственное лицо показалось ему чужим. И тело, и сокрытая в нем душа изрядно поизносились. По сравнению с учителем, совсем недавно разъяснившим фуллеровскую механику пытливым детским умам, он самому себе напоминал потерпевший крушение поезд. Увы, прежнего Умберто Альвареса он в зеркале не увидел.

Когда в дверь постучали, Альварес выглянул в глазок. Даже искаженная толстой линзой, совершенная красота женщины свидетельствовала о принадлежности к высшему свету. Пусть она и работает девушкой по вызову, но за уличную шлюху ее не примешь. Черные волосы, разделенные на несколько прядей, обрамляли правильный овал лица. Голубые контактные линзы, косметики столько, что хватило бы, чтобы загримировать нескольких театральных актеров, плюс тени для век, подчеркивающие глубину глаз. Удивительно, но косметика, скорее, скрывала, а не выделяла высокие скулы. Маленький римский нос с небольшой горбинкой над чувственными, чуть припухшими подкрашенными розовой помадой губами. Он задержался взглядом на губах. Она очаровательна. Сделав глубокий вдох, Альварес распахнул дверь, впуская в комнату аромат сирени и французского мыла. Она приветствовала его приятной улыбкой. Такая женщина запросто может покорить Париж, Лондон и Милан, вместе взятые.

— Гейл, — представилась она голосом низким и чувственным. Похоже, она намерена отработать каждый заплаченный ей цент.

— Фернандо, — солгал он.

Они обменялись рукопожатиями. Альварес удивился, почувствовав хрупкость и нежность ее руки, — совсем не то, чего он ожидал. Она небрежно поцеловала его в щеку и прошла мимо, обдав запахом духов. На ней была сшитая на заказ кроваво-красная кожаная куртка, застегнутая так, чтобы подчеркнуть грудь. Гофрированная черная юбка напомнила ему школьниц, вот только плавный изгиб бедер не соответствовал подростковому возрасту.