Гавана, год нуля - Карла Суарес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ба-бах-тара-рах! Бомба взорвалась рядом со мной. То есть милашка Барбара, которая носит бюстгальтеры на два номера меньше, чем нужно, и вечно выглядит такой довольной, тоже знает о существовании документа и тоже им интересуется. В этот момент, должна признаться, я стала подозревать в наличии интереса к рукописям Меуччи даже директрису своего Технологического техникума.
По всей видимости, моя реакция на этот сюрприз немало позабавила Лео, потому что из его уст вылетело: «Туше». И он стал устраиваться поудобнее со словами: теперь я, должно быть, вижу, что все гораздо сложнее, чем мне представлялось, поэтому хорошо бы все разложить по полочкам.
«Как ты узнала о документе?» — спросил он меня. И я ответила, что узнала от человека, который держал документ в руках, хотя и не назвала его имени, потому что мне было нужно оставить для себя эксклюзивный доступ к Эвклиду. Не стану же я трубить о человеке, в чьих руках то, что желают заполучить все. Правильно? Леонардо даже бровью не повел. «От Анхеля», — уточнил он. Я ответила, что нет, не от Анхеля, а от человека, у которого сейчас находится документ. Тут уже он воззрился на меня с нескрываемым изумлением, заявив, что именно у Анхеля этот документ и находится. И вот тут мы стали перебрасывать друг другу эту горячую картофелину. Я ему — «нет», а он мне — «да», и так до тех пор, пока он не задал мне вопрос: видела ли я документ своими глазами? Нет, я никогда его не видела. Я сказала, что один человек рассказал мне о его существовании, а потом не кто иной, как Анхель, сообщил, что документ находится именно в руках этого человека. Леонардо усмехнулся. Если я сама ничего не видела, заявил он, и если именно Анхелито (он так и сказал — «Анхелито») сообщил мне, что бумага в руках у кого-то другого, тогда все в порядке. «Мне жаль, Хулия, но Анхель бывает тем еще козлом», — резюмировал он, прежде чем начать свою историю.
Леонардо был очень хорошим другом Маргариты, и несколько лет назад она показала ему этот документ, бывший частью семейной реликвии. Именно в тот день Леонардо и пришла в голову мысль написать роман, и он начал собирать информацию. Подруга была в курсе этой задумки, подбадривала его и обещала, что, когда придет время, они найдут самое полезное применение этой старой бумаге. Маргарита решила уехать из страны раньше, чем роман был закончен, но еще до отъезда приняла решение, что, коль скоро документ обладает исторической ценностью, она оставит его Леонардо, потому что только он сможет правильно им распорядиться. Но случилось так, что из дома Анхеля она ушла несколько раньше, чем планировала. Лео был в курсе ее планов, он знал о рабочем контракте в Бразилии, о намерении не возвращаться и решении порвать с Анхелем. Но Маргарита не решалась поговорить со своим мужем и тянула до того самого вечера, когда в пылу спора все не выплеснулось наружу. Она ушла, чтобы больше не возвращаться, но, перенервничав, забыла реликвию в квартире Анхеля. Представь себе, какого накала достигла их ссора, чтобы она позабыла о реликвии! Когда же она позвонила и потребовала реликвию обратно, Анхель заявил, что если та ей нужна, то пусть возвращается к нему, на что Маргарита, конечно же, пойти не могла. В итоге реликвия осталась у Анхеля вместе с манускриптом Меуччи, который так никогда и не попал в руки того, кому был обещан. То есть в руки Лео.
Догадываешься, что эта история несказанно меня удивила. Анхель говорил, что Лео считал, что документ находится у него, так что в версии писателя и в самом деле была логика. Однако меня беспокоили две детали. Во-первых, если верить Эвклиду, дочь сказала ему, что документ хранится у писателя, и, по словам писателя, она собиралась оставить документ ему. Тут какой-то сбой. Две стрелки указывали на Леонардо как на правопреемника, назначенного Маргаритой, и вполне смахивало на правду то, что кто-нибудь, допустим покинутый и оскорбленный муж, решил вставить палки в колеса. Во-вторых, если документ у Анхеля, то зачем он выдумал всю эту историю и почему вешает всех собак на Эвклида? С какой целью?
Леонардо заметил мои сомнения и улыбнулся, дав понять, что считает нормальным мое недоверие, ведь я люблю Анхеля, а история Леонардо выставляет его в не самом благородном свете. «Люди иногда привирают, Хулия», — пояснил он, прежде чем напомнить мне о том, что мой ангел спал с Барбарой. Он прав: люди выдумывают небылицы или просто о чем-то умалчивают, как Анхель. Если он ни словом не обмолвился о своих отношениях с итальянкой, почему бы ему не соврать мне и о документе? Лео заметил, что у него за спиной уже годы охоты за этой несчастной бумагой: сначала он нажимал на то, что выполняет волю Маргариты, а потом банально хотел выкупить, раз уж уговоры не помогают. А Анхель только забавлялся, обещал, отпускал шуточки по поводу будущего романа, однако не собирался выпускать документ из рук — уж во всяком случае, не собирался отдать его писателю. Лео был уверен, что он Анхелю несимпатичен, что тот его терпит, но не жалует, и поэтому заполучить документ весьма проблематично. Я знала о неприязни Анхеля к Лео и захотела узнать, в чем ее причина, но сам Лео мог только догадываться. Сказал только, что это не является чем-то необычным для мужчин: на дух не переносить лучшего друга своей жены. Возможно, это как раз тот случай, но он не уверен. В любом случае, совершенно ясно, что Анхель никогда документ ему не отдаст, хотя бы из одного желания ему напакостить. Однако коль скоро на сцене появилась я, дело принимает иной оборот, предложенная мною сделка кажется ему более чем взаимовыгодной: я добываю документ, а он выводит Барбару из игры. Переживать, в общем-то, не о чем, потому что единственное, что ее интересует, подчеркнул он, это манускрипт Меуччи.
Сразу скажу, история итальянки ошеломила меня изрядно. В общем, году этак в девяностом, то есть где-то год спустя после отъезда Маргариты, Леонардо познакомился с одним итальянским журналистом, который работал для нескольких СМИ и живо интересовался происходившими на Острове свободы
