Изгнание из рая - Елена Крюкова

В черных хищных глазах Бородатого просверкнула искра уваженья к смышленому парню. Он сжал руку в кулак на белой скатери, и коричневая рука напомнила Мите выворотень, выкорчеванный из чернозема доброй мотыгой.

– Недурно придумано. Все разложил по полочкам, старик, па-здра-вляю. Есть только одно «но». Если твой чертов свидетель вдруг начнет стрелять в моего чи-лавека?.. А?.. И они убьют друг друга, так, невзначай, играясь, а ты подберешь колье – и деру через черный ход?..

– Им смысла нет палить друг в друга, – стараясь оставаться невозмутимым, ответил Митя. – Это бессмысленно во всех отношеньях. Дайте мне, наконец, съесть лангет. И закажите себе что-нибудь. Надо же подкрепиться перед вечерним спектаклем.

Бородатый ожег его откровенно уничтожающим взором. Почесал ногтем заросшую щеку. Подозвал официанта. Пока он, тупо, близоруко уставившись в меню, перечислял поросеночку все, что компания могла бы тут распробовать, Митя пытался прислушаться к тому, о чем говорили за столом спутники Бородатого. Из обрывочных русских фраз, вставленных ярким серебром в беспросветную витиеватую чернь кавказской речи, он узнал, что разбойного вида мужики занимаются взрывами мирных жителей в городах России и покупкой дорогостоящего разнообразного оружья в городах Азии, Европы и Америки – словом, Зимней войной в Чечне, навязшей у всех в зубах, как острая щепка, расцарапавшая десну и рот до крови.

– Ну что, пошли?.. – После ужина Бородатый вскочил из-за стола, как на пожар. – Мы ждем тебя в машине. Звони своему свидетелю. Жди его. Арриведерчи. Если обманешь или уйдешь – пулю в лоб…

– Да куда он уйдет, Магомед, – перебил его бритый, – разве только вознесется с крыши к небу…

Митя расплатился по счету с розовым поросеночком. Он так и не допил «киндзмараули». Проклятые мафиози. Проклятые.

Когда он подходил к телефону-автомату в холле, чтобы позвонить Инге – кому ж ему было еще звонить?!.. ну не Лоре же, в конце концов!.. хотя что это за такая «она», ведь о «ней» же сболтнул один из бандитов, а не об Эмиле!.. – и судорожно искал в кармане карточку, ему пришло в голову, что можно ведь совсем дать деру из этой поганой надоевшей, преступной, жуткой страны России. За кордон. За бугор. С концами. Со всей требухой. В тот же Париж. La duce France. Умотать – и не видеть, не слышать. За те деньги, что еще болтаются у него на счету, словно дерьмо в проруби, за эти сотни тысяч паршивых баксов он с тем же успехом может купить себе квартиру и на Шанз Элизе.

Он не думал, что он дозвонится до Инги.

Он думал, что она развлекается где-нибудь с вечной Региной – уж не лесбиянки ли девочки, подозрительно нежничают!.. – в другом, более веселом месте, не в унылом «Интуристе». И странно, мелодично, как бой старинных часов, прозвенел в трубке ее голос. Это шутки мембраны. Это тишина звезд, повисшая по обоим концам провода.

– Инга?..

– Дмитрий?..

Почему в ее голосе, нежном и звучном, будто поющем, всегда слышится легкая, обидная насмешка, будто бы перед ней цыпленок, только что вылупившийся из яйца, и он не может склюнуть зернышко, и падает, задрав голые лапки?..

– Инга, я попал в переплет. Помоги мне. Приезжай. Одна подробность. У тебя есть оружие?

Молчанье в трубке. Он воочию видел, как она улыбается.

– Есть.

– Захвати с собой.

– Кого-то надо отстрелять?.. знаешь, Митя, я не киллер…

– Тебе и не надо быть им. Тебе надо немножко, полчаса, побыть свидетелем.

Она звонко, ярко захохотала. Будто в черном смоляном небе разорвался, вспыхнул сумасшедший цветной салют.

– И что я должна свидетельствовать?..

Он отчего-то увствовал – она сама знает, что. У него было чувство, что его просвечивают насквозь. Он сжал трубку в руке. При одной мысли о том, что сегодня, сейчас он ее увидит, у него занялось дыханье.

– Ничего особенного. Я на твоих глазах передам одному подонку одну клевую вещицу, и он от меня отцепится. Не слишком красивая история, прости. Ну, такая обычная история. В Москве такие разборки на каждом шагу. Что, объяснить тебе все в подробностях?..

– Не надо. Я не так глупа. Я приеду к тебе. Куда?..

– К «Интуристу». Я буду мотаться у входа, за стеклянными дверями. Ты увидишь меня. Мой «форд» на стоянке рядом. Эти бесы ждут меня в машине. Мы поедем с тобой ко мне. Они – за нами. Не бойся ничего. Стрелять они не будут. Вообще никто не будет стрелять. Обычная дипломатическая предосторожность.

– Бесы?.. Так ты сказал?..

Голос Инги снова смешливо дрогнул. Бесы, да, бесы, разве можно иначе назвать людей, что кладут взрывчатку под сонные ночные дома. Кровь, и боль, и визг, и женский плач, и осыпающиеся руины, и стекла, выбитые взрывной волной – как выдавленные глаза. Свобода. Так вот какая она. Зачем только она есть на свете, свобода. А тебе хочется тюремной решетки, Митенька?!.. По централу тоскуешь?!.. Если тебя заловят с пушкой в руках – централ тебе будет обеспечен. Ха! Ты откупишься. Ты богат. Ты откупишься от всего. И от смерти… тоже.

– Сволочи, одним словом. Приезжай, Инга. Ты… – он замолк. Слышал, как бьется под ребрами, как сердце старательно гонит кровь по жилам. – …будешь в маске?.. что ты за венецианка, черт возьми…

– Да, черт, – спокойно сказала она. – Разве тебе не нравится моя очаровательная маска?..

– Черт с тобой. Приезжай хоть в маске, хоть без маски, хоть вываляйся в меду и перьях, но приезжай скорей. Какой у тебя револьвер?..

– «Браунинг». Новехонький.

– Это дело. Ты разбираешься в оружии?.. Ты мне поможешь купить пушку, о’кей?..

Он, стоя у настенного ободранного телефона, услышал в трубке серебристый смех, будто иней, сверкающий в фонарном свете, вызвездил светлый, голубой норковый мех у горла морозной зимней ночью.

Она приехала моментально, он оглянуться не успел. Обе машины заскользили по черному шоссе вдаль, мимо дико горящих фонарей, мимо исступленно мечущихся реклам. Зачем жизнь?.. Зачем жить?.. Чтобы ошибаться и рисковать; чтобы покупать и откупаться; чтобы обманывать и быть обманутым. А что лучше – обманывать или быть обманутым?.. Хрен редьки не слаще. Эмиль предал его. А кто же такая «она»?.. Та, что знает о картине. Лора?.. Все станет ясно завтра. И завтра же утром он, вместе с советчицей Ингой, купит хорошую пушку – хоть в оружейной лавке, хоть с рук. Девочка шустра неимоверно, она знает продавцов, кто недорого возьмет за хорошее оружие. А что, если… Он, держа руки на руле, чуть не скорчился за рулем от смеха. Что, если он купит револьвер у этих, восточных рахат-лукумов?! То-то они обрадуются! Лишние баксы в карман! Нет, нет, он не хочет иметь с гадами больше никаких дел. Он швырнет им колье – и постарается забыть их, забыть. Так же, как он забыл дворников. Иезавель. Снегура. Анну. Лангусту. Так же, как он забудет… Эмиля?!.. Нет, Папаша вечен. Его Россия не забудет, не то что жалкий Митя Морозов.