Похищенная принцесса - Анна Грейси

Было ли это правдой? Или, перефразируя слова Барда: не слишком ли Калли протестовала[11]?

* * *

А не всё ли равно? Ведь этот человек уже умер.

Странно, подумал Гэйб. Он так недолго и столь мало знал Калли, но она каким-то образом стала важна для него. И дело вовсе не в похоти, хотя его и охватывало возбуждение всякий раз, когда он находился рядом с ней. Уж этот ее рот точно станет когда-нибудь причиной его гибели!

Он застонал, просто вспомнив о том, какова она на вкус, о ее сладком трепетном отклике.

Калли едва не растаяла в его объятиях. Если бы они не стояли, она бы уже стала его.

Впрочем, Гэйб не раз прежде испытывал вожделение, но никогда оно не ввергало его в панику при одной мысли о том, что женщина покинет его. Он ни разу в жизни не тревожился ни из-за одной женщины. Но это ощущение в его груди, когда она объявила о своем отъезде... он был совершенно уверен, что испытал некое подобие паники.

Солдат в нем отреагировал незамедлительно, спасая свое положение: он взял в залог ее багаж. И не отдавал, пока Калли не пообещала ему остаться. Это, безусловно, не являлось одним из его наиболее выдающихся военных маневров.

И только потом Гэбриэл осмыслил свои действия. Но ничего не поделаешь, для него стало потрясением сознание того, что это имеет столь же огромное значение, как вопрос жизни и смерти. После такого краткого знакомства ему не следовало допускать какие-то мысли или строить определённые замыслы. Но, казалось, его ничто не могло остановить. Гэйб не владел собой. Незаметно подкравшись, словно стрелок в ночи, она попала ему точно в сердце.

Он понятия не имел, что это может произойти вот так. Признаться, он никогда не намеревался остепениться, никогда не думал о браке.

Брак? Ну, разумеется, Гэйб ни о чем подобном и не думал. Не мог даже представить.

Брак придуман для другого рода мужчин, старших сыновей, которым необходимы наследники, для мужчин, нуждающихся в богатых наследницах, или для влюбленных глупцов.

Гэйб вовсе не являлся семейным человеком; он не знал своего отца, никогда не жил в семейном гнезде. Насколько помнится, он видел своих старших братьев всего дважды в жизни. Может, трижды. И эти встречи проходили неловко и натянуто и вовсе не способствовали желанию видеться теперь, когда они стали взрослыми.

Его отец умер, когда Гэйб был на войне, а братья даже не подумали известить его. Вскоре пришла весть о смерти матери, которую он не видел с тех пор, как вырос. Больше всего его поразила кончина двоюродной бабушки Герты: то горе, которое он испытал, узнав о смерти суровой старухи, потрясло его своей мощью. Будучи самой дальней родственницей по крови, она стала самым близким членом семьи, не считая Гарри. Так что - нет, семейным человеком он не был.

Он также не нуждался и в наследнике. Будучи третьим сыном, Гэбриэл мало на что мог претендовать, а его наследники претендовали бы еще на меньшее.

Ему не было нужды жениться на наследнице или зарабатывать себе на пропитание. Двоюродная бабушка Герта оставила ему Грейндж и большую часть своего состояния, правда, с оговорками, да благословит Господь старушенцию-тираншу. Но в этих оговорках о женитьбе не было ни слова.

Что касается глупой влюбленности, то он никогда не представлял, что это может случиться с ним. Гэбриэл не намеревался допускать подобного. Влюбленные способны вытворять ужасные вещи друг с другом, а в результате страдали невинные. Он и Гарри испытали это на своей шкуре, хотя и по-разному. Плохо уже то, что люди ломали друг другу жизнь, но то, что дети становились заложниками неудачного брака...

Гэйб вытащил несколько листков писчей бумаги, слегка пожелтевшей, так как ее не трогали со времен бабушки Герты. Он наблюдал за тем, как другие раз за разом влюблялись, и считал, что его минует сия стезя в силу неуязвимости. Он даже сейчас не был уверен в случившемся.

Гэйб лишь знал, что каждый раз, глядя на Калли, он хотел прикасаться к ней, целовать ее, обнимать. И внутреннее чутье подсказывало, что он не должен ее отпускать.

Он потряс чернильницу. Это чутье позволило ему пережить восемь лет войны. И теперь Ренфру не собирался сбрасывать его со счетов.

Последние солнечные лучи коснулись восьмиугольного полукруглого окна и погасли. Скоро стемнеет. Калли пока не сдалась, но дала ему отсрочку. У него впереди целая ночь. Ему нужно, по меньшей мере, еще две. Именно столько времени понадобится остальным, чтобы добраться сюда.

В пути Калли гораздо уязвимей. Гэйб не хотел пугать ее еще сильнее, но если бы он был графом Антоном, и его добыча ускользнула бы из-под носа, он поставил бы людей на всех главных дорогах, ведущих из Лалворта, и на нескольких основных постоялых дворах по пути в Лондон. Одинокую женщину и хромого мальчика легко выследить.

Когда она отправится в Лондон, решил Гэйб, её будет сопровождать четверка лучших - Архангелы Герцога или, как некоторые называли их, Всадники дьявола: Рейф, Гарри и Люк. И, разумеется, он сам.

Гарри уже ехал сюда, перегоняя лошадей.

Рейф гостил в Элдершоте, пытаясь заставить себя сделать то, что от него ждала семья, - нет, то, к чему его принуждали, как бы мысль об этом ни стояла у Рейфа поперек горла, - жениться на наследнице.

Что же до Люка, то тот был в Лондоне, но, Бог знает, чем там занимался, - всем, чем угодно, чтобы стереть воспоминания о Монастыре Архангелов. Бедняга Люк. Из них всех его больше всего преследовало прошлое. Гэйб опасался, что если его друг не научится справляться с ним, то обезумеет. Лучше пусть Люк сейчас побеспокоится о настоящей проблеме, о чем-то, происходящем здесь и сейчас, о женщине и ребенке, которых он может защитить.

Гэйб обмакнул перо в чернила и стал писать.

* * *

Ужин тем вечером подали в маленькой комнате для завтраков, и вновь миссис Барроу отрядила мальчиков помогать носить блюда, на сей раз спросив разрешения у Калли. Она сначала накормила мальчишек на кухне, приговаривая:

- Манеры юного Джима не подходят для общества, ваше высочество. А ваш Ники такой правильный юный джентльмен, прям больно смотреть, потому полагаю, Джим вскоре научится, как себя вести.

Калли не удивилась словам миссис Барроу. Ники был до боли правильным, это стало еще заметнее здесь, в более вольной обстановке.

Дома, когда они ужинали en famille[12], Руперт всё время поучал и критиковал сына: его манеры, поведение, то, как он разламывал кусок хлеба, попыткам ответить на обращенные к нему реплики отца.

Руперт был неплохим человеком, печально подумала Калли, но он решительно ковал из сына принца, достойного его имени. Его методы подавляли маленького чувствительного мальчика. И ей следовало это исправить.