Искусство наступать на швабру - Елизавета Абаринова-Кожухова

— Здесь тоже имелись свои трудности, — признался Василий. — Стиль Пушкина я имитировал, может, и не особо мастерски, но все же достаточно правдоподобно, а за образцы взял реальные письма Пушкина, в том числе и к другим дамам, каковые опубликованы в том же павленковском издании. Правда, здесь мне пришлось обратиться к нашей писательнице госпоже Заплатиной — она дала несколько дельных советов из области литературной стилистики. Сложнее было с правописанием — особенно с употреблением всяких i с точкой, ятя, фиты и прочих ижиц. Приходилось искать соответствующие слова в текстах. В общем, что получилось, то получилось. Конечно, если бы Петр Петрович показал нашу продукцию настоящему пушкиноведу, то тот сразу определил бы подделку, но у нас в Кислоярске таковые не водятся, а везти ксерокопию на экспертизу в Москву или Питер господа аферисты не рискнули — иначе, гм, оригинал мог бы уплыть мимо них. Петр Петрович и его сообщник-лжебизнесмен прекрасно понимали, что на пушкинских эпистоляриях они заработают много больше, чем на тургеневских, и чтобы их заполучить, готовы были даже расстаться с теми девяносто тысячами, что «зажилили» Кассировой.

— Да, Василий Николаич, — задумчиво отпил Серапионыч пару глотков остывшего чая, — но все же вы, как мне кажется, несколько рисковали. Сколь бы слабо эти жулики не разбирались в литературе, но не могли же они совсем ничего не заподозрить!

— Риск был, — согласился Дубов. — Я даже представляю себе их спор. Один говорил, что дело верное и наваримся еще больше, чем на Кассировой, даже если придется выложить баксы. А другой наверняка сомневался — мол, подозрительно, что в последние дни письма великих писателей просто косяками пошли. И заметьте, друзья мои — Петр Петрович назначил место для совершения сделки именно в «Трех яйцах всмятку». Понятно — он ведь человек Железякина и мог заранее ознакомиться со всеми ходами-переходами ресторана. Наверняка он еще и надеялся, что попутно удастся нас облапошить — взять письмо, а денег не отдать. Потому-то и приглашал нас с Надей в отдельный номер. Но я заранее попросил инспектора Столбового быть начеку, хотя до его вмешательства, слава богу, дело не дошло.

— Что ж, Василий Николаич, поздравляю вас с успешной операцией, — отхлебнул Серапионыч еще глоток чая со скляночной добавкой. — И что вы теперь собираетесь делать?

— Как что? — удивился Дубов. — Вернуть деньги Кассировой. Так что, доктор, если вам не трудно, пригласите ее ко мне в контору ну хотя бы сегодня часов в шесть. А заодно и сами заходите. Только не говорите госпоже Кассировой, зачем я хочу ее видеть, пусть это будет маленький сюрприз. — Василий Николаевич глянул на свои дамские часики. — О, что-то мы тут засиделись. Пора и за дела.

Доктор поспешно допил остатки чая, и все трое покинули зал ресторана.

Ровно в шесть вечера отворилась дверь, и, совсем как несколько дней назад, в сыскной конторе появились Софья Кассирова и Серапионыч. Как и в прошлый раз, доктор поддерживал поэтессу под руку, а лицо госпожи Кассировой выражало египетскую муку.

— Добрый вечер, Василий Николаевич, — голосом умирающего аллигатора произнесла Софья. — Добрый вечер, госпожа… — Эти слова относились к Чаликовой, которая, в отличие от прошлого раза, находилась не в «девичьей», а тут же в конторе, сидя на стульчике у окна.

— Госпожа Чаликова, — представил Дубов Надю. — Помогает мне вести ваше дело.

— Вы меня пригласили, чтобы сообщить, как продвигаются поиски? — таким же слабым голосом продолжала поэтесса.

— Да, пожалуй, — согласился детектив. — Хотя, собственно, поиски уже завершены. Наденька, прошу вас!

Надя с трудом оторвала от пола стоявшую в углу за фикусом хозяйственную сумку, поставила ее на стол Дубова, заблаговременно освобожденный от всего лишнего, и с ловкостью фокусника-иллюзиониста принялась извлекать тысячедолларовые пачки. Кассирова с широко открытыми глазами и ртом глядела на чаликовские священнодействия.

— Ровно девяносто тысяч, — провозгласил сыщик, когда содержимое хозяйственной сумки иссякло, а на столе выросла приличная горка.

— Василий Николаич! — вскричала Кассирова, когда до нее наконец-то дошел смысл происходящего. — Вы нашли их! — И не успел Дубов увернуться, как поэтесса заключила его в могучие объятия.

— Ну что вы, зачем же так, — смущенно бормотал детектив, пытаясь освободиться от железных тисков, похожих на пасть священного нильского крокодила.

Внезапно Кассирова перешла на деловой тон:

— Простите, но вы сказали, что здесь девяносто тысяч. А я потеряла сто.

— Ну знаете, — ахнула Надя, — сказали бы спасибо, что вообще…

— Насколько я помню, — поспешно перебил Василий, потирая пострадавшие бока, — вы обещали десять тысяч посреднику. Он их и получил. А вот ваши девяносто — потрудитесь пересчитать.

Издав горестный вздох дочери фараона, потерявшей возлюбленного в водах священного Нила, госпожа Кассирова принялась пересчитывать «зелененькие», но тут зазвонил телефон. Дубов поднял трубку:

— Сыскная контора слушает. А, добрый денек, Ольга Ильинична.

— Василий Николаич, вы не очень заняты? — сквозь помехи раздался из трубки знакомый голос писательницы Заплатиной. — Угадайте, откуда я звоню.

— Судя по слышимости, откуда-то с Марса, — наугад предположил детектив.

— А вот и не угадали! Из вашей гостиной на Барбосовской. Заглянула к вам в гости, но не застала, а Софья Ивановна уговорила меня вас подождать. И даже напоила чаем со своими непревзойденными сандвичами.

— Да, сандвичи у Софьи Ивановны бесподобные, — согласился Дубов. — Ольга Ильинична, если вы не спешите, то подождите — я скоро буду. Вот отпущу клиента…

— Нет-нет, ради меня не торопитесь, — ответила госпожа Заплатина, — просто пока Софья Ивановна готовила сандвичи, я взяла с полки павленковского Пушкина и еще раз просмотрела его переписку.

— И что же?

— Не хочу вас разочаровывать, но боюсь, что с тем якобы пушкинским письмом мы с вами дали маху.

— То есть? — чуть нахмурился Василий.

— Мы написали его по-русски, а в ту пору с дамами было принято переписываться по-французски. У Павленкова имеются даже соответствующие примечания. Разве что письма Пушкина к Наталье Николаевне: пока та была его невестой Н. Н. Гончаровой, он писал к ней по-французски, а когда она стала его супругой Н. Н. Пушкиной, то уже перешел на «великий и могучий». Кстати, это ведь Александр Сергеич так его назвал?

— Нет, кажется, Иван Сергеич, — не совсем уверенно ответил Дубов. При этом имени Кассирова оторвалась от пересчета долларов и нервно оглянулась.