Ракушка на шляпе, или Путешествие по святым местам Атлантиды - Кружков Григорий Михайлович

Как много славных бардов золотят Чертоги времени… —

не есть ли реминисценция из трактата Сидни: «Природа — бронзовый кумир, лишь поэты покрывают его позолотой»?

Филип Сидни

Из романа «Аркадия»

О милый лес, приют уединения! Как любо мне твое уединение! Где разум от тенёт освобождается И устремляется к добру и истине; Где взорам сонмы предстают небесные, А мыслям образ предстает Создателя, Где Созерцания престол находится, Орлинозоркого, надеждокрылого; Оно летит к звездам, под ним Природа вся. Ты — словно царь в покое не тревожимом, Раздумья мудрые к тебе стекаются, Птиц голоса несут тебе гармонию, Возводят древеса фортификацию; Коль мир внутри, снаружи не подступятся. О милый лес, приют уединения! Как любо мне твое уединение! Тут нет предателя под маской дружества, Ни за спиной шипящего завистника, Ни интригана с лестью ядовитою, Ни наглого шута замысловатого, Ни долговой удавки благодетеля, Ни болтовни — кормилицы невежества, Ни подлипал, чесателей тщеславия; Тут не приманят нас пустые почести, Не ослепят глаза оковы золота; О злобе тут, о клевете не слышали, Коль нет греха в тебе — тут грех не хаживал. Кто станет поверять неправду дереву? О милый лес, приют уединения! Как любо мне твое уединение! Но если бы душа в телесном здании, Прекрасная и нежная, как лилия, Чей голос — канарейкам посрамление, Чья тень — убежище в любой опасности, Чья мудрость в каждом слове тихом слышится, Чья добродетель вместе с простодушием Смущает даже сплетника привычного, Обезоруживает жало зависти, О, если бы такую душу встретить нам, Что тоже возлюбила одиночество, Как радостно бы мы ее приветили. О милый лес! Она бы не разрушила — Украсила твое уединение.

Из книги сонетов «Астрофил и Стелла»

* * * Не выстрелом коротким наповал Амур победы надо мной добился: Как хитрый враг, под стены он подрылся И тихо город усыпленный взял. Я видел, но еще не понимал, Уже любил, но скрыть любовь стремился, Поддался, но еще не покорился, И, покорившись, все еще роптал. Теперь утратил я и эту волю, Но, как рожденный в рабстве московит, Тиранство славлю и терпенье холю, Целуя руку, коей был побит; И ей цветы фантазии несу я, Как некий рай, свой ад живописуя. * * * Как медленно ты всходишь, Месяц томный, На небосклон, с какой тоской в глазах! Ах, неужель и там, на небесах, Сердца тиранит лучник неуемный? Увы, я сам страдал от вероломной, Я знаю, отчего ты весь исчах, Как в книге, я прочел в твоих чертах Рассказ любви, мучительной и темной. О бледный Месяц, бедный мой собрат! Ответь, ужели верность там считают За блажь — и поклонения хотят, Но поклоняющихся презирают? Ужель красавицы и там, как тут, Неблагодарность гордостью зовут? * * * Ужели для тебя я меньше значу, Чем твой любимый мопсик? Побожусь, Что угождать не хуже я гожусь, — Задай какую хочешь мне задачу. Испробуй преданность мою собачью: Вели мне ждать — я в камень обращусь, Перчатку принести — стремглав помчусь И душу принесу в зубах в придачу. Увы! мне — небреженье, а ему Ты ласки расточаешь умиленно, Целуешь в нос; ты, видно по всему, Лишь к неразумным тварям благосклонна. Что ж — подождем, пока любовь сама Лишит меня последнего ума. Песня пятая Когда во мне твой взор надежду заронил, С надеждою — восторг, с восторгом — мыслей пыл, Язык мой и перо тобой одушевились. Я думал: без тебя слова мои пусты, Я думал: всюду тьма, где не сияешь ты, Явившиеся в мир служить тебе явились. Я говорил, что ты прекрасней всех стократ, Что ты для глаз — бальзам, для сердца — сладкий яд, Что пальчики твои — как стрелы Купидона, Что очи яркостью затмили небосвод, Что перси — млечный путь, речь — музыка высот, И что любовь моя, как океан, бездонна. Теперь — надежды нет, восторг тобой убит, Но пыл ещё живёт, хотя, сменив свой вид, Он, в ярость обратясь, душою управляет. От славословий речь к упрёкам перешла, Там ныне брань звучит, где слышалась хвала; Ключ, заперший ларец, его ж и отпирает.