Провокатор - Д. Н. Замполит

– А когда строить начнете? – Сергей двинул фигуру. – В этом году успеете?

– Должны. Проект почти готов, будет квартал из нескольких пяти-шестиэтажных домов, по внешнему обводу будут лавки, мастерские, котельная, внутри – столовая, квартальные службы и библиотека.

– Однако! А «чикагская башня» будет?

Так прозвали дом в небывалых десять этажей, идею которого я нагло стырил у «тучереза» Нирнзее, но вот как раз тут полной ясности не было.

– Опять же зависит от того, утвердят нам ее или нет. Если что, будет такой же шестиэтажный корпус, как рядом, быстрее закончим.

– И сколько получается цена квартиры?

– Самая простая, «холостяцкая» – две тысячи рублей, самая дорогая, «профессорская» – двенадцать.

Собравшиеся вздохнули.

– Дорогонько выходит.

– Первый взнос в четверть цены, остальное за пять лет под двенадцать годовых, – вкратце поведал я наш ипотечный план. Сколько он мне нервов стоил, это отдельная песня, не будь знакомства с Морозовым, не видать бы нам договора с Волжско-Камским банком. Так что, если будет выделена площадка и утвержден проект, начнем, как сойдет снег. И в дело пойдут все инженерно-технические новинки, начиная с литья перемычек и балок на мини-заводике и заканчивая газовыми плитами. Эх, до чего я люблю строить, прямо зуд в руках!

Публика отошла в сторонку, чтобы поспорить, подъемная получается сумма или нет, и мы с Зубатовым на какое-то время выпали из ее внимания. Я воспользовался этим, чтобы незаметно передать шефу охранки «манифест» новоявленных террористов, на конверте с которым был написан адрес подпольной лаборатории.

– Пора заселять Сахалин, Сергей Васильевич.

И волновался я в этот момент только о том, чтобы лишние глаза конверт не видели, а не о моральности поступка. По мне, чем меньше жертв, тем моральнее.

И вот, ей-богу, когда Зубатов прочел адрес, у него в глазах мелькнуло узнавание.

Весна 1899 года

Я лениво перебирал волосы спящей на моем плече женщины и предавался дурацким размышлениям типа «может ли революционер гулять по бабам» или «стоит ли попаданцу отвлекаться на такую муру, как личная жизнь, или надо спасать мир», но в целом приходил к выводу, что может и еще как стоит. А еще меня очень интересовало, как это у них получается – вот крутился я в делах и не был интересен женскому полу, но стоило пойти деньгам за патенты, хоть я их и не светил, и стоило цветнику Художественного театра не оставить меня вниманием последние пару месяцев, как вокруг начали виться фемины. Феромоны, что ли, какие действуют, как у животных, – одна оставила метку и на нее тут же набежали остальные, или природное чутье на успешных самцов? Загадка, однако.

Сонечка Халютина, видимо, получила карт-бланш от Андреевой и, начиная с Рождества, пыталась меня охмурить. И всем она была хороша – миниатюрная брюнетка с округлым лицом неплохо смотрелась бы и в XXI веке, но она была актрисой. Вот как можно жить с человеком, не зная, настоящая она сейчас или примеряет роль, увольте, насмотрелся, была у меня парочка таких друзей, сначала женились на девчонках из театрального, потом естественным образом через пять-шесть лет и уйму головной боли пришли к разводу.

Опять же, у меня жизнь даже не с двойным, а с тройным дном, потому жену хочется такую, чтоб хотя бы второе дно не прятать. Говорят, Ленин к концу жизни сказал: «Не женитесь на революционерках». Но другого выхода, похоже, нет, не конспирироваться же в собственной семье! И так придется прятать свое происхождение, а если еще и половину работы скрывать? Ладно, время еще есть, Россия большая, рано или поздно кого-нибудь найду, а пока обойдемся нечастыми свиданиями.

Варвара засопела, повернулась и потянулась всем телом, прижавшись ко мне грудью. Да-да, Варвара, она была во главе «набежавших», ну я и решил от добра добра не искать, знакомое зло всяко лучше незнакомого, хе-хе. Давно живу, знаю.

Весеннее солнце било прямо в глаз, вставать в такую рань было лень, но сегодня приезжал Собко из Питера, куда его вызвал Хилков. Точнее, звали нас обоих, но на мне висела стройка квартала, и потому Василий Петрович отправился один. Вчера он прислал мне телеграмму с просьбой встретить его на Николаевском вокзале, так что идти придется.

Оставив Варвару досыпать, я двинулся в кабинет, где полчаса изображал зарядку и крутил педали, пока Марта готовила завтрак и грела воду. Омлет был хорош, чай крепок, я не удержался и стащил еще ломоть ветчины – с жирком, со слезой, и сожрал его прямо так, свернув рулетиком, что вызвало традиционный укоризненный взгляд домоправительницы. Теперь переход к водным процедурам, как требует еще не существующая радиопрограмма «Утренняя гимнастика».

Бронзовый смеситель с фарфоровыми кранами горячей и холодной воды и фарфоровой же рукояткой переключения отлично справился с организацией контрастного душа, зубной порошок в жестяной коробочке от фабрики товарищества Брокар активно пах мятой, зубная щетка из натуральной щетины была в меру жестка, так что из ванны я вылез вполне годным к светским мероприятиям. Осталось причесаться, слегка подправить усы и бороду, сбрызнуться брокаровским же тройным одеколоном и – вперед.

Город уже проснулся, во всяком случае, ранние молочники и зеленщики уже покинули улицы, им на смену пришел спешащий на работу люд. Открывались лавки и магазины, кое-где уже сколачивали леса для ремонта, в паре мест публика матерно переругивалась с ломовиками, перегородившими проход телегами с кирпичом.

В Столешниковом на меня буквально выпала из подъезда крепкая, как дуб, фигура Гиляровского – он было помчался куда-то за репортажем, но, увидев меня, позабыл все дела.

– Михал Дмитрич! Здравствуйте!

– Доброе утро, Владимир Алексеевич! – я приподнял картуз, сшитый по моим наброскам из той же ткани, что и френч.

– Который день вас ищу, как там аппараты?

– Все в работе, на заводе говорят, что должны закончить через неделю.

Тренажеры и тяжести для Гимнастического общества, в котором Гиляровский был кем-то вроде почетного председателя, я по привычке заказал на заводе Бари, поскольку мог контролировать процесс и вносить поправки по ходу дела. И будет наше РГО самым продвинутым в мире, я хоть и запатентовал все, что смог вспомнить по части дрыгоножества и рукомашества, но западные партнеры что-то не торопились. Ну и черт с ними, сами качаться будем, пусть потом локти кусают.

– Отлично, Михал Дмитрич, отлично! – довольно прогудел дядя Гиляй, потряс мне руку, чуть не сплющив ее, и унесся по своим делам.

На Каланчевке собралась изрядная пробка – десятки подвод ждали открытия шлагбаума на переезде, поскольку путепровода еще не построили. Не было и классических двух